Я знал его

Она посмотрела на него, её рот приоткрылся и Мана подумала, что собирается поцеловать его. Она отбросила своё обучение и логику, и поняла, что наклоняется к нему. Она почувствовала жар и электричество, словно под её кожей пульсировал огонь, концентрируясь в губах, толкая её вперед, как магнит.

Её таз перестал подрагивать, когда она поняла, что он холодно рассматривает её. Словно она только что оскорбила его мать.

– Герой?
– сказал Синдзи.
– Мне жаль, что вы так чувствуете.

Захватившая на мгновение Ману подростковая фантазия разрушилась. С изяществом сухой губки меж её ног.

– Все герои, которых я знал, мертвы, - продолжал он.

Я в ловушке.

– Все они погибли в тот день.

Я хочу умереть.

– Я не совершил ничего героического или стоящего памяти.

Я хочу умереть и оставаться мёртвым.

– Всё, что я могу делать сейчас, - это говорить о них. Сохранять их живыми в моих мыслях и словах, потому что я никогда не увижу их снова.

Я хочу умереть и не возвращаться.

– Никогда.

Я хочу умереть.

Пожалуйста, Господи...

Дай мне умереть.

***

Синдзи лежал в ванне, из вен его вытекала кровь, рядом покоилась окровавленная бритва. Он держал запястье над сливом, с отчуждённым восхищением рассматривая, как его содержимое кружилось в водовороте и пачкало всё вокруг. Всё было красным. Тёмным, блестящим, смертельным красным.

Было больно, да, но это была та же боль, как когда он разбил руку об пол, или вытащил глаз, или попытался вырвать язык. Не то чтобы он помнил эти события ясно, но лёжа здесь, наблюдая, как из него вытекает жизнь, Синдзи приобрёл немного ясности ума. Он вновь получил возможность видеть себя, по крайней мере, с безопасного состояния. Он понимал, что умрёт, действительно умрёт на этот раз, совсем как должен был умереть все эти годы назад. Во время Третьего Удара, от руки Зеруила, от руки Бардиила, Матариила, Израфиила, Гагиила, Рамиила, Самусиила, Сакиила, Евы-01, отца, матери, его собственной руки. Все они смазывались и смешивались до тех пор, пока всё его прошлое не стало единым моментом, единым вздохом. Единственная секунда боли, ненависти, страха и одиночества. Единственная непрерывная линия красной жидкости, тянущаяся из глубочайшего пореза на запястье. Он смотрел, как она покидала его и исчезала в сливе, и чем больше исчезало, тем легче чувствовал себя. Он улыбался, когда она исчезала.

" Ты ещё не должен умирать " .

Синдзи закашлялся, чувствуя холод. Это действительно был конец? Сможет ли он наконец отдохнуть? Он не знал, сможет ли увидеть мать и отца, или Мисато, или Рей, или Каору, или кого-нибудь ещё. Он понял, что ему всё равно. Лишь бы он больше ничего не чувствовал. Лишь бы он мог убежать от чувств. Это было его последнее, единственное желание. Последний эгоистичный поступок.

" Это не тот мир, что я дала тебе " .

В рай, в ад, в чистилище... ему было наплевать. Не важно, куда он отправится. Он знал, куда заслуживал попасть, и у бесконечных пыток был свой шарм, но эта часть его обычно смущала. Был ли этот ад здесь, сейчас? Были ли это ад, в котором он проснулся на пляже так много лет назад? Он казался им. Может, его смерть сейчас была перерождением. Он попытался вызвать в себе какой-нибудь прилив ужаса из-за такой возможности, но он так устал чувствовать. Он просто хотел отдохнуть.

"Это не тот мир, что я хотела для тебя".

Синдзи наклонил голову набок. В ванной вместе с ним кто-то был. Кто-то, кого он знал, кто-то, кого он ещё убил, целую жизнь боли назад. Он не хотел видеть, вспоминать всю вину и ненависть, и не видел. Его эмоции только что закончили крутиться в сливе. Следующей будет его душа.

" Я не позволю тебе умереть, Икари-кун " .

Аянами Рей стояла над ним, рассматривая его сломленную фигуру. Она встала на колени, сложив юбку школьной формы между её ногами. Она провела пальцами по вскрытому запястью, и оно прекратило кровоточить. Она коснулась его лба, и безумие покинуло его глаза.

" Не так " .

Она улыбалась ему. Той же улыбкой из моря между Землёй и Чёрной луной, между сознательной жизнью и блаженной фальшью.

"Аянами".

Её рука погладила его волосы - нежный, личный жест. Она коснулась его лица. Она все ещё улыбалась.

"Аянами".

Она встала, или же так ему показалось. Он всё ещё чувствовал на себе её мягкие пальцы. Он никогда не подозревал, что что-то может быть настолько приятно. Слёзы падали из его глаз, а кровь оставалась в теле. Кровь, несущая его эмоции, чувства, душу. Теперь они его не покинут.

"Аянами. Не спасай меня снова".

Она пропала. Он не мог чувствовать её прикосновения. Он посмотрел на запястье. Лишь глубокий багровый шрам. Он посмотрел на ванну. Лишь пятна багрянца на краях. Он посмотрел на бритву. Она была сверкающей и чистой.

"Аянами... Не снова..."

Он был жив и чувствовал это. Он не мог перестать чувствовать это. Вены продолжали слепо снабжать его организм кровью, глухие к саморазрушительным приказам. Он был заперт в этой жалкой оболочке и не мог убежать. Он был обречён жить.

"Аянами..."

Жизнь, до краёв наполненная сожалением, обвинениями и агонией. Он был причиной этого ада на земле. Он был причиной смерти столь многих людей. Он был причиной, по которой столь многие ещё не вернулись. Он был проклят жизнью, от которой отказался. Даже его собственная рука не могла остановить её.

Он был жив, и с каждой стороны его жизни его беспощадно атаковали непомерные провалы и упущенные возможности. Ничто не было пропущено, и его жизнь, весь этот грустный промежуток с начала до конца до начала был остр и отчётлив, и он больше не мог убегать от него. Он переживал каждое поражение, каждое разочарование, каждое вечное отчаяние без паузы или конца. Сокрушительный вес самосознания обрушился на него и весь разрушенный мир закричал в ушах.

ЭТО ТВОЁ НАКАЗАНИЕ

"Аянами... пожалуйста, позволь мне умереть на этот раз".

Синдзи оставался на полу: рука вытянута к сливу, холодный кафель прижат к лицу. Слёзы продолжали катиться по его щекам.

Интерлюдия

– Давным-давно, жил да был один мужчина. Он был амбициозен и бесстрашен. Но всё равно он был мужчиной. Он встретил блестящую молодую учёную и, как говорят некоторые, влюбился в неё. Другие говорят, что для обоих это были отношения по расчёту. Он хотел поддержки её спонсоров, а она хотела отца для своего ребёнка. Об истинной природе этой связи спорили даже их близкие друзья.