Второгодка. Книга 3. Ученье свет
Шрифт:
— Чего? — обернулась ко мне Альфа. — Ешь, остынет. Ты что, насытился уже?
— Насытился ли я? Ты спросила, насытился ли я?
— Ну да, — кивнула она.
— Нет, я не насытился. Я невероятно далёк от насыщения, — ответил я. — Но я не ем. И тебе не советую.
— Почему? — удивилась она.
— Потому, что очень скоро я начну тебя жать и мять.
— Какой ужас, — прошептала Альфа и сделала испуганные глаза. — Какой кошмар.
Она засмеялась. Она немного захмелела от вина и от еды. И, может быть, от спокойной обстановки. Может быть, каждый вечер, оставаясь одна дома, она со страхом прислушивалась к шагам на лестнице.
— Лен… — сказал я и замолчал.
— Что?.. — тихо ответила она
Она тоже откинулась на спинку. Повернулась ко мне и смотрела мне в глаза. Я протянул руку. Провёл пальцами по её щеке. По шее. По плечу. Она ответила и вздохнула, чуть передёрнув плечами. Футболка, в которой она сидела, мало что скрывала. Я заметил, как одновременно с моим прикосновением ткань на ней натянулась и через неё проступили острые шишечки.
Не дожидаясь, когда я схвачу её и начну жать и мять, как я угрожал минутой раньше, она потянулась ко мне сама, обхватила за шею, привлекла к себе и поцеловала.
Всё случилось там же, прямо на диване. Никаких кроватей, никаких постелей, никаких удобств. Страсть в моменты, когда она только разгорается, бывает нетребовательной к удобствам и пожирает всё. Ей нет ни до чего дела. Нужно только больше огня. Много, очень много огня.
Но даже в такие моменты, когда двое сливаются в одно целое, каждый из них остаётся наедине со стихией, как и в случае со смертью… Так что, я не знал, провалилась или вознеслась на крыльях этой страсти моя учительница по литературе.
Сам же я провалился и улетел в далёкую и непроглядную даль. Перестал различать и цвет, и запах, и вкус. Зато слышал хрипы, и стоны. И чувствовал огонь. Всем телом. Дикий, обжигающий, пожирающий меня.
В какой-то момент показалось, что весь этот месяц был сном, что я впал в кому и всё, что со мной случилось здесь, было лишь видением. А теперь я пришёл в себя и вернулся к своей обычной жизни. И к своей женщине, которая хрипела и задыхалась в моих объятиях от счастья и неимоверной любви, от такой, которую вынести невозможно.
Это было похоже на наваждение. На фантазм. И ещё немного на смерть в зимнем лесу.
А потом… А потом, когда всё это кончилось. Когда и силы кончились, и мысли ещё не пришли в порядок, мы лежали на диване и смотрели в небо. Вернее, в потолок, и только я. Голова Альфы поднималась и опускалась, покоясь на моём животе в такт моему дыханию.
Кончиками пальцев она легонько водила по моей груди, выписывая замысловатые заклинания. А я гладил её по голове. Волосы, заплетённые в косу, растрепались и Алёнка не выглядела похожей на училку. Она была похожа на обычную девчонку, которая только что хорошенько позанималась любовью.
— Серёж…
— Да, Алён…
— А кто такая Катя?
— Не знаю, — беспечно пожал я плечами.
Вот только сердце моё сжалось и заныло, а мышь расслабленно-балдеющая, где-то там внутри подскочила и понеслась галопом по всем внутренностям.
— А мне кажется, знаешь, — сказала Лена, приподняла голову и легонько поцеловала меня в живот. — Потому что ты меня два раза назвал этим именем… Гладь, гладь! Что ты перестал гладить? Гладь…
15. Девичьи несчастья
Я посмотрел на Альфу долгим пристальным взглядом.
Если бы не коса и не характер, можно было бы сказать, что она похожа на Катю. Не на эту пьющую и в общем-то чужую женщину, а на ту Катю, молодую двадцатидвухлетнюю студентку филфака, которую я знал совсем недавно.Бурный роман, свадьба, разница в возрасте… Она была младше меня. Светлые волосы, худенькая, симпатичная, весёлая. Катя, та Катя, которую я знал, которую потерял не месяц назад, а гораздо раньше.
Как-то у нас разладилось. Слишком мало уделял я ей времени, а она не хотела ждать и делить меня с урками и начальниками, она хотела меня только себе, но это был предлог. Она бы с этим легко смирилась, если бы зарплату мне выдавали не патронами к Макарову. Это конечно метафора, фигура речи. Но с деньгами действительно было не ахти, а вот у Никитоса всё получалось неплохо, и он совмещал службу с финансовыми успехами.
Разумеется, одно зависело от другого. Это были две ноги, обеспечивавшие его стабильность. И да, на кое-какие шалости я закрывал глаза. Ну а как же, ведь это мой лучший друг. Ближе, чем брат.
А почему, спрашивала меня молоденькая, хорошая девочка Катя, Никита то, а почему Никита сё. Почему Никита приносит гостинцы, а ты говоришь, что задержали зарплату? Разве вы не вместе работаете?
Вместе, Катя, вместе. Как там в песенке нашего детства? Как положено друзьям, все мы делим пополам. Даже, как выяснилось, и тебя, Катюха, тоже. Не напополам, конечно, но всё-таки…
Я провёл рукой по растрепавшимся волосам Алёнки. Да, она бы могла стать той Катей, о которой я когда-то мечтал. Но только разве можно войти дважды в одну реку? И разве можно продолжать мечтать, когда видел то, что видел я? Смех один…
— Наверное, — усмехнулся я, — просто прохрипел что-то в пароксизме страсти.
— В чём, в чём? — засмеялась Альфа.
— Пароксизме. Ну там типа кайфу или кайфа, не знаю.
— Ты же назвал меня Катюхой.
— А-а, ну вот, это значит кайфуха.
Она тихонько захихикала.
— Кайфухой меня ещё никто не называл, — сказала она, отсмеявшись. — Ты знаешь, а шашлык-то остыл, и хачапури тоже.
— Вот и проверим, — кивнул я, — что важнее, я или шашлык. Я-то ещё не остыл, кстати.
— О-хо-хо, — снова засмеялась она. — Сколько юношеского пыла, боевого задора и самоотверженной тяги к подвигам. А я есть хочу. Из-за тебя, между прочим. Проголодал меня.
— Это был не бой, вообще-то, — усмехнулся я.
— Не бой, — согласилась она. — Да ладно, не волнуйся. То, что это не первый твой опыт и, наверное, даже не второй я сразу поняла.
— Ай, — воскликнул я, потому что Альфа щипнула меня за бок.
— Где вот только ты поднабрался? У Кати? Что ж это за Катя-то такая? Не отвечай, не отвечай. Не очень-то я хочу это знать. Пусть всё будет, как будет. Минутный вихрь. Шторм. Опьянение… Бывает, шампанское, как даст в голову, а через пять минут как будто и не было ничего…
— Почему такие мрачные прогнозы? — нахмурился я. — Какие пять минут, перед нами вечность, душа моя.
— Просто трезвый взгляд, — пожала она плечами. — Это было бы слишком хорошо. Мне такое не светит, я знаю. Но я благодарна и за эти минуты, потому что почувствовала, что от тебя идёт настоящее тепло, забота, сочувствие и даже что-то вроде любви. Но про это ни слова, про это мы говорить не будем. Я учительница, ты школьник. И это не просто констатация, а приговор.