Второе пришествие

– Буду признателен.

На этот раз протоирей налил двойную порцию. Матвей осушил ее одним глотком. Он все понял, подумал Чаров.

– Любой грех нам будет отпущен, кроме одного.

– Какого?
– напряженно спросил Матвей.

– Если мы ничего не предпримем.

– Я понимаю. Но что именно?

– Помните историю Маттафия?

– Он убил еврея, принёсшего жертву на алтаре, построенном греками. Это послужило началом восстания против Антиоха IV Епифана, осквернившего Иерусалимский храм.

– Ваше знание Библии восхищает, - снова похвалил Матвея Чаров.

– Но вы намекаете, что я, как Маттафий...

– Разве я сказал, что вы, Матвей Вениаминович, как Маттафий. Такого я не говорил.

– Но тогда что?

Вид Матвея был растерянным и испуганным одновременно. Это пришлось не по душе Чарову. Хотя, чего другого он мог ожидать при таком напряженном разговоре?

– Совсем не обязательно, что в качестве Маттафия должны выступить вы. Но прежде скажите, по вашему мнению, какой участи заслуживает епископ Антоний?

– Грехи его тяжкие. Они заслуживают смерть.

Чаров облегченно вздохнул, их мысли, наконец, совпали.

– Прискорбно, но я разделяю ваше суждение.

– Патриарх..., - начал было Матвей.

– Оставьте в покое патриарха. Оно уже один раз прозвучало в нашем разговоре. И этого вполне достаточно. Все остальное мы сами.

– Вы правы, - пробормотал Матвей.
– Я назвал его ошибочно.

– Надеюсь, этого больше не повторится.

Матвей кивнул головой.

Чаров слегка наклонился в его сторону.

– Вопросов с деньгами не возникнет, их будет ровно столько, сколько потребуется для дела.

– Но какова непосредственно моя роль?

– Найдите того, в чьи руки мы вложим наш карающий меч.

– Я сделаю, что мне поручено.

48.

– Я давно хотел поехать в какой-нибудь монастырь. Вы с нами?

– Разумеется, с вами. Но почему именно в монастырь?

– Считается, что в монастырях люди ближе к Богу, они идут туда, чтобы слиться с ним. Я прав?

– В целом, да.

– А не в целом?
– Иисус внимательно посмотрел на Введенского.

Тот слегка замялся.

– В детстве и в юношеском возрасте я довольно часто бывал в монастырях. Меня туда возил отец по разным делам. И я немного общался с монахами, наблюдал за их жизнью. И у меня в целом не сложилось впечатление, что эти люди ближе к Богу, чем обычные верующие. Хотя, конечно, были и необычные личности, аскеты, невероятно набожные, ничем больше не интересующие, кроме своего служения.
– Введенский замолчал.

– Почему замолчали, Марк?

– Но даже эти люди не производили на меня большого впечатления, у меня не было ощущения, что они заняты чем-то важным, тем более божественным. Когда я стал постарше, то спрашивал себя: а что такое быть ближе к Богу? В чем заключается смысл этого? Да и нужно ли это вообще? Меня сильно смущало то обстоятельство, что служение этих людей никак не влияло на остальной мир, он не становился от этого ни на йоту лучше. А коли так, к чему все эти жертвы, нужны ли вообще эти страстотерпцы? Не напрасны ли все их старания? Может быть, существует иной путь? Когда я стал старше, занялся научной работой, то даже возникала мысль написать на эту тему книгу.

– Почему же не написали?

– В какой-то момент я понял, что не готов к такому труду, мне не хватает личного опыта. Эта тема, на самом деле, гораздо сложней, чем кажется снаружи. У многих монастыри, монахи и монахини вызывают стойкое неприятие. Если быть честным, то я и сам такой, люди в черных сутанах отталкивают меня. Это была одни из причин, остановившая меня от работы над такой книгой. Я вдруг понял: пока я не пойму, в чем тут дело, нельзя приступать к труду, он выйдет чрезмерно субъективным и эмоциональным.

– И вы поняли?

– Меня захватили другие темы, и эта отступила на второй план. А сейчас меня она и подавно не интересует. Есть гораздо более важные сюжеты.

– И, тем не менее, мы решили наведаться в монастырь. Это в ста километрах отсюда. Договорились с настоятелем о встрече. Правда, пришлось пойти на обман, сказали, что мы представители одной ближневосточной церкви. Хотя в каком-то смысле так оно и есть. Надеюсь, вы нас не разоблачите, Марк?

– Постараюсь.

– Тогда в путь.

Все заняли места в микроавтобусе. Введенский тайком сосчитал присутствующих; на этот раз был полный состав. Кроме Марии Магдалины. Но это было понятно, они же отправлялись в мужской монастырь, и женщины в их рядах выглядела бы неуместно.

Машина неслась по трассе. За рулем, как обычно, сидел Иисус. Он управлял микроавтобусом с огромным удовольствием, и Введенский уже не первый раз удивлялся этой его страсти. Уж больно она не соотносилась с его божественным статусом.

Апостолы довольно вяло переговаривались между собой как обычно, когда никого чужого не было рядом, по-арамейски. Введенского таковым они, по-видимому, уже не считали. Хотя он неплохо владел этим языком, но понимал не все. А то, что понимал, не вызвало у него большого интереса, спутники Христа обсуждали преимущественно свои бытовые дела. Он-то предполагал, что они станут говорить о реформе епископа Антония, но никто ни разу не произнес этого имени. Такая позиция, зная про горячие споры по этому вопросу, была ему не совсем понятна.

Место, на котором располагался монастырь, потрясло Введенского своей красотой. Он находился на высоком берегу реки, откуда открывался великолепный вид на окрестности. Простор казался абсолютно безграничным, уходящим в неведомую даль и теряющийся в полупрозрачной, словно вуаль, дымке. Царило невероятное спокойствие, мир казался незаселенным, по близости не было видно ни одного, даже самого малюсенького поселения. И вообще следов пребывания человека на планете. За исключением обители.

Их пустили вовнутрь. Некоторое время они гуляли по территории, рассматривая каждый монастырский уголок. Обитель была не очень ухоженная, было заметно, что пребывающие здесь монахи, мало заботились об ее внутреннем убранстве. Трава не скошена, на тропинках валялся мусор. А уж когда они по нужде стали ходить в туалет, то старались как можно быстрей выскочить из него. Технически он был оснащен примерно так же, как лет сто, а то и все сто пятьдесят назад, к тому же царила страшная антисанитария, а ноздри забивала ужасная вонь.

Ничего подобного Введенский давно не встречал, да и не ожидал тут встретить. Во многих монастырях, которые он посещал, было чисто и ухожено, а туалеты - вполне современные. Почему тут все было так, как было, он не понимал. Неужели местным монахом не противна эта грязь и антисанитария? Ему стало одновременно грустно и неприятно.

Пока они ходили по монастырю, Иисус не проронил ни слова. По выражению Его лица тоже было невозможно понять, что Он думает и чувствует. Правда, в какой-то момент, оказавшись рядом с Введенским, Он как-то странно посмотрел на него. У Введенского возникло чувство, что Ему неудобно за то, что они тут видят.