Второе пришествие

– Тогда нам остается покорно ждать, как будут развиваться события в соответствии с Его начертаниями?

Патриарх встал и прошелся по кабинету. Затем снова сел в кресло.

– Мы не должны повторять ошибок папы Льва Десятого. Он огласил буллу "Exsurge Domine" и успокоился, полагая, что благодаря ней все само рассосется. Это было крайне наивно так думать с его стороны. Он не понимал. что реально происходит вокруг. В тезисах Лютера был свой резон, и в тезисах епископа - тоже. Но это совсем не означает, что мы должны их принимать. Наоборот, опровергать, бороться с ними еще ожесточенней. Каждый это должен делать доступными ему средствами.

– Епископ Антоний будет наказан?
– поинтересовался Чаров.

– Он будет лишен сана. Но это совсем не главное средство борьбы с ним, оно ничего не решит. Лев Десятый тоже отлучил Лютера. А что это дало? Предстоит тяжелая идеологическая борьба. И далеко не все козыри на нашей стороне, мы должны отдавать себе в этом отчет. Нам надо подумать, какие из его идей взять самим на вооружение. Если тупо все отвергать, то мы лишь усилим его позицию.

– Какая же моя роль?

У патриарха был такой вид, как будто он не собирался отвечать на заданный ему вопрос.

– Решайте сами, что вам делать в этой ситуации. Но помните, какая большая ответственность за судьбу церкви возложена на всех нас.

46

Введенский уже не сомневался, что за солидный срок знакомства так и не узнал по-настоящему Веру. Другое дело, знает ли она себя? Но выяснение этого вопроса он оставил на потом, а пока он купался в теплых потоках их любви. Вера была просто неистова, она могла заниматься сексом сколько угодно и где угодно. Готова была не вылезать из кровати едва ли не целый день. Ее натура требовала все новых порций наслаждения, и он уже не всегда был способен удовлетворить этот проснувшийся сексуальный аппетит Гаргантюа.

Это превращение из целомудренной девушки в сладострастную женщину, конечно, радовало его. Несмотря на свою к ней любовь, ее прежнее поведение, ее неприступность изнуряло Введенского, подчас доводило до отчаяния. Но это преобразование уж больно было внезапным, ему было трудно до конца осознать, как такое может происходить. Ведь по сути дела случился акт рождения нового человека; в этой новой Вере оставалось совсем немного от прежней Веры. И вся эта грандиозная метаморфоза заняла самые сжатые сроки.

Однажды он попытался выяснить, что же с ней вдруг такого случилось? Почему ту сторону своей натуры, которую так неистово демонстрирует она сейчас, были надежно сокрыты в ней раньше?

Они лежали в кровати после бурного финиша в их долгой любовной игре, обнаженные, не прикрытые одеялом. Услышав его вопрос, Вера задумалась.

– Если думаешь, что я была раньше не искренной или не искренняя сейчас, то, уверяю, ты заблуждаешься. Тогда я была такой, не потому что себя насильно принуждала к такому поведению, а потому что оно исходило из моей души. А сейчас веду сейчас по-другому, и это тоже исходит из моей души.

– Но так не бывает, Вера!

– Да, откуда тебе знать, знаток человеческих душ.

– Я понимаю, каждый человек развивается, эволюционирует, меняется, но не так же кардинально. Рядом со мной словно бы два совершенно разных человека. Это чудо какое-то.

– Может, и чудо, - согласилась Вера.
– Но разве не чудо все то, что с нами происходит в последнее время.

– Что ты имеешь в виду?

– Наше знакомство с Иисусом, мою дружбу с Марией Магдалиной. Это она меня научила всему. Она сказала: если любишь, то грех прятать это чувство, словно в ящик. Оно должно сверкать всеми красками и радовать тебя и твоего возлюбленного. Главное в жизни - это счастье, особенно для женщины. Именно это и проповедал Христос, да только затем его взгляды исказили. И тогда я поняла, что должна решить для себя, чего же я хочу по-настоящему, для чего и для кого я предназначена? С какого-то момента еще до встречи с Марией у меня появлялись ощущения, что я не всегда делаю то, чего на самом деле желаю. Иногда поступаю по привычке, по какому-то заведенному распорядку. И это меня мучило.

