Заклятые враги

Шэйран только равнодушно передёрнул плечами и отвернулся вновь.

— А если я прыгну, — поинтересовался он абсолютно равнодушно, — то мои чары тебе перейдут? Так всё и исправишь.

Дарнаэл закрыл глаза. Ему тогда не следовало тянуть и ждать, пока уйдёт Тэллавар — переступая порог знакомого мира, он первые минут пять был и вправду очень силён. Он мог бы остановить чёртова мага, наверное, сам, а самое главное, не продемонстрировал бы Шэйрану того, что находится за гранью. Не дал бы опустить руки и вот так спокойно говорить о собственной смерти.

Разумеется, на фоне неестественно синего неба, сидя на такой же изумрудной траве, он думал, будто оживёт вновь. Будто бы смерть — это просто игрушка, с которой можно загадывать шарады и откровенно веселиться. Спокойно жить себе дальше так, как будет удобно, не тратя собственное время ни на что — особенно на определённую борьбу. Но не придётся в жизни всегда уходить, когда что-то не нравится. Он должен бороться. Хоть как-то. Должен проявить волю. А этого — ну ни капельки, будто бы на деле парень просто остался тут физически, а морально давно уже покинул родной мир. Бывает же!

Дарнаэл потянулся за шпагой, наскоро прицепленной к поясу сегодня на рассвете — без оружия, пусть человеческого и совершенно недосконального, бороться было бы куда труднее. В конце концов, он не должен забывать о том, что не все верят в него — не все спокойно отнесутся к тому, что запредельно далёкое божество оказалось тут, так близко, блуждает по Ньевидду и всеми командует. Да и не создавал он эльфов, сам выходец отсюда, так что, они равные — а равные друг другу не подчиняются.

Он мог хоть сто раз без магии воскреснуть, но от того бессильным и неспособным бороться не становился ни на мгновение.

Шпага выскользнула из ножен предельно легко, и Дарнаэл ещё раз скептически осмотрел Шэйрана, убеждаясь в том, что у того и вправду из оружия только собственная магия. Этого больше чем достаточно, конечно, но ведь юноша должен по-настоящему выбирать между жизнью и смертью. Показать, что его слова о самоубийстве — пустой — или нет, — звон.

— Ну что ж, — Дарнаэл взвесил оружие в руке, а после направил его на Рэя. — Если ты так уж и жаждешь смерти, то пожалуйста.

Рэй обернулся как-то лениво и неохотно и уставился на острие шпаги, будто бы не ожидал увидеть что-то подобное в собственной жизни.

Страха во взгляде Дарнаэл не заметил — принц поднялся как-то медленно и недовольно, вероятно, подобные методы на нём уже активно использовал отец.

Но, в отличие от своего тёзки, Первый отлично знал, каковы границы волшебства у Шэйрана.

— Ты серьёзно желаешь меня убить? — хмыкнул Рэй. — Ты ж сам сказал, что чары, скорее всего, к тебе не вернутся. Мог и не воскрешать тогда.

— Ну, они бы пропали, — пожал плечами Дар. — А что ж такую прекрасную силу на ветер выбрасывать.

Он сделал первый выпад без предупреждения, прерывая этим резким, рваным движением разговор, и Шэйран едва-едва успел отскочить в сторону. Шпага описала странную фигуру в воздухе — будто бы невидимая, непонятная петля, — а после рванулась к груди словно сама собой.

Рэй инстинктивно вскинул руки — чары вспыхнули на кончиках пальцев, укладываясь в ровную волшебную стену, но Дарнаэл лишь хмыкнул и покачал головой, перерезая слабую защиту совершенно лишённым магии оружием.

Чары могут быть сколько угодно сильны, но если не пользоваться ими так, как следует, то и толку будет поразительно мало.

Дарнаэл больше не тратил время на пустые разговоры. Лезвие мелькнуло серебристой тенью — идеально круглое яркое солнце светило с небес, очевидно, достаточно сильно, чтобы обычный человек видел плохо, а глаза слезились, — и вновь устремилось к горлу.

Чары на сей раз отреагировали куда быстрее, чем прежде. Шэйрану не пришлось уже размахивать руками и кричать эти презренные заклинания, чтобы магия, защищая его жизнь, встретила шпагу будто бы сплошной щит.

Срикошетило — соскользнув, острие резануло по плечу, располосовав рубашку и оставив тонкую царапину на правом предплечье.

Шэйран отступил — отскочил даже скорее в сторону, и на пальцах наконец-то вспыхнул короткий огонёк неосознанного пламени, призванного выполнять вполне логичные цели — защищать своего владельца.

Следующий удар оказался для него неожиданным — интуитивная защита уже не сработала, и Дарнаэл не потрудился остановить шпагу — рана на груди была неглубокой, но кровоточила довольно сильно.

Шэйран лишь опустил на мгновение взгляд, будто бы проверяя, действительно ли он ещё жив — а после Дар ощутил, как сильно чем-то неведомым обожгло пальцы.

Шпага лужицей стекла к его ногам.

Рэй тяжело дышал — последнее заклинание он, разумеется, не знал, и магия вновь сработала хаотично, забирая сил больше, чем следовало.

Дарнаэлу хотелось сказать, что, будь Шэйран всего лишь обыкновенным волшебником низшего уровня, то он сейчас бы просто рухнул без сил — не все высшие решались влиять непосредственно на материю, а оплавить металл изнутри куда труднее, чем сделать это с помощью внешнего огня, — но не успел. За спиной раздалось вполне знакомое короткое покашливание — эльфийка, только у них это удаётся до такой степени элегантно.

— Почему я не удивлена? — протянула незнакомка. — Ведь вы, мужчины, только лишь бы броситься в бой. Неужели непонятно, что силу надо развивать постепенно, а не этими резкими безумными рывками? Но кому я рассказываю, впрочем, только испортили хорошую шпагу…

Её мягкий, звенящий смех уже почти не оставил никаких сомнений, но Дар всё никак не мог вынудить себя обернуться.

— Сэя? — Шэйран непроизвольно зажал рану ладонью. — Что ты тут делаешь? И почему…

— Почему у неё острые уши? — Дарнаэл даже не посмотрел на женщину. — Потому что это не Сэя. И, Рэй, не позорься, заживляй свою рану, не хватало ещё только слечь от потери крови.

========== Глава пятьдесят седьмая ==========

Моника ещё никогда не видела, чтобы вокруг настолько сильно бушевали чары. Разумеется, она и впервые в своей жизни оказалась действительно в горячей точке — но тут волшебство не просто пылало или сияло. Нет, оно будто бы окончательно вырвалось из-под контроля и отчаянно жаждало сжечь всё живое, до чего только могло дотянуться своими грязными, противными лапами.

Никогда не думала Лэгаррэ, что волшебство могло вызывать у неё отвращение. Ведь магия была чем-то до такой степени прекрасным, идеальным, правильным — она любила свою силу, она обожала пользоваться ею и мечтала когда-то дойти до уровня Высшей! Но сейчас чары оказались не просто свободными и необузданными, нет, они ещё и практически окончательно потеряли свой собственный смысл. Магия должна приносить какую-то пользую — а не метаться со стороны в сторону.