Я - не заморыш!

Я нерешительно переступил через порог. И — не увидел отца.

Четыре кровати со странными конструкциями в виде тросиков, колесиков и штанг стояли в два ряда. Все были заняты. А где отец?

— Пап, ты где? — тихо окликнул я. На всех четырех кроватях отметилось шевеление.

— А к кому пришел? — проскрипел стариковский голос с первой крова­ти. Это явно не папа.

— Кирилка, это ты? Откуда? — Кровать отца оказалась в дальнем от меня углу, возле окна. Над одеялом торчала загипсованная нога. Батя, подтягиваясь на руках, с трудом оторвал голову от подушки. Его голос был слабый, но узнаваемый. В нем слышалось скорее удивление, чем радость. Глаза и щеки провалились, волосы спутались. Но это — отец!

Я в нерешительности подошел. Не знал, как себя вести, — это в детстве я бросался ему на шею! А сейчас? Я подал руку для рукопожатия:

— Привет, па! Как ты?

В ответ батя притянул меня и обнял плетью руки. У меня брызнули позор­ные слезы. «Птфу, блин!.. Сопли распустил», — разозлился я на себя.

— Сынок, как ты здесь оказался? — у отца повлажнели впавшие глаза.

— Мы с мамой приехали.

— Как? И она с тобой? — мне послышалась в его голосе тревога.

— Мы сюда прямо с поезда. Она внизу, на проходной, — торопливо рас­сказывал я. — Мать, как узнала, что ты попал в аварию, так все бросила, и вот мы приехали.

Я не стал вдаваться в подробности. Отец как-то заволновался, засуетился. Пытался поправить свои всклокоченные волосы, тер небритые щеки.

— Так она здесь? Надо же. Что ж она не идет? А, ну да. Надо дежурно­му врачу сказать. — И вдруг ко мне: — А как ты-то сам сюда проник? Сейчас же приема посетителей нет, да и вообще здесь строго.

— Да так и проник. Потом расскажу.

— Ну конечно, у нас времени навалом, — уверенно сказал отец. — А у тебя, вообще, как со школой?

— Да нормально, пап, все путем, — отмахнулся я от неудобной темы. — Давай лучше с мамой решим. Что надо сделать, чтоб ее пустили?

— Сейчас позову санитарку, — отец нажал на звонок. Через некоторое время она появилась:

— Это ты, дед, опять звонишь? — обратилась санитарка к лежавшему у двери старичку.

— Звонил я, — обозначился отец. — Дежурный врач нужен.

— Зачем он тебе?

— Мы с мамой к отцу приехали, — ответил я, уловив, что отец чуть замешкался с ответом: наверное, решал, моя мама жена ему или не жена.

— Да знаю я про тебя, из городского типа, — хмыкнула она.

— Из поселка городского типа, — уточнил я.

— Да мне фиолетово, из какого типа, — и пошла за врачом, как потом выяснилось.

Я видел, что отец волновался. Повисла какая-то нехорошая пауза. Я так много хотел сказать отцу: про жизнь мою пацанскую, про Завмага, про мер­седес, который он ремонтировал. Может, про Дениску рыжего, другана моего рассказать, про Маришку, которая не мышка-норушка и, может, в меня влю­билась. Но что-то мои «домашние заготовки» улетучились. Такое ощущение было, будто классная вызвала к доске, а я все забыл. Только про Амбала пом­нил, потому что отец, как мне показалось, изучал мой синяк.

Я отреагировал на опережение, небрежно проведя рукой по отцветающе­му фингалу, как бы смахивая его:

— А. Это чепуха, мы с Амбалом махались.

— Амбал, он что, действительно амбал? — участливо спросил отец.

— А то! Шкаф целый, на два года старше, — я хотел уточнить, что Амбал мог бы быть его приемным сыном, но понял, что это будет полнейшая глу­пость с моей стороны.

Вошел дежурный врач:

— В чем проблема, больной?

— Ну, вы говорили, что нужен постоянный уход, — начал отец.

— ...Вот мы с мамой приехали, — тут же обозначился я.

— Да, действительно, за вами нужен круглосуточный уход. Но это делается не так, не по-партизански. Пусть родственники обратятся завтра к главному врачу, решат все формальности. — Он глянул на меня и спросил: — А собственно вы, молодой человек, как сюда проникли? Кто вас в неурочное время пустил на территорию лечебного учреждения, да еще в палату к тяже­лобольным?

Повисла пауза, я не знал, что сказать. Папа виновато раскинул плети своих рук:

— Ну, доктор. Сын за три тысячи километров приехал.

— С матерью, — подсказал я.

— Доктор, да надо радоваться, что еще есть такая молодежь, — вступился за меня скрипучий старик. — Вот ко мне никто не ходит, ни сын, ни внуки. Хоть бы кто сигарету прикурил. А так со мной проблема только для санитарки.

Я не к месту захотел покурить, но понимал, что здесь это нереально, а доктор продолжал:

— Есть режим лечебного заведения, есть время для посещения. Воз­можно, другим больным вы, молодой человек, мешаете своим присутстви­ем, — обратился ко мне врач, детально изучая мою поцарапанную физионо­мию с фингалом.

— Да ничего он нам не мешает, — отозвались с других кроватей мужики, на которых я как-то особо не смотрел.

— Так что, доктор, можно, жена моя сюда зайдет? — спросил отец, а у меня аж сердце от радости запрыгало: батя назвал ее, мою мамку, женой.

— И жена за три тысячи километров?.. Ну, пусть только проведает, не более пятнадцати минут.

— Спасибо доктор!

— Пап, я сейчас за мамой! Я знаю, как теперь сюда попасть, — и рванулся из палаты, не обращая внимания на ноющую боль в подвернутой ноге.

А потом мы мыли... «мешок с костями»

На проходной мама уже была наготове, оказывается, дежурный врач позвонил охраннику, чтоб тот ее пропустил.

— Мам, давай за мной!

— Сумки ваши пусть здесь стоят, сохранность гарантирую, — как-то весело отрапортовал супергерой-охранник, бывший «бич-пакет».

Мы повторили с мамой мой недавний путь до палаты № 308. Санитарка с первого этажа, которая думала, что я из кишлака, бахилы дала матери бес­платно. Лифт оказался без покойника. Санитарка с третьего этажа встретила, извиняюсь, без судна в руках.

Вот и палата № 308.

— Мам, да ты не волнуйся, — успокоил я ее.

— Я и не волнуюсь, — судорожно поправляла она волосы, зачем-то вни­мательно изучила свои руки, посмотрела на меня как-то даже беспомощно и. шагнула в палату.

Я не знаю, что они, мои родители, чувствовали, но сдержанно сказали друг другу «привет».

— Как ты?..

— Да вот.

Мама села возле кровати.

— Мы сейчас без гостинцев. Там, на проходной, все наши сумки.

— Да ладно, здесь нормально кормят.