Замок Эйвери

Красная черта значит смерть. Мы будем сражаться насмерть, и я благодарно смотрю во вновь заблестевшие глаза Блейза, в которых кипит и бьёт ключом ничем не прикрытая ненависть к Горту. Забини смотрит на меня, и я незаметно для окружающих вхожу в лёгкий ментальный контакт с мозгом Блейза, который услужливо «показывает» мне самые яркие и страшные, по-настоящему зверские акты насилия, кровь, текущую по его ногам, которые сломаны в коленях под ужасающе неестественным углом и погружены в бочку с ледяной водой, сопение и сытый, довольный рёв насильника и боль, боль, так много боли, что я с трудом отвожу взгляд и говорю тихо:

– Не беспокойся обо мне - я смогу победить потому, что я… ты… мне дорог.

Блейз, разумеется, не слышит моих слов, но счастливо улыбается и следит как я вхожу на помост, церемонно и натянуто салютую и отхожу на свою разметку.

– Вы новичок, граф Снейп, поэтому право первого заклинания за Вами.

Я не благодарю, а вместо этого говорю:

– Seco!

– Protego!

– Petrificus totalus!
– моя очередь, на разминку.

– Protego!

Горт довольно ловко отскакивает от разбитого щита.

– Sectumsempra!

– Prote… Insflaminus confidum!

Попал! Хотя и задело боком, но одежда порвана, на правом плече и предплечье болтаются куски кожи и плоти. Но он хотел послать в меня огненную стрелу!

– Avada Kedavra!
– бью наугад, от злости. Тем временем Горт теряет много крови и испытывает жуткую боль в рабочей, правой, руке.

– А-аvada Ke-dav-ra… - и это всё?! Ну, а теперь держись, Ноблиус:

– Acoritum pеrpetuum! Devindo! Blassium phorbidus! Crucio! Crucio! Crucio!
– серия черномагических оглушающих, ослепляющих, ломающих кости проклятий и Круциатус за каждые сутки насилия. Измучив жертву, я благородно наношу coup de gr^as:

– Avada Kedavra!

Так я стал убийцей ещё одного мага, надо сказать, сильного, но, почему-то, сразу ушедшего в оборону.Что было причиной такого поведения? Теперь никто не узнает.

Господа на лоджии апплодируют мне, как победителю. Я устало убираю палочку в чехол - мне надоело изображать из себя «такого, как все», и я от накопившейся горечи убийства, пусть весьма жестокого, но сильного мага, не присоединившегося к Лорду, хотя его магический потенциал до сих пор развеян в воздухе, вот только те, для которых убийство одного волшебника другим вызывает апплодисменты, не чувствуют этого, зачерпываю руками сгусток магии, растворённой в воздухе, призываю стихию Огня и запускаю огромный огненный шар на запад, по направлению к закатному солнцу. По толпе проносятся восхищённые и испуганные вздохи, но мне не до них - я не циркач, не фокусник, я только усилием воли не залепил этим шаром на лоджию со зрителями, и, кажется, они понимают это и боятся меня. Нет мне места в Высшем Свете. Я - такой же магический изгой в волшебном мире, как и Рем, мой Рем, я вспоминаю о завтрашней встрече, и в сердце снисходит затаённое желание и некий страх, причину котрого я не могу понять.

Я медленно и устало поднимаюсь по широкой лестнице и встречаю множество мужчин - лордов и графов, жаждущих пожать мне руку и заверить в самых добрых чувствах - притворная лесть, боги, как же я устал.

Я почти падаю, когда меня подхватывает Блейз и ведёт в какую-то комнату, а у меня даже нет сил понять, где я нахожусь - в кабинете, гостиной или уже спальне.

Сознание покидает меня, и я медленно попадаю в Междумирье, где солнце освещает высокое, пустое, без единого облачка, небо последним пронзительным лучом, закатные краски быстро сменяют друг друга, и наступает беззвёздная ночь, о которой мне рассказывал Рем.

К моим губам подносят какую-то ёмкость. Я разлепляю их и механически пью… Перцовое зелье, причём хорошо сваренное.

Меня тут же, словно водоворотом, выносит в реальный мир, и первое, что я вижу в нём - улыбающееся и светящееся словно бы изнутри какой-то неземной красотой лицо Блейза.

– Где… мы?
– говорю я ещё с трудом.

– В одной из опочивален замка Эйвери. Я нёс тебя на руках, а ты, оказывается, тяжёлый.

– Ты - меня… на руках, на глазах этой толпы?
– я искренне недоумеваю, как это должно было выглядеть со стороны.

– Но я же… больше тебя… Как ты сумел и почему тебе никто не помог?
– продолжаю удивляться я.

– Я никому не позволил тебя коснуться, вот и всё, а желающих, поверь, было немало.

– А… зачем?

– Что зачем? Зачем я принёс тебя сюда и положил на кровать? Уж, разумеется, не для того, чтобы изнасиловать, - смеётся Блейз, и я тоже смеюсь.

О-о, боги, какой же ты… когда смеёшься!

– А какой?

– Б-беззащитный.

И Блейз наклоняется надо мной и целует нежно и тягуче, так, что в паху зарождается огонь. Я усилием разума гашу его, и у меня, как всегда, это получается.

– Не сдерживай себя, отпусти свою плоть, клянусь, ты не пожалеешь.

– Я… не могу позволить себе такой роскоши с тобой, Блейз, как бы мне этого не хотелось, пойми - я обязан быть верным супругу. Даже, если сейчас я страстно мечтаю изменить ему…

– Из-за непрерывности тинктуры?
– грустно, кажется, не спрашивает, а утверждает он.

– Да, из-за неё. Пойми, мы провели обряд Алхимической Свадьбы…

– И ты был Лилейной Невестой, Единорогом, так?

– Да. А потом - Королевой.

– Зря вы с Люпином затеяли игру с тонкими материями - вы теперь марионетки, то есть не вы создаёте свои судьбы, а судьбы ломают вас под себя.

Посмотри: ты - очень сильный стихийный маг, а должен принадлежать нелюдю. Разве это справедливо?

Ты не можешь побыть с любимым, надеюсь, человеком, как ты понимаешь, я говорю о себе. А тебе ведь этого очень хочется, но судьба вновь ломает тебя, заставляя делить ложе не с тем, с кем желаешь. Видишь, что вы наделали?

– На самом деле, всё не так уж и фатально - это моя вторая Королевская Свадьба, просто тот, первый человек умер, и тинктура через достаточно короткое время покинула меня. Так я смог «жениться» второй раз. И ничего, больше двух лет вместе, несмотря на появление наследника рода Снейпов. Я, правда, не уделяю ему пока внимания - он ещё несмышлёный младенец, но в будущем собираюсь вплотную заняться его воспитанием.

– А как Люпин относится к твоему наследнику, как, кстати, его зовут?

– Зовут мальчика Гарольд Джеральд, а Ремус души в нём не чает, постоянно дёргает меня аппарировать к малышу.

– А ты?

– А я отказываюсь потому, что делать там сейчас абсолютно нечего, просто раза два в год появляться в Гоустл-Холле, это мой замок, чтобы проверить, не распоясались ли домовые эльфы, правда, теперь у них есть Свободная Мать, которая будучи рабыней, нянчила ещё меня. Вот она-то и следит за порядком в замке и за тем, чтобы у наследника было всё необходимое для его возраста.

– Постой. В твоём Гоустле нет ни одного человека?

– Нет. А что там делать людям?

– Ну, заниматься развитием Гарольда.

– Да о каком воспитании полуторагодовалого дитяти может идти речь?!

– А я от своего наследника с самого рождения не отходил - брал на руки, улыбался, получая улыбку в ответ, потом агукал…

– Прости, что?

– Ну ты не поймёшь. В общем, это как бы издавание звуков, которые ребёнок повторяет за тобой. Необходимо, чтобы младенец ощущал тепло родительских тел, видел бы их, потом различал маму и папу и, наконец, начал сам бы издавать членораздельные звуки, а вскоре, и короткие слова. В моём случае всё было очень просто - первое слово, произнесённое Андри, было «рара» потому, что Персуальзе после месяца, проведённого с малышом, стало скучно, и она заявила мне, что больше не будет заниматься воспитанием ребёнка, а мне посоветовала, по твоему рецепту, отдать Анри на руки домовиков, но я остался с малышом, а в свободное время занимался любимой наукой - алхимией. Я собирался поставить на ноги наследника и учить детей Зельеварению в Бобатоне, но… взыграла итальянская кровь, и я пошёл к жене за исполнением супружеских обязанностей, а она понесла вновь.