Выжить в Антарктиде
Шрифт:
Все эти дни Виталий Федорович регулярно появлялся в избушке деда Егора. На пару с травником он обрабатывал раны, ставил примочки, мазал больного вонючими мазями и врачевал переломы. Проделывал он это сосредоточено, с хмурым лицом, и Алик терялся в догадках: то ли Лисица не доволен тем, что делает, то ли характер у него от рождения суровый. И только когда Альберт стал задавать слабым голосом вопросы о составе всех этих колдовских снадобий, Лисица впервые улыбнулся, отчего лицо его наконец-то приобрело дружелюбное выражение.
– Не зря я с тобой возился, боец. Вот уже и любопытство проснулось.
– Так вопрос интересный. Я неправдоподобно быстро иду на поправку. Хочу понять, почему.
– Ну, тут все просто.
– Враки это. Нет такой универсальной таблетки.
– Универсальной, конечно, нет, но зато действие любого активного вещества можно усилить.
– Расскажите.
– Расскажу, как только ты совсем оправишься. А то и покажу.
– Спасибо, - поблагодарил его Алик. – Я вам обязан жизнью. Дед Егор мне все рассказал…
– Спасибо сыт не будешь, – добродушно поддел его Лисица, - придется тебе мою заботу хоть немного отработать. Согласен?
– Согласен. Что от меня потребуется?
– Всему свое время, боец.
– А кто были те люди, которые меня едва не убили? Удалось о них что-то выяснить?
– Мои ребята их выследили и объяснили, как надо себя вести. Не беспокойся о них, они тебя больше не потревожат.
– Подробности узнать можно?
– Говорю же: всему свое время. Сначала мне придется не только крепко поставить тебя на ноги, но и сделать из тебя настоящего человека. А там уж и о деле поговорим.
Странное дело: еще месяц назад Алик после подобных заявлений взбеленился бы- разве он не человек? И чем, интересно, он так плох, чтобы посторонний мужик, ни черта о нем не знающий, взялся его воспитывать и об колено ломать? Но ныне в душе у него что-то перегорело. Альберт часами лежал на прочной дубовой кровати, глядя в окно на верхушки деревьев и клочок неба, и много думал.
Картина за окном никогда не была одинаковой. То сияло солнце, то шел дождь, по небу бежали облака, деревья качались или стояли неподвижно, день сменялся вечером, а ночь – туманным утром. Настроение за окном менялось вместе с освещением, и такие же постоянные изменения происходили у наблюдателя в душе. Вроде бы все тот же он, Альберт Константинов, да в то же время и не тот. Непривычный к праздному досугу, Алик обнаружил, что досуг этот может не только утомлять, но и приносить пользу. Например, помогать искать ответы на философские вопросы о смысле жизни. Как получилось, что за какие-то ничтожные полгода вся его размеренная жизнь полетела кувырком? И клиническая смерть – трижды смерть – что это, как не предупреждение, что жил он неправильно?
Скупые рассказы Вещего Лиса и подобревшего деда Егора, окончательно принявшего студента-беглеца, падали на благодатную почву, питая перемены. Алик уже четко понимал, что ничего не случается понапрасну.
– Существует древний как мир принцип «мы и они», когда каждому из нас надо соотносить себя с определенной группой, – говорил Лис, – трудно быть чужаком-одиночкой, поэтому мы прилагаем усилия, чтобы встроиться куда-то. Большинство желает стать членом мощной группировки, чтобы чувствовать поддержку товарищей, чтобы ничего не бояться или иметь преимущества. Но некоторым нравится держаться в тени, причислять себя к малочисленной команде избранных. Мы все выбираем свои дороги, иногда выбираем долго и мучительно, иногда – легко и бездумно, а иногда дорога выбирает нас и остается либо принять ее, либо отвергнуть. Вот и ты, Алик, сейчас на распутье. Дорога сама нашла тебя, привела сюда, но дальше только тебе решать – принять или отвергнуть. Пользуйся передышкой, проведи ревизию, осознай, чего хочешь, и поставь себе цель. Мало залечить пулевые ранения и научиться ходить, не хромая. Надо еще успеть заполнить пустоту в душе.