– Так сказала бы мне, вместе бы и разобрались.

– Тебе-то как раз и не могла сказать. Разве не понятно? А больше было некому. Ты знаешь, близкой подруги у меня никогда не было.

– Меня всегда это удивляло.

– С близкой подругой надо быть искренней, как с самим собой. А может, даже еще искренней. А я не чувствовала в себя желания иметь рядом с собой такого человека. Мне казалось: то, что происходит в моей душе, принадлежит только мне. И лишь, когда мне встретилась Мария, то захотелось раскрыть ей все, что есть в моей душе. Так я и поступила.

– Я об этом не знал.

– А это знание не было предназначено для тебя.

Введенский почувствовал некоторую обиду. Вера сразу же ощутила ее.

– Ты не должен на меня обижаться, мне нужно было выработать правильное отношение к тебе. Не забывай, что я получила суровое религиозное воспитание. А оно определяло и мои мысли, и мое поведение. Я же была уверенна в незыблемости всех этих постулатов. Они были для меня вечными, как солнце, луна, звезды.

– Послушай, - вдруг пришла к Введенскому странная мысль, - а ты сейчас веришь в Бога?

Реакция Веры на его вопрос изумила его. Она громко и весело засмеялась.

– А разве можно верить в Бога, если ты знакома с ним. Его можно любить, Им можно восхищаться, с Ним можно общаться, советоваться. И много еще чего. Даже заниматься любовью.

– Ты хочешь заниматься с Ним любовью?
– Почему-то от этой мысли Введенский даже похолодел.

– А что тут такого. У него же есть член, совсем такой, как у тебя. В этом вопросе вы очень похожи.
– Она взяла в руки член Введенского.
– Но я не собираюсь это делать, у него же есть супруга. А от своего религиозного воспитания я четко усвоила святость брака. Изменять - это не по мне.

– Но мы с тобой занимаемся сексом, но официально не женаты и не венчаны.

– Это не столь важно, я считаю себя твоей женой. Впрочем, надеюсь, что как-нибудь мы официально поженимся. Я даже не настаиваю на венчании, это не обязательно. Меня сейчас беспокоит другое.

– Что же, если не секрет?

– Что будет с церковью, со всеми нами после поступка епископа Антония.

– Ты против того, что он сделал?

– Вовсе нет. Но я волнуюсь. Столько людей, которых я близко знаю, могут пострадать. В том числе мой отец. А это меня сильно беспокоит.

– Речь идет о крайне важных вещах. Многие судьбы будут раздавлены. Но тут ничего не изменишь, каток истории идет по людским головам.

– Это я понимаю, - вздохнула Вера.
– Но когда речь идет о близких людях, история как-то отступает назад. Послушай, а если поговорить с Ним.

– О чем?
– Введенский сразу понял, что Вера имеет в виду Иисуса.

– Пусть Он сделает, чтобы все прошло гладко. По крайней мере, без ужасных коллизий.

– У меня возникали такие мысли. И я даже говорил с Ним на эту тему. Но Он считает, что люди сами должны разбираться в своих противоречиях. Иначе они никогда не повзрослеют. Упование на высшие силы делает нас чересчур зависимыми от них, отучает мыслить самостоятельно и брать ответственность на себя за свои решения и поступки. Примерно так Он мне ответил. Ведь он был во время выступления епископа Антония на площади у церкви, но не произнес ни слова, просто незаметно удалился. Я даже пропустил момент, когда они все исчезли, словно бы испарились в воздухе. Хотя не исключено, что так оно и было. Удивительно то, что и Иисус и епископ Антоний придерживаются сходных позиций. Они оба считают, что нужно реформировать даже не церковь, а само христианство. Ведь церковь - это лишь его порождение. Ошибка вкралась в учение. И Он это признает.