Выжить в Антарктиде

– Ой, прости, я тебя толкнул, да? – всполошился Сергей Давыдов. – Прости, Кир!

Он принялся отряхивать Мухина, подсовывать ему сухое полотенце, чтобы тот промокнул штаны.

– Сходить за противоожеговой мазью в лазарет? – предложил Белоконев.

– Нет, не надо, – отмахнулся Кирилл. – Все в порядке.

– У меня руки дрожат после нагрузок, – все оправдывался Давыдов. – Столько камней переворошил, уму не постижимо.

– Зато ты все нужное откопал, – Кирилл принужденно рассмеялся. – Не переживай, я знаю, что ты не нарочно!

Через минуту мальчик уже вновь участвовал в «вечере воспоминаний», смеялся над анекдотами, но Доберкур не сомневался: это не актер его толкнул под локоть, а неуемное мальчишеское любопытство. Как говорится, не подслушивай чужие разговоры, и будешь спокойно спать по ночам.

«Хитрый паренек», – подумал Доберкур со странным удовлетворением. Он любил достойных партнеров, а юный Мухин чем-то напоминал его самого.

*

Через неделю отец приехал на виллу д’Орсэ на блестящем Кадиллаке с водителем. Ги вышел к нему из ремонтной мастерской. В том, как он выглядел – заляпанный синий комбинезон, грязная тряпка в руках, по локоть перепачканных машинным маслом – была своеобразная ирония. Точь-в-точь молодое воплощение «доброго дядюшки Робера», только симпатичней и гораздо стройней.

Отец не побрезговал – обнялся с ним так тепло, как не делал этого лет десять, и, кажется, остался вполне доволен внешним видом.

– Свежий воздух идет тебе на пользу, – сказал он.

– Принимай работу, – Ги махнул рукой в сторону гаража, где сиял новой краской отремонтированный «Ситроен».

– Сам справился?

– Почти.

За семь дней Ги о многом передумал и на многое пересмотрел свои взгляды. Расписание у него было жестким. Подъем в шесть, завтрак и теоретическая часть, которую после обеда приходилось воплощать на практике. Вечером пробежка или час занятий в фехтовальном зале (на вилле под эти дела был отведен огромный зал с рыцарскими доспехами по стенам и коллекцией холодного оружия в застекленных шкафах). И наконец, отличный ужин аристократа, со свечами, лиможским фарфором и венским хрусталем, скрашивающий беседу. Разумеется, д’Орсэ пичкал его поучительными историями из жизни, и биографию теневого властелина Ги очень быстро выучил на зубок. Конечно, именами и названиями д’Орсэ не разбрасывался, и об историческом значении многих конфликтов приходилось догадываться самостоятельно, но Ги освоился в новых реалиях достаточно быстро и этим гордился. Он был, все-таки достаточно зрел, чтобы воспринимать испытания, как должно – не наказанием, не временными трудностями, а жестокой и полезной школой.

– Твой сын делает успехи, – похвалил Робер, пожимая руку улыбающемуся Доберкуру-старшему.

– А я тебе говорил!

– Спесив, правда, не в меру, это большой минус, но сообразителен и, думаю, далеко пойдет. Я возьму его на завод по изготовлению оборудования для АЭС.

Вот тут Ги не выдержал – согнал с лица вежливое выражение. Он-то считал, что урок уже усвоен, и ничего полезного из дальнейшего унижения извлечь невозможно. Но отец придерживался иного взгляда.

– Ты не готов принять то бремя, к которому я тебе готовлю, – сказал папаша Доберкур как отрезал. – Ты либо оправдываешь наши ожидания, либо прощаешься с наследством!

Ги предпочел попрощаться с подружкой – дочкой судостроителя Де Монферраля, сумасбродной и весьма дорогой красавицей, которой он уже подумывал сделать предложение. С матримониальными планами вообще пришлось повременить, поскольку то, чего потребовал отец, никак нельзя было объяснить богатой невесте.

Ги оставил на отцовском столе все свои банковские карточки и ключи от машины, снял скромную комнатушку в Дампьен-ан-Бюрли и ходил на работу пешком. Он привыкал к холодной постели и перебоям воды в кране, заставлял себя по выходным сидеть в баре с кружкой пива в руках и смотреть вместе с такими же работягами боксерские матчи или дебильные ток-шоу – все, чтобы «быть ближе к народу и понимать их умонастроения».

