Выжить в Антарктиде

Аня смотрела и смотрела на лицо, с которого постепенно уходили все краски. Ей бы о Володе беспокоиться, но в нем она была уверена. Володя выпутается! Он просто не может не ответить на вызов, который им бросил Доберкур. Аня даже не взглянула туда, где замер Грач, готовясь к прыжку.

Снаружи вообще творилось что-то запредельное. Ги угрожал, Патрисия спорила, Юра кричал и волновался за Вику – Егорова все слышала, но не воспринимала. Ее, как и долину, накрыло прозрачным пузырем, только поменьше – таким же категоричным и непроницаемым, сквозь который не могла просочиться ни одна вещь и ни одна мысль. Лишь когда снова раздались выстрелы и началась драка, она очнулась и кинулась к Дмитрию в безумной надежде, что ей все показалось, что сердце телохранителя бьется, что на щеках вновь проступит румянец, а глаза взглянут осмысленно, оживут…

Чудес не бывает. Увы.

В который раз уже – чудес не бывает!

И сил исправлять огрехи мироздания у нее как не было, так и нет.

Сегодня они потеряли сразу двоих: ушел Сережа – милый, романтичный, легкий человек, которого Анна не ценила при жизни и, наверное, не способна оценить после смерти. И еще ушел Дима, напарник Володи Грача. Кто следующий? Когда наступит ее очередь? Не известно, что лучше: хоронить тех, кто рядом, или, преступив через боль и страх, исчезнуть самой.

Ашор опустился на пол и отвел ее руки, которыми Аня, оказывается, зажимала рану – бесполезное занятие, он абсолютно прав.

– У него не было шансов, – сказал Ашор.

Аня откинулась на жесткую ножку кровати, подтянула колени к груди и взглянула на свои ладони – они были ярко красные, липкие, грязные.

– Я не хочу, – произнесла она едва слышно. – Ашор, я не хочу!

Она не уточняла, чего именно не хочет, да и не понимала толком. Она ничего не хотела – только оплакивать смутное и безвозвратно утерянное, только жаловаться миру на несправедливость и скоротечность человеческой жизни.

Аня запрокинула голову и завыла громко, протяжно и тоскливо. Ашор старался ее успокоить, но почти сразу уступил место Вике. И это было правильно. Обнявшись, они с наслаждением выплакались друг у друга на плече. Вдвоем у них это получилось тише и скромнее – они словно поделили горе пополам.

А потом закономерно настало время собирать камни, как часто приговаривала ее бабушка.

Аня выпрямилась, вытерла лицо (не замечая, что пачкает щеки грязными руками) и оглядела спальню, подмечая царящий разгром. Стулья перевернуты, стол сдвинут с места, лампа с него упала и разбилась. Сильно воняло керосином. На полу темнело пятно крови. Тело успели унести, а когда, она и не заметила.

– Вставай, подруга, – произнесла Егорова, подталкивая зареванную Вику, – прибрать тут надо.

Вика пошмыгала еще немного красным носом и тоже поднялась на ноги. Аня встретилась взглядом с Кириллом, сидевшим на кровати.

– Ну, а ты чего? Ты же мужик, Кир! Ты теперь просто обязан стать всем защитой и опорой. Дима тебя спас не для того, чтобы ты кулем в постели валялся и слезы лил.

– Оставьте его, Анечка, – устало проговорил Белоконев. – Это слишком огромное для него потрясение.

– Нет, она верно сказала, – Кирилл полез с кровати на пол, – из меня плохая замена Дмитрию Арсеньевичу, но я буду стараться. Нам нельзя расклеиваться.

– Вот и молодец! Вика, – Егорова повернулась к Завадской, – ты идешь в кают-компанию и греешь новую порцию воды для полоскания. Лечение нашего молодого умника никто не отменял, и оно на тебе. Приведи Кирюху в форму!

– Хорошо, – Вика подобрала валявшуюся кастрюлю и направилась к двери.

– А ты, – Аня выставила указательный палец в сторону Патрисии, сидевшей за столом со шкатулкой в руках, и француженка вздрогнула, – ты оставляешь в покое свои брюлики и отправляешься за ведром и тряпкой. И обрати внимание, в твоих волосах полно битого стекла. Да не тряси головой! Вынимай их аккуратно, а то еще напоремся.

– А я? – спросил Кирилл. – Мне тоже надо задание, чтобы… чтобы не думать.

– Думать всегда полезно, – сказала Аня, – вопрос только, о чем думать. Сейчас ты одеваешься и, пока греется вода, идешь на стройку за опилками. Будешь бороться с запахом керосина. Не хватало еще, чтобы мы тут угорели за ночь. У Володи, между прочим, аллергия. Геннадий Альбертович, проветрите, пожалуйста, помещение! Дальние форточки до сих пор не открываются, их надо как-то отодрать... Так, остался Жак… а где Жак?

– Он вышел, – ответила Патрисия, старательно выискивающая запутавшиеся в прическе осколки лампы. – Ему стало плохо от вида крови, и он вышел, держась за живот.

– Ну и черт с ним! – Аня, взяв веник и совок, принялась собирать разбитую лампу.

Когда с наведением чистоты было покончено, Кирилла заставили померить температуру (37,4 – ее сочли почти нормальной) и проглотить вечернюю таблетку из тех, что рекомендовал в записке Ашор. Мальчик ушел в себя, покорно сносил все, что от него требовали, но в целом держался.

С улицы возвратились Юра и Паша. Патрисия отложила тряпку на подоконник:

– Где Володя и Ашор?

– Сидят на площади, – ответил Громов. – А что?

– У меня есть важное сообщение о сегодняшних находках. Надо позвать всех.

– Сходить за ними?

– Я схожу, – вмешалась Аня, – мне все равно надо руки помыть и сменить испачканный свитер.

– И еще Жак куда-то пропал, – Пат выглянула в окно.

– Я его видел у кают-компании, за восточным углом, – припомнил Паша.

– А я вот чайничек вскипятил, – бодро провозгласил Белоконев, внося в комнату чайник и пакет с сушками. – Чаек хорошо нервы успокаивает. Если кому надо.

– Мне надо, – подтвердила Виктория. – Я сегодня ночью не усну.

Громов подошел к ней и обнял за плечи, словно защищая.

– Жак в кают-компании? – спросил Павел у Гены.

– Нет… Жак всегда такой незаметный… как тень. Но я могу его поискать…

– Поищем вместе, – предложил Юра.

Аня взяла чистую фланелевую рубашку и ушла в баню. Было довольно поздно, и тени привычно сгустились, однако грязь на земле не была скована морозной корочкой, как обычно. Егорова без проблем уединилась в предбаннике и переоделась, не успев замерзнуть. Она даже могла бы не застегиваться и не надевать шапочку, и сделала это скорей автоматически, чем из соображений целесообразности. Привычные действия успокаивали, вносили порядок в существование, стремительно летящее под откос.

Ашора с Володей она видела еще по дороге в баню, но сейчас на бочке оставался сидящим один лишь Грач.

– Чего ты тут в одиночестве? – поинтересовалась Аня, встав так, чтобы он ее видел.

– У Ашора новости есть, он пошел ими делиться, – как-то слишком уж равнодушно обронил Грач.

– А ты?

– А я уже слышал. Это карты касается.

– Все равно, зачем тут сидеть? Замерзнешь на железяке-то.

– Сегодня не холодно, – он поднял на нее глаза. – Не хочу никого видеть. Особенно Долговых.