Я - не заморыш!

Увидеть Пермь и обалдеть: фонтаны, театры, небоскребы!

Короче, мечта-фантазия моя покружила над Волгой, далее — над Камой и угомонилась. Поезду «пыхтеть» еще, наверное, сутки. Никаких особых приключений за это время не случилось. Компания с Маленькой Эротикой тоже притихла, песен не пела, пивасик, видно, закончился. Учебники тихо лежали под подушкой нераскрытыми. Попутчики с соседних полок поменя­лись — даже не запомнились. СМСки мне перестали приходить — батарейка в телефоне совсем разрядилась.

Поезд прибыл на станцию Пермь-II.

— А почему на Пермь вторую, а не на первую? — спросил я у мамы. — Мы что, второй сорт? — У меня возникла дурацкая мысль, что сюда привозят не самых, так сказать, знатных пассажиров. Типа мигрантов-гастарбайтеров и жителей поселков, которые «ни к селу ни к городу». То, что мысль дурацкая, подтвердила мама.

— Дурачок, какой же второй сорт? Здесь целый Транссиб проходит!

Я что-то об этом слышал, из телика, что ли? Спросил у мамы:

— А что такое Транссиб?

— Великий Сибирский Путь! Самая длинная железная дорога в мире! — как-то с пафосом сказала мама и добавила: — Через всю Европу, через Урал и Сибирь, аж до Тихого океана.

— Самая длинная в мире? Ничего себе! — Я слегка загордился. Конечно, из пассажиров второго сорта — прямо к мировым масштабам. — Это что, мы великие путешественники?

— Ну, прям уж великие... Давай продвигайся к выходу.

Мы вышли последними, потому что нас никто не встречал. Меня покачи­вало от трехсуточной езды в поезде.

Я вспомнил слова тети Гали: это, мол, край зэков и ментов. Ни тех, ни других я не видел, кроме дежурных полицейских, степенно прохаживавшихся по вокзалу. Меня мама оставила в зале ожидания с сумками, а сама куда-то побежала. Мой отцветающий зеленоватый фингал, все еще выплывающий из- за черных очков, полицейских не привлек. Хотя, если честно, когда они прохо­дили мимо, я почувствовал себя заморышем, съежился и потянулся в карман за паспортом. Он, мне казалось, прикрывал мою грудь, как бронежилет.

Потом я видел, как к полицейским подошла мать, что-то спрашивала, записывала, они старательно объясняли.

Честно говоря, мне нравилось, что мать у меня такая смелая, — подошла прямо к полицейским, не побоялась. Мне вспомнилось недавнее — как мы с ней в ментовке у нашего участкового были. Может, информация про нас, про семью хулиганов, уже сюда пришла? У них это быстро. Хотя участковый нашему делу обещал не давать хода. Говорил при Завмаге, при всех. А там кто его знает. Подошла мама:

— Ты что такой озабоченный?

— Мам, ну ты такая деловая, — не стал я рассказывать ей о причине своей озабоченности. — Тебе не страшно в таком большом городе? Народу тьма.

— Нам нельзя народа бояться, мы сюда приехали не за этим, — улыба­лась и в то же время волновалась мама. — В мегаполисе другой ритм жизни.

— Мегаполис! — с придыханием произнес я. Конечно, мне приходи­лось слышать это слово, и его значение было в принципе понятно. Но вот так, чтобы ты сам в мегаполисе — это супер! Я опять загордился собой: Транссиб, мегаполис! Мне также нравилась мамина уверенность, которая передалась мне.

— Пошли, сначала нам надо на трамвай, — скомандовала она.

Ехал в трамвае я первый раз в жизни — ощущение, как на маленьком поезде

За окном медленно плыли картины города. Ну, это по сравнению с нашим поселком Лесостепным, который «ни к селу ни к городу», — просто космос! Потом своим расскажу. Например, Дениске рыжему или Маришке, может, Ленке. Хотя нет, ей не буду.

.Плыл я в трамвае, покачиваясь, и понимал: ту лужу безденежья, кото­рая еще с раннего моего детства чавкает у нас в поселке под ногами и рисо­валась в стиле фэнтези, надо. замостить тротуарной плиткой, как в Перми. Вот и все — очень просто!

Трамвай постукивал на стыках, за окнами возникали фантастические кар­тины мегаполиса: театр, фонтаны, памятники, зеркальные небоскребы. Для меня все, что выше третьего этажа, — уже небоскреб. Супер! Короче, меня этот город покорил — Пермь Великая!

Я взглянул на маму, пытаясь найти понимание. Она была поглощена чем- то своим и прислушивалась к названиям остановок. Ну да, конечно, она же не просто катается в трамвае, а едет к тяжелобольному моему отцу. И меня мысли вернули к отцу.

Да. Его этот огромный город не баловал. Скорее наоборот — постоян­ные проблемы с работой, с жильем, со здоровьем. Я почему-то подумал: вот если бы у меня родился младший брат, если б родители не разошлись, мы бы вчетвером жили в Перми. И аварии с отцом, скорее всего, не случилось. Вообще у нас бы судьба — другая — не когтистая злая тетка. А так имеем, что имеем. Каждый — по отдельности.

Я не то чтобы обиделся на мегаполис за отца, но удивился: почему все так несправедливо? Кто-то в роскошных иномарках и в небоскребах, а кто-то совсем безлошадный и в общагах да съемных каморках? И тут мне стало как- то обидно за мой маленький несуразный поселок Лесостепной. Там и леса-то нет, кроме выгоревшей лесополосы, и степь сильно уж суховейная, и всего несколько трехэтажек. Какое-то несправедливое распределение. Это что же, я его, мой поселок, выходит, предаю? Что, измена родине? Хотя Пермь, конечно, супер!

— Константинович, выходи, — толкнула меня мама. — Сейчас надо пере­сесть на автобус.

Мы попали в час пик — все ехали с работы. Народу тьма. Много очень красивых девчонок. В голове закрутилось дурацкое:

Девочки и мальчики,

Дуры и обманщики.

Пока ждали автобус, я пытался этих девчонок сравнивать с Ленкой, Маленькой Эротикой (из нашего вагона) и Маришкой. Мысленно становился радом с каждой. А что, при моих ста восьмидесяти сам вполне. Ну, синяк, который еще не сошел, не в счет. Я быстро запутался с этими девчонками, потому что они, заразы, все разные, и каждая мне нравилась. Наверное, я гиперозабоченный. Я же и по рождению — гиперактивный кесаренок.

Толпа занесла нас с несуразными баулами в автобус. Езда быстро утряс­ла пассажиров, прижав меня к окну. Я чуть не потерял черные очки, при­шлось снять. Переезжали через Каму, которая впадает. в Каспийское море. Я улыбнулся своим тайным знаниям. А за окном взметнулся нереальный лес — сосновый бор, как я понял из разговоров местных. Тут вспомнились мне посаженные в ящике на нашем подоконнике грецкие орехи. Интересно, будет с них толк? Про «рощу Кирилла», глядя на сосновый бор, мне даже смешно было думать. Смешно и обидно, почему-то.