Выжить в Антарктиде

– А девушка? Как ее там – Патрисия Ласаль де Гурдон…

– Девушка не важна. Никто не важен. Привези артефакты, и место в верховной ложе станет твоим. Это мое последнее и самое важное условие. Не ударь в грязь лицом, ты все-таки отпрыск древнего и весьма уважаемого рода!..

*

[1] Национальная школа администрации (фр. 'Ecole nationale d’Administration, ENA) — французское элитарное государственное учреждение в сфере высшего послевузовского образования и повышения квалификации в подчинении премьер-министра. Выпускников называют «энархами» ('enarque) по аналогии с олигархами (oligarque)

[2] Grosse l'egume (фр) – ироничное прозвище очень важных персон, «большая шишка».

[3] Клошар — профессиональный нищий (франц). Во Франции клошары это не бедолаги, с которыми случилось несчастье, и они остались без жилья – это убеждённые божьи птички, не желающие встраиваться в установленную систему жизни.

34. Тьма египетская (2 часть)

Кирилл Мухин

Кирилл весь этот кошмарный вечер и даже часть ночи держался молодцом. Конечно, он испугался, когда на них стали падать скалы, и когда от лагеря остались одни развалины, и особенно сильно, когда слышал крики тяжелораненого пилота. Да и кто бы на его месте не испугался? Но он не впал в истерику, не забился в угол и помогал взрослым всем, чем только мог. Однако слова коварного Доберкура, планирующего убийство, оказались страшней и астероида, и всего остального.

Услышав недвусмысленную угрозу, Кирилл вздрогнул и пролил на себя чай. Это было ошибкой! Ги моментально просек, что он прекрасно понимает французский язык. Сережа, добрая душа, суетился с салфетками, пытался промокнуть одежду и искренне полагал, что у Кирилла выступили на глазах слезы от боли, а Кирилл едва не плакал от досады на самого себя. Так глупо подставиться! Эх, не был бы он таким уставшим и соображал чуть быстрей…

– Сходить за противоожеговой мазью? – предложил Геннадий Альбертович.

– Нет, не надо, – Кирилл шмыгнул носом, – все в порядке.

Но все было совсем не в порядке! Французы не будут больше при нем откровенничать, а сам Кирилл теперь в любую минуту рискует лишиться головы. «Ребенок не может молчать, и, чтобы он не выдал нас, его придется убить».

– У меня руки дрожат после нагрузок, – оправдывался Давыдов. – Столько камней переворошил, уму не постижимо.

У Кирилла тоже тряслись руки.

– Не переживай, Сережа, я знаю, что ты не нарочно! – он заставил себя рассмеяться и краем глаза покосился в сторону Доберкура. Тот откровенно ему улыбался, и Кирилл зажмурился от ужаса, до того эта улыбка была зловещей и многообещающей.

В последнем отчаянном притворстве Мухин постарался спаси положение. Он сделал вид, будто ничего не случилось, что ему не страшно, что он способен и дальше весело смеяться над анекдотами, но, кажется, все было напрасно. А когда к нему подсела Патрисия и, выполняя наказ Доберкура, принялась подлизываться, мальчик понял, что - все, конец. Он хотел отшатнуться от француженки-убийцы и заорать, хотел убежать и спрятаться в лазарете под защитой Володи Грача, но вместо этого сидел, окаменевший, и молча кусал указательный палец.

Что будет, если он вслух разоблачит заговорщиков? Поверят ему? Доберкур все станет отрицать… Геннадий Альбертович неповоротлив и вряд ли успеет прийти на помощь, да и Сергей не сразу сообразит. Кирилла убьют очень быстро, стоит ему раскрыть рот. А затем прирежут и остальных – вон какой удобный нож в руках у Жака Дюмона. Сейчас он им нарезает колбасу, а может и в бок воткнуть… Нет, если действовать, то с умом, подготовив остальных. Жаль, Ашора с ними нет, тот бы ему поверил сразу и безоговорочно!

Пока Кирилл терял голову от эмоций, ветер задул с устрашающей силой, а из туч над головой повалил снег. Очередным порывом сорвало кусок брезента, под которым они укрывались. Белоконев принялся было ловить сбежавший тканевый полог, но Дозморов велел не заниматься ерундой и идти в вертолет. Все стали спешно собираться.

В момент всеобщей суеты из палатки-лазарета пришел Володя и попросил горячего чая. У Геннадия Альбертовича как раз оставалось немного в котелке, и он маялся, не представляя, во что перелить.

– Володя, как вовремя вы появились! – обрадовался он.

– Спасибо, – Грач протянул кружку. – Погода портится, вам бы укрыться в пассажирском салоне. К нам не зову, там обстановка не очень…

– Я понимаю, мы как раз и планируем забраться в вертолет, – сказал Белоконев. – Слушайте, тут еще немного чая остается, может, все заберете? Вас двое в палатке.

– Так кружка-то одна, я для Ани.

– Кружку найдем, вам тоже надо. У меня как раз на полчашки осталось.

– Я вернусь, если что.

– Да, я оставлю пока кастрюльку в углях, авось за пять минут не опрокинется.

– Владимир Семенович… – Кирилл, оглядываясь через плечо, приблизился к Грачу.

– Чего так официально, парень? – Грач опустил ему на плечо тяжелую руку. – Просто Володя. Случилось что?

– Нет, ничего, – Кирилл заметил, как внимательно смотрит в их сторону Патрисия, и широко улыбнулся. – Я просто хотел спросить… может, вам в лазарете помощь требуется? Я помогу ухаживать за раненым!

– Не, Кирюша, мы сами. Ты и так очень многим помог, работал наравне со взрослыми. Теперь самое время отдохнуть.

– Я поговорить с вами хочу, – решился Кирилл. – Это важно.

– Ладно, я чай Ане отнесу, пока не остыл, и вернусь.

Кирилл с тоской смотрел вслед Грачу и вздрогнул, когда Патрисия мягко взяла его за плечи.

– Пойдем со мной, мой хороший.

– Я Володю дождусь!

– Не надо тут стоять, видишь, буран начинается, – Патрисия увлекла его к вертолету. – Ты можешь простудиться.

– Кирюха, мне помощь твоя нужна! – совсем некстати пришел на подмогу француженке Артем Дозморов. – Я с рукой своей не подлезу, а нам скоро понадобятся запасные батарейки к фонарикам. Будь добр, слазай за ними!

Кириллу ничего не оставалось делать, как подчиниться. Пробираясь в потемках по наваленным камням к вертолету, Мухин столкнулся с Доберкуром. Тот помогал своему боссу забраться в высокий проем дверцы, но даже с поддержкой залезть по скользкому вертолетному боку у Дюмона никак не получалось. Он карабкался и соскальзывал, ругался и громко костерил все, что видел, пока Сергей не свесился сверху и не подал французу руку, втянув его в проем, как мешок.

Освободившись, Доберкур придержал мальчика: