Югана

Петр предложил Иткару связаться с редактором районной газеты Горадаевым, который прилетел в Кайтёс по заданию секретаря райкома Лучова. Газете нужна статья «Юганский палеозой».

Выслушав такое предложение, Иткар ответил, что писать такую статью ему трудновато, а вот рассказать может многое.

– Выкладывай, послушаю, – попросил Петр, – Попробую помочь редактору районки.

– Понимаешь, Петр, в пятьдесят третьем году было постановление Тюменского обкома «Об организации массового геологического похода в области за полезными ископаемыми». Ты чувствуешь, что это был за «пирог с изюмом»? Для того чтобы ускорить открытия полезных ископаемых, Тюменский обком принял мудрое решение: привлечь все население области к активным поискам – и постановил: для руководства «геологическим походом» утвердить комиссию, в которую вошли заведующий промышленным отделом обкома, главный геолог управления… Короче говоря, возглавили этот «геологический поход» около двадцати видных областных работников. Началось тогда на Тюменской земле удивительное, какое-то необыкновенное патриотическое движение.

– Так-так, улавливаю. Вот за это скажет тебе спасибо не только редактор районки, но и поклон земной отвесит областная газета. Выходит, есть у кого мудрости поучиться. И неплохо бы у нас в районе объявить «геологический поход».

– Нужно ли объявлять «геологический поход» – это судить и решать райкому. А вот что касается последних печальных событий, о которых мы с тобой узнали от Григория Тарханова, то тут надо действительно объявлять «археологический поход» по борьбе с бугровщиками-грабителями, а также по выявлению древних памятников и принятию мер по их охране.

– Великолепно! Черт побери, хоть сам берись и пиши… Совместить два похода: нефть и археология…

– Петр, если сказать честно, то в нашем районе уже начался «геологический поход». Начал этот поход хант Бояр Тунгир. Передай Горадаеву, чтобы он об этом не забыл, когда будет готовить статью.

– Непременно передам! – обрадованно сказал Петр. – Но только пальму первенства «геологического похода» положено выдать не Тунгиру, а Югане. За ее живое, правдивое предание о Мертвом озере.

– Правильно, – согласился Иткар, – с этого и начинайте свою статью «Юганский палеозой».

Родовой дом Князевых большой: нижний этаж выложен из кирпича был когда-то, а затем надстроен второй этаж из толстых кедровых бревен, рубленных в обло. Дому этому поболее ста лет, и строился он что крепость, на долгие годы, в память потомкам. Просторный кабинет Иткара расположен в нижнем этаже в угловой комнате, окнами в улицу. Во второй половине дома живет дядя Иткара – Громол Михайлович с женой Анной Владимировной.

– Иткар! – крикнул кто-то негромко под окном.

Неторопливо поднялся Иткар со стула, подошел к окну, посмотрел. К дому подъехал Перун Владимирович. Под ним был гнедой оседланный жеребец.

– Сейчас, Перун Владимирович! Подожди немного. Я тоже оседлаю своего бегунца. Он у меня сегодня овсом подпитался, а чтобы лучше к дому привык, я его второй день сахарком подкармливаю.

Лошади идут рядом. Перун Владимирович и Иткар сидят в добротных кожаных седлах. Сейчас бы застоявшимся крутогривым жеребцам ослабить поводья да поразмяться в беге. Но путникам некуда спешить.

Сверкают на солнце отшлифованные до блеска бронзовые стремена. Кони идут рядом, то и дело закусывая удила, вскидывая головы, как бы просят ослабить поводья, дать волю.

На окраине Кайтёса дорога круто поворачивает в глубь материковой тайги. Ночной дождь расстелил на дороге лужицы в застарелых выбоинах от тележных колес и в ложбинах. Чтобы длинные хвосты не заметали грязь из-под копыт – завиты они, перехвачены тугими алыми лентами. Шли кони бодро, лишь изредка всхрапывая и прядая ушами, почуяв след медведя или уловив далекий похруст валежника под ногами стремительного лося. Молчаливой была тайга. Кое-где с дорожного солнцепека уходили с испугом бурундуки, отлетали полосатыми молниями и хоронились в чащобниках. В урманах пора любви миновала, и вся живность ушла в свои тайные, заветные места. Лесная земля дышала, благоухала свежим, обновленным запахом жизни, как это бывает в начале лета. На придорожных пролысинах и чистовинах горели жаркими красками цветы, пылали они красками белых ночей, алого солнца и синевой неба. Даже пауки в такое время стыдятся натягивать сети; даже шершни и осы в такие дни не убивают пчел. В первые дни сибирского лета на таежной земле царит мир и ласка.

Мягко касались копыта волглой земли, шли гнедые жеребцы рядом как братья, Слегка покачиваясь в седлах, смотрели путники молча в даль таежной дороги, которая была еще мало наезжена в это лето.

– Мы едем на Озеро Пепла? – спросил Иткар, сдерживая поводьями нетерпеливого Гнедка, который то и дело стремился вырваться вперед.

– Да, Иткар, мы едем с тобой на Озеро Пепла, на берег могил наших предков, – ответил задумчиво Перун Владимирович.

Озеро Пепла расстелилось среди хвойного кольца кедрового леса, в песчаных отлогих берегах. Оно не зарастает водорослями, и не затхнет в нем вода в зимнее время заморов. Возможно, питают озеро сильные, струистые родники из земных глубин. Озеро Пепла всегда чистое и плескучее, случается, что в ветреную погоду на нем разгуливает вал с седыми гребнями и точат волны сыпучие берега, оголяют корни прибрежных вековых сосен и кедров.

Вечером, когда солнце идет на закат и когда левый берег озера озаряется пламенем зари, кажется человеку, будто бы из-под яра в образе кореньев выползают тысячи ужей, змей и даже береговые тени от деревьев чудятся русалками. В такой вечер тихий шум хвои и легкий посвист ветра сказываются голосом, песней древних людей, которые возрождаются из пепла и выходят проводить солнце на ночной покой. Но холмы могил таятся поодаль от берега Озера Пепла. Там земля полюблена кедрами. Кедр – святое дерево, от него в страхе бежит вся нечисть привидений. Тоскливые и тревожные думы гонит от человека кедровый лес – такое поверье у всех народностей таежного севера. Ведь не зря же умершие аборигены хоронятся в кедровых домовинах; ведь не зря же на могильном холме повелось с древнейших времен сажать молоденькую кедёрку.

Расседланы кони. Пьют жеребцы прохладную озерную воду. Вот они отфыркались, а потом отошли в сторону, повалялись на теплом песке и, поднявшись, пошли по берегу, поросшему молодой сочной травой.

На берегу горит костер, около посохшей ветроповальной сосны, корни которой зализаны и отшлифованы дождями, ветрами и похожи на отбеленные кости загадочного животного. А чуть в стороне от костра натянута палатка.

Сидит у костра Перун Владимирович и смотрит в даль озера, где сытые озерные чайки качаются на легкой волне, и говорит он Иткару:

– Лет сто уже будет, как хоронят люди нашего селения умерших по новому обычаю и на новом кладбище. Но время сравнивает могилы, съедает кресты, вехи. У наших предков, Иткар, был свой обычай: они насыпали холмик на берегу озера или реки, клали умершего в челн и на вершине холма сжигали. Пепел хоронили, а потом на холме сажали молодое деревце и справляли тризну во славу мертвых и бессмертия живых. Спят наши с тобой деды и прадеды на тех холмах, что у нас за спиной раскинулись. Лежат останки в урнах, под корнями кедров.

Вспыхивали, потрескивали сучья, подкинутые в костер. И несло к озеру легкий сизоватый дымок, с густой приправой запаха горящего смолья.

– Перун Владимирович, что-то случилось? Ты что-то боишься мне сказать? – спросил Иткар.

– Ничего особенного… Так, между делом, хочу сказать тебе, Иткар: мне не так уж много остается жить. Если у меня не хватит сил подняться в седло, то ты посади меня и привези к Озеру Пепла. И вот тут, на этом берегу, на этом месте, я буду встречать смерть…