Я не Байрон

Никогда не говорят, глядя на Героя в кино, что это актер, например, Андрей Панин. А всегда только: его герой. И это верно, но:

– Только в начальной школе, - чтобы дети научились вообще отличать А от Б, и замечать сидящую между ними букву И, несмотря на то, что она маленькая.

В дальнейшем, в реальности, рассказ всегда идет:

– Художественный!
– И значит, в нем может существовать, как Андрей Панин, так и его Герой, например, Гаркуша в Свадьбе Павла Лунгина.

Как Петербург - так и Ленинград. Ибо любое предложение - это всегда:

– Два в Одном.

А получается, что так, реально, по-Пушкински, мы можем делать только дома, в игре между собой, а в официальной пропаганде, как, например, сейчас по Радио Свобода - нельзя.

А можно только по Учебнику.

И вот такие рассказы, как этот рассказ Мар. Еф. предназначен только для одного:

– Разорвать американского ребенка с его взрослой машиной.

К счастью этого не выйдет, так как бог уже давно смешал языки, и они в нашей вездесущей пропаганде ни бельмеса ни гугу, а вот русских достают и Оттель.

Можно спросить:

– Что такая пропаганда, идущая с русского запада может сделать здесь плохого?

Ну-у, вот, например, на мопедах уже ездят в шлемах, а ожидать следует, что и ходить будут скоро в железных шлемах. Зачем? Так для безопасности, от потустороннего подсознательного влияния. И такой шлем уже надет на русских кинозрителей:

– Смотреть Голливудские фильме в реальном переводе нельзя - их просто нет, а можно только в дезинформационном, в таком же, как Мар. Еф. переводит Америку.

Допускается ошибка, которая не видна, так как делается по правилу:

– Что вижу, то и пишу.

Спрашивается, зачем тогда Ван Гог каждое утро бегал писать подсолнухи, и других ворон с их пшеницей, если они всегда одни и те же? Только по одной причине:

– Пишет Новое.
– Можно сказать то, что Следует из увиденного.

Пишется следующий шаг, будущее. А иначе будет только:

– Тавтология.
– Мы и так знаем, что научиться ездить на машине не хуже самой машины нельзя, так как нельзя никогда.

Мы и машина - две вещи несовместные. Как и цивилизация. Древний человек не может стать цивилизованным, так как:

– Никогда не сможет поверить в Бога.

Показанное во множестве Голливудских фильмах, как дети по умолчанию лезут в машину даже в три года, и искренне не понимающие, почему она его не слушается - означает, что Человек - это существо априори Верующее.

А не наоборот.

О чём и написано в Библии:

– Не по справедливости, а по любви.

И эту крепость Любви так просто не взять, справедливость кажется точнее ее. Любовь воспринимается, как:

– Скидка, - как неточность.
– Так получается потому, что Любовь и Справедливость расцениваются, как противостояние.

Как мы и Америка.

Не чувствуется Посылки:

– Мы на одной Земле.
– Имеют в виду: если мы на одной Земле - то и поступайте, как мы хотим:

– Наблюдайте предмет со стороны, - и не лезьте внутрь него, как будто вы:

– Одно целое.

Почему здесь и запрещена живопись, например, Пикассо и Ван Гог, до тех пор пока не привыкнут к ней за давностью времени, как к обычной мебели из ДСП, а - сразу-то, под впечатлением:

– Могут и в раж войти, - аки японцы какие-нибудь, и не щадя себя попросить в магазине на Калининском Проспекте:

– Мне бы Ван Гога во французской репродукции, сколько стоит?

– Сорок рублей.

– Да. Но всё равно не бывает.

– Почему?

– Потому что бывает редко.

Что и значит:

– На машине вы, конечно, ездить можете, только относитесь к ней соответственно её ценности, как к вещи:

– Не надо одушевлять неживое.

Тогда как Бог именно:

– Оживил Человека.
– Ибо был он только:

– Из глины.

Как машина.

– --------------------

Иван Толстой - 20 лет назад, 25 июля 1996 года.

Говорят, что должна быть, или нет национальная идея. Говорят, что она возникает на протяжении веков. Но!

– Но это очень мало по сравнению с временем сотворения мира.

Национальная идея - это не что иное, как Вавилонская Башня. Больше ничего. Прямое противостояние не только здравому смыслу, но и Богу.

Татьяна Толстая говорит, что в демократических странах скушно и тошно. Но!

Но в России её скушно слушать. Школьный кружок литературы и больше ничего. Даже хуже. Хуже тем же, чем хуже член комсомольского бюро высшего учебного заведения любого студента этого заведения:

– Совершенно не интересуется реальной литературой, а только той, что в программе, да и то между домами отдыха, они главное:

– Иностранные путешествия, - где можно разводить разлюли - малину про будто бы существующую русскую словесность.

Владимир Солоухин говорит, что это плохо, когда Т. Толстая говорит, что ей бы, чтобы было хорошо, должно быть тепло и уютно. Но!

Но вряд ли идея - идеология В. Солоухина сильно отличается от того же самого Т. Толстой. Ибо ему неуютно, когда взорвали 400 храмов, где было тепло и уютно, но была ли там Вера?

Ибо требование национальной идеи - это прямое противостояние Христианству.

Зачем Человеку Вавилонская Башня, если у Него и так всё есть?

Т. Толстой будет неуютно, если все будут считать её школьную литературу противостоящей мировой классике.

Идеологии Толстой и Солоухина прямо противостоят Человеку Читающему, ибо в книге он - Человек - главный, а не:

– Навязанные ему учителя, являющиеся ничем иным, как обычными пропагандистами и агитаторами рабства.

Не зря раньше никто не интересовался запрещенным Солженицыным - думали это и есть Солоухин какой-то. Через чур уж банальна пропаганда идеологии активной жизненной позиции. У него. А у нее, хотя и не прямо, но тоже самое:

– Тока социализм!

Человек закрепил себя на Зиккурате Вавилонской Башни, и не хочет оттуда слезать. Ибо тогда будет плохо: