Я - не заморыш!

Надо симку вставить. Разослать номера Дениске, Маришке, может, Звезд­ной Звезде. Еще кому? Ну, классной моей бывшей. Хотя зачем? Вот сегодня с новой классной придется общаться. Что она за птица? Жена доктора — будет лечить мне мозги суффиксами-префиксами. А может, новая классная про «меню подростка» будет пургу мести? Невовремя захотелось есть. Блин, я же недавно у отца перекусил. Что ли, сквозануть — не пойти в школу?

Зазвонил мой телефон.

— Да, мам.

— Кирилл, жду возле вечерней школы. Ты сейчас где?

— На «Титанике»! — автобус как раз ехал по плотине КамГЭС, и я попы­тался острить.

— Не морочь голову, конкретно — где?

— Ну, через КамГЭС переезжаем, — пояснил я и понял, что днем гидро­станция на океанский лайнер никак не похожа.

— Жду у школы, «Титаник» доморощенный.

Ну, понятно. Сегодня не удастся соскользнуть. Придется тащиться в школу.

Пока ехал, пришла СМСка от Дениски: «Привет, Кир. У меня все нормалек. Амбала участковый закрыл. Говорят, Ленка от него беременная. Как ты? Пока».

Ну, дела! Я сидел и переваривал. Потом написал Дениске: «У меня все пучком. Про Амбала и Ленку — это точно? Может, сплетни?»

Дениска ответил: «По ходу, не сплетни. Ее Завмаг увез куда-то».

Чуть не прозевал свою остановку — все думал о Звездной Звезде: ревно­вал, злился, жалел. Ленка беременная — как там классная отреагировала, да и вообще, вся школа? Маришка что-то молчит, не пишет.

Я выскочил из автобуса, огляделся. Помню, надо идти через березовую рощу. Там прикольные мостики — разноцветные. И памятники интересные. О, этого я узнал — Ванька Жуков, который писал «на деревню дедушке».

Вспомнил своего дедушку — Кирилла, которого при жизни не видел, и почему-то того деда, что сегодня ночью умер в палате у отца. К чему это? В парке так красиво, а тут — мысли про мертвых. Ну, и про Ленку с Ам­балом.

Среди этих мыслей — резкий звонок от мамы:

— Ты где, Кирилл!

— Я подхожу к школе, в парке.

— А ты в какую школу лыжи навострил средь бела дня? — вдруг возник­ли рядом два местных пацана. Ростом пониже меня, но оба плотные. Видно, мои ровесники.

Я успел выключить телефон и немного растерянно сказал:

— В вечернюю. А что?

— Ты, видать, неместный. Говор какой-то.

— Я из неоднозначного региона, — так им и сказал, потому что здесь наши края так называют.

— Откуда-откуда? Ты че, гоняешь?

— Отвечаю, — как можно убедительнее сказал я, прижавшись спиной к дереву, чтобы сзади никто не смог напасть, если вдруг чего.

— Что у тебя за мобила?

— Нокия, кнопочная.

— Отстой.

Мне пришлось согласиться.

— Закурить есть?

— Нет, я не курю уже два дня.

— Бросил?

— Нечего. То в поезде — с мамашей, то тут — без копейки.

— А ты про копейки чего это вдруг? Думаешь, будем тебя потрошить?

— Нет, не думаю.

— А зря! — оба засмеялись. — Ну ладно, пошли в вечерку. Мы тоже туда.

— Пошли, — согласился я, чувствуя, однако, какой-то подвох.

— А зачем в Пермь приехал?

— Отец в аварию попал, сейчас лежит в больнице весь переломанный, не встает.

— Точно?

— Отвечаю! — снова сказал я убедительно.

— Ну, ты не трусь. Мы детей не обижаем и заморышей тоже.

«Заморыша» мне пришлось проглотить, а что возражать, если правда.

— Только малолеток отучаем курить, — уточнил другой пацан. — Мы из клуба бокса, за здоровый образ жизни.

— А ты, вижу, боксом не занимаешься. Вон физиономия вся покоцанная.

— С такой раскраской советуем здесь не ходить. Пацанята мелкие при­метят, подумают — легкая добыча, и стаей отметелят.

— Боксом нет, не занимаюсь, — ответил я почти обреченно. Не расска­зывать же им про нашего Амбала или что я в кусты свалился с больничного забора. Засмеют. Эх, как я пожалел, что не занимаюсь дзюдо. У нас как-то в Лесостепном открылась секция. Прямо в общежитском подвале. Мама меня туда записала, даже кимоно по дикой цене купила. Но секцию разогнали, из кимоно я давно вырос. Как хотелось мне соврать, что занимаюсь дзюдо, но язык не повернулся.

— А ты точно из тех краев? Как ты говоришь: неоднозначный регион?

— Да, точно. Могу паспорт показать.

— А там на русском языке написано?

— Конечно!

— А ну, дай посмотреть.

Оба юных боксера внимательно изучали мой паспорт, шевелили губами.

— Кирилл, значит? Ха, я тоже Кирилл, — довольно сказал один парниш­ка. — А это Славик. У него уже третий разряд, юношеский.

Разрядник, между тем, задался вопросом:

— А ты что такой белобрысый? У нас мигранты все чернявые.

— Так у мамки с папкой получилось, — весело сказал я, и все засмеялись. Я понял, что они меня приняли за своего.

— Ты тут надолго?

— Как получится.

— Если что, приходи в наш клуб. Ты хоть и тощий, но у тебя длинные руки. Это преимущество у боксера, — констатировал разрядник Славик и сделал имитацию ударов, неизменно останавливаясь в сантиметре от моей челюсти. Я невольно отшатнулся.

— Не смейте его трогать, не смейте! — раздалось пронзительное. — Я вам глотки перегрызу.

— О, смотри, какая-то девка бежит как угорелая, — показал мой тезка на мечущуюся в конце аллеи фигурку.

— Не понял. Это не девка, а моя матушка, — удивился я и крикнул ей: — Мам, все нормально!

Мне было неудобняк перед новыми товарищами. Тем временем мать почти добежала до нас, споткнулась и. упала. Я бросился к ней.

— Мам, ты как?

— Господи, что они с тобой сделали.

— Тетенька, извините. Это мы в шутку, — Славик вместе со мной помог матери встать.

— Мам, это нормальные пацаны, — успокаивал я плачущую мать. — Они местные, тоже в вечерке учатся.

— Да, мы нормальные, — подключился мой тезка Кирилл. — Мы за здо­ровый образ жизни.

Мама не вполне верила моим новым знакомым, всхлипывала, озиралась и была готова вцепиться в горло любому. Я ее еще такой не видел.

— Ну, мы пошли, — виновато сказал мой тезка.

— Пока.

Боксеры удалились по аллее. Я остался со всхлипывающей матерью и мыслями о беременной Ленке и Амбале.

Отец снова подсел на пиво, но мы батю вытащим!

Мама вытерла слезы, стала приводить себя в порядок. Мне надо было в вечерку, но как оставить мать в таком состоянии? Вдруг она сказала: