Я в любовь нашу верю...
Шрифт:
— Здесь мой дом, — не по-детски твердо ответила девочка, бросив гневный взгляд на мистера Хино. — Я никуда с ним не поеду!
Топнув ножкой, Рей гордо удалилась. Отец ее нахмурился, и на его скулах заходили желваки.
— Пусть будет так, — процедил он. — Но не думайте, что я просто так оставлю дочь.
Дедушка Рей ничего не ответил на это, и мистер Хино, развернувшись на каблуках, покинул новое прибежище маленькой Хино.
Время шло, а обида на отца не утихала. Утверждение о целебном свойстве времени не работало по отношению к Рей. Возможно, дело было в том, что мистер Хино появлялся в ее жизни с завидной частотой, подогревая ненависть в душе девушки своим ложным интересом к ее настоящему и будущему.
— Хочешь
— Тебе все еще не надоела жизнь в храме с этим полоумным стариком? Такая жизнь не для тебя, Рей. У тебя должно быть все самое лучшее. Ты же моя дочь!
— Ты так похожа на меня! И с каждым днем все больше, как бы ты ни отрицала. Мы семья…
Все, что когда-либо говорил отец, вызывало у Хино раздражение, разъедающее душу подобно соляной кислоте. Она ненавидела его за все: за смерть матери, за притворное участие, за каждое мнение или совет, что заставляли ее сомневаться; за каждое слово, сказанное ей… За один его вид. Но больше всего она ненавидела себя, так как, глядя в зеркало, она неизменно видела в себе его черты. От матери Рей унаследовала лишь глаза, в то время как все остальное было отцовским вкладом. И тут уже девушку грызли сомнения, а его ли она ненавидит или саму себя? И упорно, словно стараясь что-то доказать, шла против желаний мистера Хино, лишь бы уязвить его сильнее. Но едва ли она могла ранить самолюбие отца, этого каменного, бессердечного, расчетливого…
— Сукиного сына! — вслух выругалась брюнетка, и ей немного полегчало.
Встряхнув головой, Рей постаралась избавиться от докучающих мыслей, от которых в ее душе уродливым пятном начинало расползаться раздражение и, оперевшись на метлу, устремила свой взор на восток, где уже алым диском из-за горизонта поднималось солнце. Едва пурпурная капелька, постепенно светлеющая, поднялась над краем земли, Хино, вздохнув и перетянув потуже пояс на талии, двинулась дальше, к тории*. По опыту девушка знала, что там, на входе, грязнее всего.
Однако возле ворот ее ждал сюрприз — там, на земле, спал некий человек бомжеватого вида. Рядом с ним лежали потрепанный полупустой рюкзак и заляпанный термос. От неожиданности Рей остановилась, но потом решительно подошла, чтобы разглядеть раннего посетителя. Это был молодой мужчина, чье лицо не позволяли увидеть длинные, сальные волосы. Подбородок был неряшливо выбрит — об этом красноречиво свидетельствовали длинные торчащие волоски, выбивающиеся из темной щетины. Синие джинсы с грубой парусиновой курткой были покрыты странными жирными пятнами — то ли от каких-то технических жидкостей или масел вроде бензина, то ли оттого, что о них вытирали пальцы после еды.
Рей поморщилась, а затем, перехватив поудобнее метлу, замахнулась на спящего и ударила его по плечу:
— А ну-ка, подъем! Здесь не ночлежка! — гневно воскликнула она и подкрепила свои слова еще одним ощутимым толчком древком под ребра незнакомца.
От неожиданности мужчина едва не скатился со ступеней, но, к счастью, успел удержаться, уцепившись за ворота.
— Эй! — хриплым спросонья голосом воскликнул он, потирая глаза. — Полегче!
— Повторюсь: здесь не приют для бомжей, — строго произнесла Хино, вскинув голову.
— Я не… — начал было молодой мужчина, но тут же забыл обо всем, едва увидел стоящую над ним мико. В лучах восходящего солнца она напоминала богиню, и даже метла в ее руках казалась ему драгоценным скипетром. — О-о-о… — протянул он, не отрывая взгляда от лица красавицы.
