Яромира. Украденная княжна

— Батька, батька! — Вячко поудобнее обхватил его за плечо и затряс изо всех сил.

Будимир с трудом открыл глаза. Вновь улыбнулся окровавленными губами и поднял руку, чтобы потрепать его по щеке.

— Сын, — выдохнул он, и это было последним, что он сказал.

Чеслава изо всех сил лупанула кулаком по земле.

В то мгновение со стороны детинца прозвучал знакомый рог.

Конунга Харальда.

И открылись ворота.

Князь Ладожский VII

Многие вещи Ярослав никогда не позабудет. Умирать будет, а вспомнит, как впервые взял на руки Крутояра, как чуть не потерял в ту страшную ночь жену. Как предавал огню своего пестуна, дядьку Крута, заменившего ему отца.

И страшный крик Стемида, который заметил воинов Рюрика, сперва притаившихся в засаде, а нынче несшихся на них, чтобы раздавить о стены детинца, Ярослав тоже никогда не позабудет.

В то мгновение он впервые за все многочисленные битвы, в которых сражался, помыслил, что это конец. Они не отобьются. Сложат головы под стенами Нового Града.

Как Рюрик сокрыл своих людей, как провел их туда? Как Ярослав не заметил, не нашел их?

Эти вопросы крутились в голове, пока князь мчался вдоль своих дружинников, но раздумывать над ответами было поздно. Он должен был перестроить войско, пока их не настигли те, кто высоко вздевал знамена с двузубцами.

Ярослав резко повернул коня и впился взглядом в точку на горизонте, где дожидался своего череда его родин, муж дочери Любавы. Он думал, что князю Желану не придётся вступать в бой, и потому уговорил своего суматошного сына остаться с ним, чтобы во время схватки не путался под ногами у мужей.

Но выходило, что настал черед и для Желана Некрасовича. Они уговорились, что он придет на подмогу, коли дела под стенами детинца станут совсем плохи. Ярослав мрачно покосился на приближавшихся воинов Рюрика. Кажется, дела стали хуже некуда. Стоило ждать, что вскоре выступит и князь Желан. А вместе с ним — Крутояр.

Ярослав мучительно застонал вслух и даже не этого заметил.

— Княже? — его нагнал запыхавшийся Стемид.

Половина головы у него была покрыта кровью, и воевода даже не знал, была ли она своей или чужой.

— Там Крутояр… — выдохнул Ярослав, которому показалось, что вдали у горизонта зашевелились в точки.

Никогда в жизни он больше не возьмет с собой мальчишку ни в один поход, покуда тот не станет кметем. В другой раз не только в клети сына запрет, но еще и плетей всыплет, чтобы неповадно было сбегать. Да чтобы не рвалось у Ярослава сердце так, как рвалось нынче.

Стемид выругался и проследил за взглядом князя.

— Мыслишь, Желан Некрасович ударит?

Тот коротко кивнул и обернулся: знамена с двузубцамм приближались все стремительнее. И ворота в Новый Град были по-прежнему закрыты.

— Собери людей в строй, — бросил он воеводе. — Мы должны встретить их щитами и копьями.

И они встретили. И не единожды.

Ярослав вывел своих воинов вперед, чтобы заслонили тех, кто был ближе к стенам детинца. Те части войска вели за собой воеводы Буривой и Будимир, и он доверил им двоим, как себе. Тем паче, что подле черноводского воеводы была Чеслава. К ней бы князь с закрытыми глазами повернулся спиной и даже не стал бы тревожиться.

Люди Рюрика ударили по ним так, как привыкли: мощно, сильно, сокрушительно. Желан Некрасович, подоспевший, чтобы разбить их клин, позволил Ярославу и его людям выиграть немного времени. Без его подмоги они бы уже, верно, валялись бездыханными на земле. Но степной князь насквозь прорвал их строй, раскидав вражеских воинов далеко вдоль стен детинца.

И тогда Ярославу сделалось чуть проще.

Но не шибко.

Он не знал, сколько длился бой. Он не знал, сколько прошло времени с той минуты, как они выступили на детинец. Как на них напали воины Рюрика, тесня к стенам все ближе и ближе.

Он с трудом поднимал меч и чувствовал, как кровь липла к ладоням, вытекая из открытой раны на плече. Каждый вдох давался с трудом. Кожаная рубашка с металлическими нашивками, насквозь пропитанная потом и кровью, стала невыносимо тяжелой.

Он отправил Стемида присмотреть за Крутояром и потому остался один, без ближайшего своего воеводы. Он сам отдавал приказы, сам подбадривал тех, кто сражался бок о бок с ним. Он осип от крика, горло драла тысяча иголок, но его воины, его люди знали, что их князь жив. Что он не сломлен. Что битва — какой бы тяжелой и безнадежной она ни казалась — еще не окончена.

Перед глазами Ярослава мелькали фигуры врагов — размазанные, словно в тумане. Он отбивал удары, едва успевая уклоняться, и порой лишь чутье спасала его от гибели. Или от еще одного ранения.

Но мысли его были не здесь, не среди кричащей толпы.

Он искал глазами Крутояра.

«Где он»? — пульсировала в голове одна-единственная мысль, острыми краями впиваясь в сознание. Его сын, его кровь, его наследник.

Крик приближающегося врага вырвал его из раздумий. Ярослав развернулся, встретил удар, ощутил, как меч врага скользит по его клинку. Усталость делала движения тяжелыми и неповоротливыми. Он замахнулся и, вложив последние силы, отбросил нападавшего прочь.

Обтирая лоб рукавом, Ярослав осмотрелся по сторонам. Шум сражения сливался в далекий гул — он почти перестал различать отдельные звуки. Ноги вязли в грязи, смешанной с кровью.

Он обернулся, услышав тяжелый стук. Сквозь рев битвы донесся глухой, низкий скрежет. Князь вскинул голову, и сердце заколотилось в груди.

— Ворота, — выдохнул он, едва веря своим глазам.

Медленно распахивались массивные створки.

— Ворота! — заорал он во всю мощь глотки. — Ворота!

Шум битвы на мгновение замер, чтобы тут же взорваться новым взрывом криков и звона стали.

Впереди Ярослав увидел воинов из своей дружины, что уже мчалась к стенам детинца. Они воодушевленно вторили его крику, вскидывали над головами мечи. Дружина ревела, словно единое существо. Те, кто мгновение назад едва держались на ногах от усталости и боли, теперь бросались вперед с такой силой, будто и не было этих бесконечных часов под стрелами и клинками.

Враги отступали к стенам детинца, поддаваясь натиску войска Ярослава.

— Княже! Княже! — кто-то окликнул его, подвел чужого коня, лишившегося хозяина, и он вскочил в седло и стиснул поводья, вихрем промчавшись мимо своих и чужих.

— Вперед, вперед! — кричал он, раз за разом вскидывая меч, и вскоре услышал за спиной оглушающий топот копыт.

Со стен детинца продолжали сыпаться стрелы и камни, но из-за сумятицы, охватившей людей внизу, лучники не понимали, в кого они целятся, в кого стреляют. В своих ли, в чужих ли.

Ярослав сжимал поводья так крепко, что суставы пальцев побелели. Он влетел в ворота, словно вихрь. Его взгляд горел, губы были плотно сжаты. Плащ, изорванный и заляпанный кровью, развевался, будто боевое знамя, пока он несся вперед.