Ги ненавидел свою новую жизнь, много раз подумывал все бросить и сбежать в Париж – собственно, никто не держал его силой. Никто и ничто – кроме собственного тщеславия. Носить рубашки плохого качества, стричься не у стилиста, а у обычного парикмахера, забыть о маникюре, спать с малообразованными продавщицами из супермаркета, забросить фехтование и верховую езду – все это давалось ему с большим трудом. Но он был лучшим и, оставался лучшим, за что бы ни брался. Ги не желал сдаваться. Если для того, чтобы стать королем, нужно сначала заделаться клошаром,[3] он и на это был готов.

Медленно, очень медленно Ги поднимался по ступеням вверх и однажды поймал себя на мысли, что привык к нехитрой жизни. Звонок отца, вызвавший в Париж, застал его врасплох.

– Даю тебе неделю, чтобы привести себя в порядок, – сказал ему папаша Доберкур без лишних предисловий. – Полетишь в Кайен.

– В Гвиану? – Ги был поражен. В воображении сразу нарисовались дымящиеся от испарений болота, ежедневные дожди, малярия и злобные ягуары. – Там-то я что забыл?

– Будешь учиться выживать, – пожал плечами отец. –В каменных джунглях ты выжил, посмотрим, что сделают с тобой джунгли настоящие.

После мангровых лесов была ледяная тундра Канады. Потом обжигающий Тунис. Потом высокогорная Потала, наглядно показавшая, что означает выражение «нехватка кислорода». Ги приходилось заниматься странными вещами, пересекаться с людьми, ведущими незаконную деятельность, постоянно быть в напряжении, учиться мгновенно принимать решения, от которых зависит жизнь, и рисковать, рисковать, рисковать.

– Если справишься с последним заданием, получишь все, – наконец, к облегчению Ги, сообщил отец после того, как сын вернулся в Париж из Афганистана. – Я уйду на покой и введу в ложу тебя в качестве своего преемника. Д’Орсэ поддержит мой выбор. Но прежде тебе предстоит самое важное испытание, чтобы доказать что ты на все способен.

– Что от меня потребуется на сей раз?

– Познакомиться с красивой умной девушкой и выдать ее замуж.

– Что? – Ги решил, что обстрел в горах Афганистана все-таки не прошел бесследно для его барабанных перепонок..

– Девушка не простая, с секретом. Тебе предстоит выведать у нее важную тайну. Только не влюбись в нее, мой мальчик, и не играй с ней в любовь, все это не входит в круг твоих испытаний.

– О какой тайне речь? – Ги вычленил главное.

– О некоем Ключе, с помощью которого управляется очень древний, но могущественный артефакт под условным названием «черное солнце».

– Я должен знать об этом артефакте как можно больше.

– Конечно, всю необходимую информацию о «солнце» ты получишь.

– А что насчет ключа?

– Он считается утерянным, и, как ни странно прозвучит, мы даже не знаем точно, как он нынче выглядит. Он может быть вмурован в какой-то амулет, стать частью скульптуры или вшит в переплет книги. Я уверен, что Ключ долгое время находился у матери этой девушки, с которой тебе предстоит свести близкое знакомство. Гвен Ласаль де Гурдон, мать Патрисии, обманула нас, сказав, что Ключ уничтожили русские. Мой предшественник, увы, был настолько глуп, что поверил. И все же кое-что мадам Ласаль не учла. Не буду тебя утомлять подробностями, потом ты познакомишься с материалами обстоятельно, просто скажу: мы провели расследование и убедились в ее предательстве. К сожалению, тайну, где хранится Ключ, Гвен так и не выдала, унесла с собой в могилу. Но такие ценности нельзя уничтожить, Ключ находится у ее дочери, я в этом уверен.

– И как же мне выведать тайну, если не играть с девушкой в любовь? – резонно уточнил Ги.

– А ты постарайся, учитывая, что простые пути не всегда самые верные. С Гвен мы уже однажды ошиблись, так что больше никаких любовных приключений! После того, как Патрисия выйдет замуж за русского предпринимателя, вы все вместе отправитесь в Антарктиду за «черным солнцем». Ключ наверняка будет при Пат. Если тебе, мой дорогой сын, не удастся завладеть им до срока, будь внимателен в Антарктиде. В Париж ты должен вернуться с двумя вещами: с «солнцем» наших предков и с ключом к нему.