Я знал его
Шрифт:
– Что?
– Сведёт меня с ума.
Она перевела взгляд на его запястья. Они были спрятаны за длинными туго застёгнутыми рукавами.
– Вы сказали...
– начала Мана, - во время нашей первой встречи... что вы видели Удар. Что он лишил вас рассудка, - Мана прикусила губу.
– Как... вы сказали, он потом к вам вернулся. Как вы это сделали?
– Я не знаю на самом деле, - сказал он. Не было ни лжи, ни увиливания.
– Всё, что я знаю - это то, что сейчас я жив. Думаю, этого было достаточно.
– Каким он был? Удар?
– Сейчас он как сон. С каждым днём чуть-чуть расплывается. У меня остались лишь туманные вспышки.
– Я думал, что только NERV прибегал к использованию детей.
– Меня тренировали, - сказала Мана, - с самого раннего возраста. Это было долго, трудно и больно. Они использовали детей из-за успеха NERV с подростками. Проект "Jet Alone" провалился и иностранное финансирование иссякло. Trident был последней надеждой военных сражаться с ООН и NERV.
– JSSDF прекрасно справилось с нападением на NERV, - возразил Синдзи.
Мана покраснела от стыда.
– NERV никогда не готовились отражать атаки людей. Не думаю, что они вообще думали об этом.
– Сомневаюсь, - холодно сказал он.
– Думаю, они всегда знали, что до этого дойдёт.
Он продолжал стоять спиной к ней.
– Почему вы остались в армии?
– Долгое время это просто был мой образ жизни, - медленно объяснила она.
– Но после... когда я вернулась, я почувствовала, что если могу чем-то помочь, то должна сделать это.
Синдзи медленно повернулся. Он выглядел так, словно она только что сказала, будто Санта-Клаус живёт по соседству.
– Что вы сказали?
– спросил он вновь.
Она нервно кашлянула. К чему всё это было?
– О чём вы, Синдзи-сан?
– Всем Детям было по четырнадцать лет и пилотировать нас заставили либо силой, либо обманом. Никто из нас не делал этого, потому что хотел, - он предугадал её следующие слова.
– Ни Аска, ни Аянами, ни Тодзи. Так что, в интересах честности, мне очень хотелось бы знать, почему вы служили. Почему продолжаете.
"Чтобы найти тебя".
– Я сказала вам правду, - сказала Мана.
– Это всё, что я умела. И я действительно хотела помочь людям. Я просто чувствовала, что армия была самым лёгким способом добиться этого, учитывая моё прошлое. То есть да, у меня есть проблемы с ними и их методами, но этом новом мире я действительно верю, что они пытаются творить добро. Я тоже пытаюсь. Честно.
Синдзи повернулся обратно. Он осторожно взвесил её слова.
– Понимаю. Извините. Я уже долго не встречал таких, как вы. Вы кажетесь искренней. Я не привык к такому. Встреча с такой, как вы... заставляет меня думать, что оно того стоит.
– Что стоит?
– Продолжать жить.
– Вы... вы хотите, чтобы вы были мертвы?
– спросила Мана.
– Неужели это настолько плохо? Вы действительно хотите вновь увидеть этих людей? Всех, кого потеряли? Даже если бы могли, вы ненавидите себя настолько сильно? Я не думаю, что вы заслуживаете и половины той боли, которую вам приходится терпеть. Никто не может сказать, что это честно.
Мана шагнула к нему, разведя руки в ободряющем жесте.
– Но вечное молчание вам не поможет. Заперев себя в самодельной тюрьме, вы ничего не добьётесь. Из этого не выйдет ничего хорошего. Вы только раните себя. Так что,
пожалуйста... кем был Каору?– спросила она его.
Мана не могла поверить, что мужчина перед ней был убийцей. Он мог быть склонен к депрессии, может быть, даже к вспышкам ярости, но она отказывалась видеть его хладнокровным убийцей. Она искренне не думала, что в нём было это.
В глубине души Мана осознала, что рассказ об её прошлом был лишь попыткой заставить его вернуть долг, заставить рассказать о Каору.
Все человеческие, сострадательные, заботливые части её личности желали, чтобы этот трюк не удался. Но не эти части сохраняли ей жизнь последние десять лет. Не они служили ей, когда она вернулась, а мир лежал в руинах. Они никогда не помогали ей, когда она с криками просыпалась из-за кошмаров.
Чайник высоко засвистел. Синдзи выключил горелку, но не снял его. Он закрыл глаза и пожелал просто исчезнуть.
Знание ничего не изменит, наконец подумал Синдзи.
Он устал. От лжи, от отговорок, от уловок, от секретов и всего прочего, что ассоциировалось с его жизнью. Он хотел, чтобы хотя бы часть этого прекратилась.
– Каору был первым человеком, что я когда-либо убил, - сказал Синдзи.
– Он был единственным человеком на моей памяти, который сказал, что любит меня. Он сказал это, и потом я убил его. Я раздавил его в своей руке и почувствовал, как его кости и органы выдавливаются между моими пальцами, смотрел, как его оторванная голова летит к моим ногам. Я убил его, а потом убил каждого человека на Земле. Это был лёгкий выбор.
Внутри меня есть что-то. Оно управляет моими мускулами и телом, заставляя меня жить, разговаривать и действовать, но в конечном итоге это лишь бледная имитация. Как попугай. Или младенец. Настоящий я, тот, что сражался годы назад, умер. Он мёртв уже много лет. Он умер вместе с Каору. А сейчас здесь остался лишь зверь. Нечто, что украло человеческий облик и повадки, но никогда не сможет достичь человечности. Я попытался убить его однажды, и не смог.
Я обменял бесчисленные жизни для того, чтобы продолжить свою. Никто из них не заслуживал смерти. Я с трудом могу подумать хоть о ком-то, кто заслуживал бы смерти. Это как запереть человека в тёмной комнате без окон и дверей и сказать ему подождать до конца времён. Вот где я сейчас.
Он обернулся к ней. Его глаза были темны и жестоки, словно наступающий шторм.
– Вы не можете помочь мне, доктор Кирисима. Никто не может. Благодарю за попытку, потому что теперь я понимаю, что вы этого хотите. Но это бесполезно. Сейчас я зверь, больше чем когда-либо. Сейчас у меня нет богатства отговорок вроде юности, или неопытности, или страха, или невежества. Я пережил всё это. У меня осталось только знание, и оно делает меня невероятно опасным.
Он сделал шаг к ней, а она сделала шаг назад.
– Если вы действительно хотите помочь мне, то убейте меня. Это всё, что кто-либо может сделать для меня сейчас. Мне надоело говорить. Мне надоело действовать. Мне надоело думать. Мне всё это надело. Я держу вещи при себе не из злобы и не для того, чтобы немного отомстить. И не для того, чтобы пытать себя. Это для того, чтобы держать вас, дураков, на безопасном расстоянии от проклятия Евангелиона. Из него не может выйти ничего хорошего. Я не могу позволить вам знать что-либо. Потому что вы просто вернётесь на базу и доложите, и это знание вновь будет использоваться для того, чтобы ранить, грабить и разрывать всё, чего касается.