Я не Байрон

– Но никакого Классического Романа никогда не существовало, кроме как в головах школьных учителей, для которых для самих придумали эту схему:

– Динамичного развития живых образов и искрометного юмора, - в РОНО.

И придумали не просто для простоты и понятности литературы после урока физкультуры, а только и единственно для:

– Дэзы - информации.
– О мире нашем грешном.

И точно также делаются переводы Шекспира:

– Имея Двойное Дно в виде школьного сочинения на тему:

– Как хорошо было учиться, учиться и учиться в школе.

Ровняться надо на Илиаду и Одиссею.

Войнович говорит, что несколько раз возвращался в уже написанный ранее текст.

Зря, лучше возвращаться, как в Библии:

– По ходу романа, - это будет соответствовать реальности.

Вот сейчас еще раз включил, и Войнович отвечает, он:

– Не переключился на новую идею, а развивал начальную.

Это очень важно, так предполагается, что роман не отстранен от автора и читателя, а они вместе с ним.

Как и говорит сейчас Войнович:

– Я писал, а события параллельно развивались.

– После 150-200 страниц роман почему-то - и у всех писателей - становится другим.
– Фантастика! В том смысле, что по Архангельскому - роман это школьное сочинение на тему, как я провел лето. Лето уже кончилось, и поэтому должно хватить дыхания на описание ушедшего лета полностью, именно потому, что настоящее, к этому прошлому лету:

– Не имеет никакого отношения.
– Постулат Архангельского:

– Настоящее и Прошлое - не связаны.
– Тогда вся загадка, равносильная разгадке Жизни именно:

– В связи времен.

Вот это именно классическая идеология Семнадцатого Года:

– До сего времени ничего и не было, однако.

А на самом деле по барабану, что первая часть не связана со вторыми двумя частями, и знаете почему? Потому что они связаны:

– По определению, - вот оно было так и всё. Так сказать:

– Вот вам Илиада, а вот извините никак не связанная с ней Одиссея.

Так же как не связаны с логикой поступки героев:

– Приам затаскивает Коня в город, тогда как все ему горят:

– Зачем он нам, давай его сожжем.

Или, по крайней мере, можно бы сломать часть коня и проверить:

– Эй вы, там наверху, спускайтесь!
– Нет, никаких связанных с элементарной логикой школьного сочинения проверок:

– Я так хочу.

И все погибли. Ибо:

– Не все во власти Школьного Сочинения. Это сейчас. А раньше:

– Не всё во власти человека, ибо есть еще и:

– Боги-и!

Архангельский имеет в виду, что Их давно, после 17-го года отменили вместе с князьями и графами, а Войнович считает:

– Есть, есть еще Некоторые, остались, и никак не могут отличить реальность от фантасмагории.

А критики думают, что автор просто забыл, о чем он начал писать роман, и продолжил совсем о другом.

Ошибка Архангельского в том, что он никогда не изучает Теорию Относительности, означающую, что наблюдатель периодически включается в систему наблюдения, а данном случае в:

– Роман.

Следовательно, роман он не видит уже со стороны, и не может сказать точно, что:

– Роман развалился, как Титаник на две неравные части.
– Ибо:

– Сам-то он, где был в это время?

На какой из этих частей? Так сказать:

– Василий Иванович, ты за белых, али за красных?

– Так, а кто из них за Третий Интернационал?

Неизвестно. Ибо, как и сказано:

– Белые придут - грабят, красные идут:

– Тоже, скорее всего, будут грабить, так как:

– Что ишшо им делать-то, неприкаянным?
– Тем более, среди красных сколько, спрашивается, белых офицеров?

И оказалось:

– Оди-на-ко-во-о!

Поэтому белые воюют, а мы, как и раньше было:

– Только отдуваемся.

Ш-вы, Н-ны - всё наши бывшие законодатели.

Парижских мод.

Архангельский говорит, что тетя Зина уже не ужаснется. Так как не узнает себя в мартышке Крылова, как дополнил Войнович про эту Зинулю.

Вот это УЖЕ Архангельского явная ошибка, ибо:

– Если сейчас уже не увидит - значит, никогда не увидит, так как раньше-то он-она:

– Вообще ни хрена не видел:

– Ни переда, ни зада, а уж самого себя, тем более, ибо:

– А зачем?

Чтобы очередной раз ужаснуться? Дак это и так ясно, что я:

– Ничем не лучше других.
– И знаете почему?

– У нас отличий вообще не бывает.
– Сказано же:

– Все равны.

Ну может я чем-то и получше остальных, но и остальные - можно предположить - тоже не лыком шиты, думают про меня:

– Тоже не хуже меня, - но полюбить ради юмора всё равно не получится, ибо:

– Любить иных тяжелый крест:

– Можно остаться вообще без извилин.

Как говорится:

– Кто это? Твой жених?

– Это Блок.

Вот и все знакомство с литературой в виде ее трансформации из реальности в фантасмагорию. Ибо имелось в виду:

– Что он не похож.

– На кого?

– На нас с тобой.

– Почему?

– По лицу видно: не пьет, как некоторые ноль восьмые бомбы прямо и горла, а нравятся ему не крановщицы, а:

– И медленно, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.

Как Елена Рыковцева у микрофона.

И каждый, уходя с передачи говорит - думает, приобрел ли он что-то новое? И резюмирует уже в тачке, едва не приняв красный за зеленый:

– В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.

Это была запись, в вот прямой эфир, начинается передача Михаила Соколова с Илл - м - ее лучше выключить: