Я не Байрон

– Иннокентий Смоктуновский в роли Гамлета.

И если не заморачиваться на этот раз, что и сам Гамлет - это:

– Отец в роли сына, - то Смоктуновский и Гамлет - это Двуликий Янус:

– Один из них видит Зрительный Зал - другой события Сцены, например, Дядю Ваню, измышляющего способ овладеть Еленой Прекрасной.

И мало этой точности текста и его полей, - или наоборот:

– Текста, - являющего Частью Полей, - Иисус Христос становится не видим им обоим.

Куда Он делся? Неизвестно, если не считать Перехода между Полями и Текстом, который - Переход, имеется в виду - был назван одним парнем:

– Листом Свивающимся в Трубу, - а в переводе на русский читается, как:

– Шекспир.

Не написано же в Библии, что Иисус Христос:

– Как бы, То есть вошел в дом, где двери были закрыты, - ибо существует способ Точности, как это сделать, или, как сказал сам Иисус Христос:

– Вот, Я сделал вас свободными.

Он имел в виду, что литераторы могут больше уже не пользоваться такими словообразованиями, как кандалами, как:

– То Есть и Как Бы.

С воскресением Иисуса Христа кандалы Одномерного мира упали.

Некоторые думают, что Встреча в Галилее после Воскресения - это тавтология, ибо:

– Опять Там же.
– Но!

– Но в данном случае это самое Опять Там же - означает сделать невозможное, а значит - это не повтор, а шаг в будущее, а именно:

– Иисус Христос передал Марии Магдалине карту, по которой Апостолы могут попасть на встречу с Ним в:

– Той же самой Галилее!
– В Галилее Прошлого, куда путь до Воскресения был заказан, нельзя было путешествовать по временам, как нельзя было войти в дом без дверей.

Становится виден уже не только видимый мир, но и:

– Весь мир, - в котором и Перевод будет другим, а не поверхностным, как, например:

– Шекспир - это Копьем Потрясающий, - а:

– В Трубу Свивающийся Лист.

В первом случае перевод делается, исходя из буквальности видимого мира, а второй:

– Имея в виду Посылку, знаменитую фразу Шекспира:

– Весь мир театр, и люди в нем актеры, - что значит, пространство делится на две части, на Сцену и Зрительный Зал, на Поля и Текст, или, как сказал Пушкин в Борисе Годунове:

– Не всяко слово в строку пишется.

– -------------------

Ролан Гаррос - комментатор переводит Джона Макинроя более-менее нормальным голосом, но понимания перевода нет абсолютно, ибо переводчик-комментатор говорит:

– Безотносительно к разговору Макинроя.

Тогда как Шекспир в Двух Веронцах показал, что:

– Не может быть в роли Итальянского леса итальянский же лес.
– И когда не понимают почему, то ответ такой:

– Шервудский лес Шекспир применил не вместо итальянского, а:

– На фоне итальянского, - оставив таким образом существовать Прошлое, а не стал строить, как здесь, в России в 17-м году, мир заново. В этом фантастической величины разница:

– У Шекспира Прошлое существует - поэтому он и пишет исторические пьесы, что значит, как и сказал Иисус Христос:

– Все живы!

После 17-го года, наоборот: все мертвы, как было написано в истории СССР:

– Князей и Графов мы убили в 17-м году, а следовательно их и:

– Не было-о-о-о!
– Ни-ког-да.

– -------------------

26.05.16

– Роли все расставлены стоят.
– Это по поводу желания переводчика Голышева:

– Выводить из состава без объяснения причин.

Имеется в виду, как дали роль - так можно ее и взять.

Голышев и его друзья-товарищи, критикуя Чацкого за то, что он не плюнул, и не бросил влюбляться в наглую Софью не просто ошибаются, что бы еще ничего, в том смысле, если бы:

– Объяснили своё необъяснимое поведение, - но считают это Грибоедовское поведение Чацкого тем, чего:

– Не-бы-ва-ет-т!
– Если только он, этот Чацкий, не полный осёл.

Почему, собственно, нет объяснения?

А потому, что коммунистическое мировоззрение 17-го года считают естественно-правильным по умолчанию. Мол:

– А как? Все так, - кроме Чацкого.

Но в том-то и дело, что Чацкий не один такой-сякой. Есть ещё, как-то:

– Иисус Христос, Эйнштейн, Ферма, Пушкин, Шекспир, и. И дальше большая-большая очередь из ВСЕЙ классической литературы.

А Толстой напополам с Гавриловым называют Голышева гениальным переводчиком. Называют на основании того, что в его переводах:

– Даже слышен скрежет зубовный американского гоготанья.

Но, друзья мои, да по барабану, что там слышно, у Пушкина нигде ничего слышно. Почему? Да потому, что слышны могут быть только вопли приносимых в жертву на Пирамиде Майя Хомо Сапиенсов. Ибо приносится в жертву Образ! Вот эти самые, пока еще не умолкнувшие звуки божественной эллинской речи.

Делается - правда, не элементарная, - логическая ошибка:

– За американское произношение принимается - этеньшен:

– Американское произношение.
– Как будто вот это американское - есть правильное в противовес тому произношению, которое используют Леонид Куравлев и Любовь Полищук в фильме Ширли-Мырли, только чтобы посмеяться.

Ошибка это потому, что мы никогда - по завещанию Экклезиаста - не видим Подлинника, потому что, как он сказал:

– Всё это уже было, или:

– Было, было, было.
– Что значит:

– На сцене всегда роль.
– А это значит, самый-пресамый американский-английский никогда не будет Подлинником. Это не Гамлет, а Смоктуновский в роли Гамлета.

А аргумент по поводу гениальности перевода делается исходя из доисторического мышления - в котором не удивительно, что мы еще находимся:

Переводчик переводит Гамлета! Этого не может быть, потому что не может быть никогда, как говорили средневековые схоластики. Ибо никакого Гамлета давным-давно, а именно, как напомнил в Библии Экклезиаст:

– Три раза уже закончилось то время, когда Гамлет мог существовать:

– Сам по Себе.

Следовательно, настоящим американским будет чтение перевода Андреем Гавриловым, а не Голышевым.