Внешне Лисица выглядел как крепкий пятидесятилетний мужик, всю свою сознательную жизнь проведший на какой-нибудь заимке, изучивший повадки зверей и птиц и ведающий силу дикоросов.
Конечно, иногда Алик ловил себя на мыслях, что его спаситель выражается не по-деревенски, да и упражнения, которые он заставлял делать каждое утро, мало походили на банальную зарядку. Однако, несмотря на подозрения, Альберт не ожидал, что имеет дело не с охотником-отшельником, а с отставным полковником ФСО, тренером по выживанию и начальником секретного лагеря, в котором Лисица предложил обучаться и ему.– Там ты быстрей восстановишься. Я помогу.
Увидев размах, с которым был обустроен лагерь: капитальные домики, крытые современной черепицей, все удобства, включая канализацию и водопровод, Алик едва не потерял дар речи.
– Откуда средства?
– Клад нашел.
– Правда что ли?
– Нет, золото партии вложил, – усмехнулся Лис. – А если серьезно, так не пропадать же добру. Официально лагерь закрыли несколько лет тому назад, но всегда находятся люди, которым это нужно. Да и место у нас удивительное, особенное. Как говорится, тут и стены помогают.
У Альберта началась новая жизнь. Новая во всех смыслах – начиная от распорядка дня и заканчивая именем. Постепенно Алик-Ашор стал приобщаться к весьма необычному миру и тайнам, насчитывающим тысячелетия. Уже не вызывало вопросов, с кем именно он столкнулся тогда на лесной тропе и что те бандиты искали на Иремеле. Не удивляло, что отставной полковник Федеральной Службы Охраны и некогда успешный тренер, автор грамотной методики, живет в тайге. И даже основной род его занятий перестал быть полным секретом.
Ашор догадывался, что доверительное отношение неспроста, Вещий Лис (как его называли коллеги и ученики за неизменную проницательность) готовил спасенного им чужака к определенной миссии, о которой, впрочем, пока не распространялся. Молчал, наверно, от того, что не было ясности, чего хочет сам Ашор, какой из открывающихся путей стоит выбрать. Лис не торопил, великодушно предоставляя ему право распоряжаться собственным будущим, а Ашор все медлил…
Дело, как водится, решил случай. Один из сотрудников лагеря (его звали Дим Димыч) нешуточно увлекался фокусами и учил проходящих тренинг бойцов в том числе и этому искусству. Теперь, по прошествии стольких лет и обретении опыта, Ашор счел бы их примитивными, но в ту пору нехитрые манипуляции с картами и веревочками произвели на него ошеломляющее впечатление. Фокусы стали получаться, приносили удовольствие, и появилось желание освоить науку наведения иллюзий куда тщательнее, чем это мог предложить Дим Димыч. Ашор выписал себе серьезную литературу и стал завсегдатаем специализированных форумов. Медицину он тоже пока не забрасывал, продолжал интересоваться всем, что было связано с его волшебным исцелением, однако новая страсть постепенно захватывала с головой.
Вещий Лис не возражал. Он даже помог ему устроиться в закрытую и весьма дорогую школу иллюзионистов. Ашор уехал в Европу, где провел год, совершенствуясь в языках и с наслаждением отдаваясь любимому делу. В медицинском вузе он так и не восстановился, его судьба отныне лежала в совершенно иной плоскости, и сам он ощущал себя совершенно другим, обновленным существом, все замечающим и все понимающим. Почти совершенным.
Только старый долг по-прежнему висел на нем. Ашор дал слово, что придет на помощь к Вещему Лису по первому же зову – и сдержал обещание…
*
– Что будем делать с Доберкуром? – спросил Громов. – Сейчас он заперт в неподобающих условиях. Ночи холодные, печки там не предусмотрено. Если мы оставим его, как есть, он простынет и умрет.
– И пусть сдохнет! – не стесняясь, сказала Аня. – Собаке собачья смерть.
– Это негуманно, – возразил Долгов. – Мы же не звери. Его надо вывезти в мир и там судить.
– Да, он все же человек, – робко добавила Вика. – Не стоит опускаться до уровня пещерных людей и мстить око за око.