Я - борец! Назад в СССР

Сука, как? — вспыхнул мой молчаливый вопрос. В своём непонимании, как это возможно, застыл и Павел, и даже его тренер, сидящий недалеко от нас, приоткрыл рот.

Всё, что я знал и слышал, всё, что обещали мне представители КГБ, оказалось недостоверным. И на татами действительно вышел тот самый Сергей Сидоров, вот только с бритой головой, впалыми синяками под глазами и ещё большим мышечным пампом под курткой. Сверху на чёрный пояс был надет белый, пальцы его рук оказались тейпированы пластырем. А суровый и немного безумный взгляд смотрел исподлобья на другую сторону площадки, куда уже выходил друг Павла Дружинина. Сергей вернулся. Вернулся злее, жёстче, безумнее.

Глава 20

Я рвать вас всех буду!

Эти двое сошлись в центре татами, и в этот раз Сидоров не медлил. Его первый успешный захват сразу правой после обманного левого словно удар вылетел в сторону грудины Дмитрия, и казалось, зал вздохнул вместе с Димой, когда он пропустил его. А следующий за ним бросок был молниеносный — словно Сидоров делает выход на подхват одной-единственной рукой, и вот оно: докручивание корпуса, натягивание соперника на себя и скручивание к полу.

Время словно замедлилось. Я ощутимо увидел, как Дима Лукьянцев цепляется за куртку соперника, и они оба летят дальше, падая на спину Димы. Их веса сложились, а Сергей Сидоров перекувырнулся через своего соперника и, встав на борцовский мост, резко развернулся давя на соперника грудью. Зал охнул, а когда затих, то до нас донесся крик нижнего спортсмена.

Рефери показывал оценку «Иппон». Но Диме было не до проигрыша — он вопил под весом верхнего спортсмена. А Сидоров уже поднимался0 после команд «ямэ» «соемаде» чуть медленнее, чем должен был бы. По старой наигранной привычке он протягивал руку побеждённому, но тому было и не до руки тоже.

— Ключица, похоже, или ребро, — произнёс я себе под нос.

Вот только сомнения были: от какого действия — от жёсткого взятия захвата или от падения особым образом с последующим накатом.

И вот ещё один спортсмен уходил с татами покалеченным. Сломанная ключица — это плохо. Ключица — это минимум шесть месяцев реабилитации.

«Как ты это делаешь?!» — крутилось у меня в голове. — «Дима-то явно умел падать и падал сотни, если не тысячи раз».

И я встал.

— Ты куда? — спросил меня Павел.

— Да так, перекинусь парой слов с победителем схватки! — бросил я.

И я пошёл в коридор, где должен был пройти Сидоров. Он появился, выходя из зала — сосредоточенный, хмурый. Такое ощущение, что даже после такой травмы он не получил удовлетворения от своей схватки.

— Эй, ты чё творишь, а! — начал я.

Но передо мной из ниоткуда возникли два крепких человека в спортивных костюмах, не пропуская меня к Сергею. Снова наблюдательность Саши Медведева меня подводит, но это начинает уже походить на мою серьёзную проблему, если я всё буду замечать в последний момент.

— Ты кто? — спросил меня Сидоров.

— Я тот, кто спрашивает у тебя, зачем ты калечишь парней?! — строго произнёс я, но моя суровость не возымела никакого эффекта, ну не страшно я выгляжу, что с этим сделаешь.

— Не понимаю, о чём ты. Парни… — И эти двое, оттеснив меня, дали коридор Сергею.

— Эй! Я слышал твой разговор с твоим отцом в Воронеже! И про советских людей и про страну. Ты это всё специально делаешь! — прорычал я на эмоциях.

Вне себя был и Павел. Но в отличии от меня, он стоял позади меня со сжатыми кулаками и пыхтел носом.

Сидоров, остановившись, обернулся и, сделав шаг к нам, наткнулся на спины тех, кто его охраняли — а может, спасали всех остальных от него.

— Мне тут по секрету нашептали, — начал он, — Что какой-то пацан из «Динамо» меня подставил, какой-то местный вундеркинд…

— Слышь, я всё про тебя знаю, и ты ещё легко отделался! — прокричал я ему.

— Легко? — он усмехнулся. — Как я понимаю, это ты был, да? И ты же спёр мои вещи из раздевалки?

Я не ответил. Меня переполняла ярость.

— Так вот знай. Теперь я не просто заявляюсь на турниры. Я буду делать так, чтобы в первых кругах вставал с динамовцами! Власти моего отца, который тоже на вас зол, на это хватит. Я рвать вас всех буду, пока вы не закончитесь — светло голубые!

— Слыш! Мы можем с тобой прямо сейчас один на один выйти на голых кулаках! — прорычал я.

— Вот будешь иметь моё положение, тогда и поговорим. А пока, динамовцы, я вам обещаю, что не успокоюсь, пока вас обоих и вообще всех вас не заставлю страдать за то, что вы сделали! — с этими словами он обернулся и пошёл прочь, а следом за ним и два его — то ли телохранителя, то ли конвоира.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что слышал его разговор с его отцом? — спросил меня Павел.

— Я Воронеже слышал, как этот психопат говорил, что ненавидит всё советское. А теперь вот ещё и «Динамо».

— Да похеру! Чего он там ненавидит — я его порву на татами! — прорычал Паша.

— Он и раньше был дикий, потому что употреблял всякое. А теперь он ещё и осторожен, потому что знает, что мы знаем. — Я покачал головой. Меня медленно, но начало отпускать от нервного разговора.

— Значит, встретимся с ним ещё!

— И к этой встрече надо очень хорошо подготовиться. У нас будет шанс только на ковре, потому что от всех других бед его батя-посол отмажет без особых трудностей. — произнёс я.

* * *

Я вернулся на трибуны и, подойдя к Кузьмичу, который сидел рядом с Сергеичем, сказал:

— Товарищи тренера, я поехал в Ворон, тренироваться!

— А как же насмотренность, Саш? — спросил меня Кузьмич.

— Фёдор Кузьмич, Сергей Сергеевич, я, походу, уже насмотрелся. Я натренируюсь и гада этого достану на ковре! — решительно проговорил я.

— На ковре он очень опасен, — выдохнул Сергеич. — Дима на Чернозёмной-центральной в том году в тройку входил, а тут — секунды, и иппон с травмой.

— У меня всё есть, чтобы его уложить. Просто надо тренироваться больше и больше физики. Фёдор Кузьмич, вы же не против, если я параллельно другие утренние секции буду посещать без отрыва от наших с вами тренировок? — спросил я.