Замок Эйвери
Шрифт:
Я говорю, естественно, не о Горте, а о Клодиусе Анри, который, как мне казалось, был безупречным любовником, но он, будучи в подавляющем большинстве случаев активным партнёром, всегда кончал первым и только разрядившись, вспоминал обо мне.
Когда же я был сверху, он не позволял мне коснуться его члена, пока не кончу я, а мне так хотелось, чтобы финал мы разделили бы на двоих…
И только ты, Сев, дал мне почувствовать необычайное счастье оргазма, одного на двоих, вдвое большего, чем поодиночке. С кем ты научился…так любить?
С одним твоим ровесником, который стал моим первым мужчиной.
– Ты был девственником?! Не могу поверить -
– … Отданным двум господам, ни одному из которых по доброй воле служить я не хотел.
Мы снова молчим, вдруг в глазах Блейза мелькнули искорки:
– Ты не против орального секса?
– Нет, я люблю его, а вот Рем не очень. Ты хочешь, чтобы это сделал я?
– Не-ет, теперь моя очередь. Ты расслабился?
– Да, вполне, - говорю я, перебирая его чёрные, жёсткие, вьющиеся кольцами, волосы, закрывающие шею.
… Он так мастерски делает минет, что я становлюсь вялым после продолжительного волнообразного оргазма, который сотрясает тело.
– Понравилось?
– О-оче-э-нь, - слабо выдыхаю я, - потом снова моя очередь оказать тебе ту же услугу, а пока…
– Пока - просто отдохни… М-м-м, какой же ты сладкий, а ещё ты пахнешь неведомыми пряностями и мускусом.
Ты - не Королева, она не может издавать такой мужской аромат.
– А ты пахнешь зелёными яблоками, ванилью и дорогим парфюмом - совсем, как Королева, а ещё у твоих поцелуев такой влекущий привкус чего-то… металлического, знакомого мне с детства. Ты знаешь об этом?
– Нет, Клодиус плохо разбирался в возвышенном, например, в ароматах и стихах.
– А ты разбираешься в стихах?
– я привстаю на локте и ещё более заинтересованно смотрю на Блейза.
– Да, немного, в основном, французских, ну, и в английских тоже… А ты, как я посмотрю, прямо-таки оживаешь при разговоре о стихах. Любишь лирику?
– Невероятно, а ещё перевожу со старо-французского и современного языков и хотя и знаю немецкий в совершенстве, ни Шиллера, ни Гейне, ни Гёте, да и вообще немецкую поэзию не люблю - нет в в ней воздушности, лёгкости, она или слишком серьёзна, или мелодраматична, а золотой середины не находится.
Хочешь, прочту такое, от чего ты, как ценитель женской красоты, придёшь в восторг? Вийона, из «Grand testament» - баллада «О дамах прошлых времён»?
– О, Франсуа Вийон, знаменитый своей «Эпитафией» и «Большим» и «Малым» Завещаниями! Конечно, хочу, а перевод твой, Сев?
– Да, мой.
…
И Элоиза где, вдвойне
Разумная в теченьи спора?
Служа ей, Абеляр вполне
Познал любовь и боль позора.
Где королева, для которой
Лишили Буридана нег
И в Сену бросили, как вора?
Но где же прошлогодний снег?
Где Бланш, лилея по весне,
Что пела нежно, как Аврора;
Алиса…О, скажите мне,
Где дамы Мэна иль Бигорра?
Где Жанна, воин без укора,
В Руане кончившая век?
О Дева Горного Собора!
Но где же прошлогодний снег!
О принц, с бегущим веком ссора
Напрасна: жалок человек;
И пусть Вам не туманит взора:
«Но где же прошлогодний снег!»
– Боги, как прекрасно, особенно об Элоизе и Абеляре и, конечно, Жанне д`Арк! И много у тебя переводов?
– Уйма.
– Как же ты выучил старо-французский, ведь не учил же тебя ему наставник?!
– Выучил самостоятельно, основываясь на превосходном знании современного французского. Вот, послушай, правда, это баллада очень ранняя, - и я пою ему печальную
балладу об Эглантине…Понял хоть что-нибудь?
– О, очень мало, что-то о даме с трудным именем и какой-то её печали. По поводу которой она, подобно всем магглам, сразу лезет с плачем к Богу.
А ведь у тебя ещё и музыкальный талант да какой! Ты поёшь так прекрасно, что у меня кожа покрывается мурашками от тембра твоего низкого грудного баритона.
– Не стоит благодарности, - и я исполняю перевод баллады, который, казалось, так давно напевал в своём саду…
– … А, скажи мне, Блейз, почему так получилось, что ты, благородный чистокровный волшебник, знаешь так много о магглах, их истории, верованиях, культуре?
– То же самое могу спросить и у тебя, надменный граф, - нежно улыбается он.
– А что до меня, так просто интересуюсь. Мы же всё-таки люди, как и магглы. Или ты так не считаешь?
– Я так считаю с тех времён, когда видел, как их пытают Пожиратели Смерти и проникся к ним чувствами, близкими к тем, о которых ты говоришь, - серьёзно отвечаю я, - ведь даже животное пытать могут только ублюдки рода человеческого, что уж тут говорить, когда видишь, как более сильные и многочисленные издеваются, уничтожая не столько в слабых жертвах, но, скорее, в самих себе последние крохи того света, который и определяет изначально человеческую, гуманную, сущность. Убивают в себе Человека. Но всё же, как это не прискорбно - магглы действительно настоящая шваль.
– И как ты сумел стать Левой Рукой Волдеморта при таких взглядах, а ни он, ни кто из Пожирателей тебя не раскусили? И отчего это магглы - «шваль»?
– Блоки, Блейз, ментальные блоки третьего уровня защиты, да ещё лицо - маска, с которым я всходил целую вечность назад на дуэльный помост… А швалью я их называю за бесконечную жадность, потребленчество и постоянные войны.
– Не будем о магглах, ладно? Да, мне стало не по себе, когда я увидел это странное, абсолютно бесстрастное выражение на твоём, обычно таком живом лице. Я испугался за тебя тогда, думая, что в твоём сердце уже звучит, как говорят маглы, «похоронный колокол». Я решил было, что ты проживаешь всю свою жизнь, прощаясь с ней.
– Так это выглядело со стороны? Так жалко?
– Нет, не жалко, напротив, ты был воплощением мужества, ступающего навстручу неминуемо жестокой судьбе. И все очень удивились, услышав твоё первое, Режущее, такое агрессивное заклинание.
– А не скажешь тогда, почему этот недочеловек сразу перешёл в глухую оборону?
– О, это слава Мерлину и всем богам было его обычной дуэльной практикой - уйти в оборону, в которой он был весьма хорош, вымотать противника, создавая всё новые и новые щиты, а затем попасть каким-нибудь черномагическим проклятьем, сильно и навсегда искалечив жертву, но не убивая её.
Мне тут же вспомиается двухгодичной давности бойня между мной, неожиданным моим сторонником графом Уорси и молодыми, холёными мстителями за своих отцов и матерей - Пожирателей Смерти. Ведь я тоже ушёл тогда в глубочайую стихийную магическую оборону, а потом…
– Но меня вынудили уйти в оборону одиннадцать магов своими Авадами,– оправдываюсь я перед нечистой совестью.
– Именно тогда я искалечил до смерти двоих, и смерть Уорси на мне.
– Его убил кто-то из нападавших, но не я, его всё равно не оставили бы в живых, убей они меня, как свидетеля грязной схватки.