— Вставай уже, — насмешливо бросила Рей, вновь принимаясь подметать дорожку, — нечего протирать двор своими джинсами. Тем более, они и так не особо
чисты…— Я хочу служить у вас в храме! — выпалил молодой человек, поднимаясь на ноги.
— Что?! — выпалила Хино, не сдержав презрительного смешка. — Нет, нет и еще раз нет, — отрезала она, принявшись усиленно выметать сор с дорожки.
— Но… почему? — недоумевал тот, разводя руками. — Я все смогу делать, правда! Я быстро учусь!
Вздохнув, Рей привычным жестом откинула волосы назад и, снисходительно посмотрев на лохматое недоразумение, спросила:
— Как тебя зовут, парень?
— Юичиро Кумада, — воспрял духом молодой человек. — А вас как?
— Так вот, Юичиро, — проигнорировав встречный вопрос, продолжила мико, — в этом храме ты служить не будешь.
— Это не тебе решать, внучка, — раздался за спиной Хино старческий дребезжащий голос. Рей послушно отошла в сторону, позволяя дедушке самому разбираться с навязчивым бродягой.
— Кто ты, непутевая молодость? — поинтересовался священник, и Юичиро ответил.
Глядя на этих двоих, Рей едва сдерживала смех. Дедушка был где-то по пояс новоявленному кандидату в ученики, а сам Кумада настолько благоговел перед маленьким человечком, что, казалось, готов был на колени перед синтоистом упасть, лишь бы попасть в храм. Это было настолько комично, что Хино все же хихикнула в кулачок. Это и поставило точку в решении священника.
— Хорошо, я возьму тебя в ученики, но ты должен доказать, что достоин этого призвания, — заявил дедушка Рей, сложив руки на груди, тем самым придавая своим словам солидности.
— Все, что угодно! — воскликнул Юичиро, бросив взгляд на Рей.
— Тогда, за мной!
Махнув рукой, дедушка Рей удалился, а Кумада, подхватив рюкзак с термосом, нелепо подпрыгивая и оглядываясь на красавицу мико, двинулся следом.
Девушка же, не спеша доделав работу, отправилась в хараидзё*, где располагался сакральный алтарь со священным огнем. Это было любимое место Рей — там она при помощи медитации могла расслабиться, сбросив с хрупких плеч бремя мелких забот, или же заглянуть в будущее, тем самым успокоив мятежную душу, терзаемую от смутных, неясных и мрачных предчувствий.
Как раз такое предчувствие и пробудило мико незадолго до рассвета. Оно багровой дымкой ворвалось в ее подсознание, нарушив безмятежность сна глухой тревогой, от которой Рей, беспокойно заворочавшись, застонала. Эта дымка мучила ее, пропитывая каждую клеточку тела гнетущим ощущением страха.
«Берегись…» — услышала Рей сквозь сон за секунду до пробуждения, и эти слова еще некоторое время эхом звенели в ушах. Суеверная Хино мигом поняла, что мрачное сновидение несет в себе какой-то тайный посыл; а какой именно, ей предстояло разобраться гораздо позже.
В этом небольшом полутемном помещении всегда пахло сандаловым деревом и травами. Огонь, весело потрескивая в специальном очаге, отбрасывал неясные тени на стены и потолок, создавая особую, таинственную атмосферу. Загадки, тайны, трепет перед неизведанным — все это привлекало Рей. Приходя в хараидзё, она словно становилась ближе к богам и к самой природе. Медитируя, мико растворялась в теплом сухом воздухе, получая ответы на свои вопросы.
Вдохнув полной грудью горьковатую смесь ароматов дерева, трав и дыма, Рей сняла деревянные сабо и, преклонив колени перед очагом, села, откинув за спину густую массу непослушных темных волос. Потянувшись к небольшой белой пиале, девушка взяла щепотку трав и бросила ее в огонь. Тот, приняв дар мико, на мгновение вспыхнул белым светом. Это был добрый знак, и Хино улыбнулась. Сложив руки у груди в молитвенном жесте и закрыв глаза, Рей два раза негромко хлопнула в ладоши, прислушиваясь к треску сухих поленьев в очаге. Потом еще и еще, но с каждым разом паузы между хлопками были все длиннее и длиннее. Мико медленно погружалась в транс.