Я - не заморыш!
Шрифт:
Все вместе мы справились с этим делом. Я взял судно и понес в сторону туалета. Возникали дурацкие мысли: сколько фильмов я пересмотрел, даже несколько книжек прочитал, а все герои там обходятся без этого дела. Даже по пять суток без сознания лежат, а потом встают — и все нормально. Папка не герой фильма, он просто живой, но больной человек. И нет ничего позорного, что я ему помогаю, — успокаивал я себя. С этими мыслями и с судном в руках в коридоре я столкнулся с... Жанкой.
— О, ты свою порцию наследства получил! — зло засмеялась она.
— Пошла вон, лахудра, — вырвалось
— Дебил полный! — уже с безопасного расстояния крикнула она мне.
Когда я вернулся в палату с пустым судном, Жанка помогала санитарке
обтирать отца. При этом говорила:
— Костя, я была у адвоката. Нужно постараться задним числом оформить землю и дачу на постороннее лицо, чтоб у тебя это не отобрали по суду.
— Жанна, давай об этом не сейчас, — с трудом выдавил отец.
— А когда? Они уже приходят и грозят мне! Тебе наплевать, что со мной будет.
— Ничего не будет, уезжай к матери в деревню.
— Они землю у тебя отожмут, ты же беспомощный.
— Он не беспомощный! — зло крикнул я.
— Сынок, успокойся. Все нормально.
— Наследничек нашелся, — хмыкнула Жанка и демонстративно бросила влажное полотенце на впалую грудь отца.
— Да побойтесь бога, — строго сказала санитарка.
— Мне нечего бояться! Пусть они боятся. Два заморыша, — Жанка отступила на безопасное расстояние — к двери. Так меня здесь еще никто не называл, да к тому же и отца! Я сильно психанул и. запустил пустое судно в Жанку. Та успела выскочить за дверь и захлопнуть ее. Санитарка схватила меня за локоть:
— Ты что, звезданулся, что ли? — кричала она. Забрав влажное полотенце и посудину, санитарка удалилась, продолжая возмущаться: — Вот дебилов развелось!..
— Кирилл, что ты творишь? — отец привстал на локтях.
— Пап, извини, я не хотел, — сказал я правду. Наверное, это детская гиперактивность кесаренка выстрелила быстрее, чем я успел подумать.
Вторая моя встреча с отцом не заладилась, как я понял. Хорошо, что мамы нет.
Мы молчали оба. Я думал, о чем заговорить с отцом, а он — о своем. Наверно, я ему надоел своими выходками.
— Пап, мы тебя с мамой напрягаем?
— Нет, не напрягаете. Я вам рад.
Мне хотелось оправдаться за свою дурацкую выходку, но слов не находилось. В поисках поддержки я обернулся в сторону кровати дедка. Ну да, мы же в палате одни. Как-то сначала я не придал этому значения.
— А где все, пап?
— Двоих перевели в другие палаты — пошли на поправку, а дед умер.
— Как умер?
— Не знаю. Проснулся, а его уже выносят.
Я вспомнил свои ощущения, когда ехал в лифте, чувствовал, что там сегодня покойника везли.
— А сын знает?
— Не было у него ни сына, ни дочки, ни внука. Санитарка так сказала.
Вдруг мне постыдно захотелось плакать. Я вспомнил о бойцовском характере и подавил это позорное желание, почти крикнув:
— Папка, а у тебя сын есть, я есть!
— Ну конечно, сынок!
— Пап, давай перекусим, — перевел я тему. — Мама тут что-то из фасоли целебное для твоих костей придумала.
— Давай, если
целебное, — улыбнулся отец. — Только вместе с тобой.— Пап, мы уже завтракали.
— Кирилл, меня-то с утра покормили. Хоть казенная пища, но калорий хватает. Давай, за компанию.
Я не сильно сопротивлялся, пришлось есть мамину целебную фасоль. Как-то не заметил, что почти сам ее и съел. Это меня смутило, и я как бы в оправдание выдал:
— Пап, мама сейчас поехала на Изоляторный земляка нашего искать, чтобы временную прописку оформить.
— Хорошо.
— Потом она будет устраиваться сюда санитаркой, — продолжил я «выдавать семейные тайны».
— О как! Не ожидал.
— Мама говорит: пока отец на ноги не встанет, мы не уедем. Это ей наш поп так сказал.
— Ваш поп? Что, в Лесостепном есть церковь?
— Да, пап, есть. Ее уже почти построили. — Я хотел рассказать, как мы с рыжим Дениской помогали на церкви, но потом сдержался, только добавил: — Служба пока идет в подвале. А поп, то есть батюшка Артемий, в «горячих точках» был.
— А что это мать такая верующая стала?
— Вот придет, спросишь у нее сам. А эта твоя Жанка когда к тебе приходит? Неохота, чтобы они здесь пересекались.
— Да я понимаю. Как-нибудь решим, — вздохнул отец. — Наверное, в ближайшее время не придет. Уедет она из Перми, пока все не утрясется.
Что должно утрястись, мы с мамой подробностей не знали. Точно была авария, вроде на отца повесили разбитую иномарку, потому что он был выпивший за рулем. Ладно, еще будет время вникнуть.
— Пап, а ты знаешь, что тебе в нашем бывшем колхозе положен земельный пай?
— В каком колхозе, Лесостепновском?
— Да. Маме вчера теть Галя прислала по электронке письмо: всем бывшим колхозникам или членам их семей положены земельные паи. Ну, кто сколько лет в колхозе проработал.
— Серьезно? Так я там год всего был, еще до женитьбы.
— Ну, значит, небольшой участок. А вот мама за моего дедушку Кирилла получит большой пай.
— Это как же?
— Новый губернатор так сказал: земля тем, кто на ней работал. Наши поселковые мужики за землю судились, вот и отсудили. Сейчас председатель колхоза, точнее, кооператива, дядька Мишка-зоотехник.
— Ну, помню такого.
— Мама придет, подробнее расскажет, если что.
— А она сегодня обещала?
— Не знаю. Если уладит с временной пропиской.
Пауза затянулась. Отец снова задумался о чем-то. О своем земельном пае? О маме моей? О чужой разбитой машине? Не знаю. Но в мыслях он точно не со мной.
— Пап, ну я пошел. Мне сегодня в вечернюю школу.
— Давай, сын. В новом коллективе заяви о себе.
Спускался я на первый этаж уже не на лифте. Нафиг надо, там сегодня дедка-покойника везли. Я не боюсь, но все-таки.
Шок — Ленка беременна! Все остальное — мелочи жизни
В вечерку идти не хотелось. Что там меня ждет? Может, в этой школе учатся одни бандюки типа Амбала. Тетя Галя говорила, что половина Перми — зэки, половина — менты. А батя советует: заяви о себе! Легко сказать.