Замок Эйвери

– Стоп, - говорю я, - отчего ты так нервничаешь?

– От близости моего первого мужчины, конечно.

– Ты, что, впервые встречаешь его у Эйвери?
– я настойчив.

– В твоём обществе, разумеется, впервые.

– И что это меняет?

– Всё! Ведь я так сильно люблю тебя! А он… он был так жесток со мной…

– Да что он тебе сделал и когда?
– я стараюсь пробиться через бессмыслицу высказываний Блейза к истине.

– Хорошо, я расскажу, но это моя тайна и, пожалуйста, не делай её достоянием…

– Да ничьим достоянием, кроме моего, она не станет, клянусь честью рода Снейпов и благополучием наследника.

– Выйдем на лоджию. Ты куришь?

– Иногда. Могу сотворить.

– Сотвори, когда выйдем, знаешь, сигареты, это такие маггловские, прости…

– Ничего, я и сам только их курю.

Мы вышли на лоджию, с двух сторон - южной и восточной, опоясывающей палаццо, и закурили.

– Отличный вкус, Сев.

– Что? Что…как ты меня назвал?!

– А что, нельзя?! Ну, сократил твоё имя, подумаешь…Если нелься, ты так и скажи, зачем орать-то?

– Я не ору, а всего лишь покрикиваю.

– Тебя так муж зовёт, что ли?

– Нет, Рем зовёт меня «Север».

– Длинно как-то, но молчу, молчу.

– Так что ты хотел мне рассказать?

– О ком?

– Вот дурилка картонная, сам же вызвал меня на лоджию, перед этим распсиховался, что тот волшебник, Арес Ноблиус Горт, поступил с тобой дурно.

– Когда я захотел порвать с ним отношения в самом их начале, по причине полной нашей несовместимости темпераментов, он… он, в общем, он насиловал меня три дня и ночи, сунув мои ноги в таз с водой, чтобы она уничтожала мою магию Огня, а сам уходил есть за накрахмаленной скатертью в окружении домовиков, представляешь? А потом, пополнив силы, возвращался и снова насиловал меня, днём и ночью, ночью и днём…

– Всё, хватит, так на сколько времени после этого «внушения» ты ещё оставался с ним?

– Ещё полтора года, наполненных страхом, ненавистью и рвотными позывами, когда он заставлял, а он всё время только и делал, что заставлял меня делать то или другое, заниматься с ним оральным сексом и тому подобное, ну, то есть тем, что выполняют только по-настоящему любящие пары.

– Я понимаю тебя обо всём, касающемся секса, ведь любви-то между вами и не было.

Тогда как ты не побоялся связаться со вторым мужчиной? И как тебе удалось избавиться от первого, ведь, насколько я понимаю, твой первый отобрал у тебя палочку?

– Сначала о первом. О, сотвори ещё сигаретку, а то я нервничаю.

– Бери, я тоже, пожалуй, покурю.

– Так вот, однажды мне удалось подсмотреть, где он её спрятал, ну, а дальше - немного везения и три Stupefy подряд. Ты же заметил, какой он крупный?

– Да, и видимо, такой же сильный.

– Ты и представить себе не можешь, какой. А я был изящным юношей, так, что расклад никогда не был в мою пользу. Я всегда был снизу и считал, что это моё место.

Но через год после счастливого избавления от Горта я проживал во французской Швейцарии, где лечился у замечательного, хоть и грязнокровного, целителя душ, а потом был в магической части Женевы, ко мне за столик присел незнакомец, представившийся, как виконт Клодиус Анри де Номилье, я понял, что влюбился с первого взгляда, вот, как в тебя, Сев.

– Ты же говорил, что всего лишь наблюдал за мной?

– Да, наблюдал, но ведь не как за просто интересным человеком, хорошим собеседником и деканом противоборствующего Дома, я сразу влюбился в тебя, но у тебя тогда только начал складываться роман с Люпином, и я решил подождать, пока он прискучит тебе.

– Но он не…

– Иначе бы ты не целовался со мной перед незнакомыми, пусть, но мужчинами, которые спустя полчаса узнали твоё имя.

– О, это было какое-то наваждение, прихоть, не знаю, как ещё назвать.

– Да скажи уж просто, Сев, я тебе нравлюсь.

– Да, ты мне нравишься, но это не значит, что я буду изменять Ремусу с тобой.

– Хорошо, пока пусть будет так, а потом посмотрим, в чью спальню заведут тебя коридоры Хога.

Кстати, мои апартаменты там - на втором этаже, у статуи Николаса Безвредного, знаешь такое место?

– Разумеется, не случайно я патрулировал коридоры Школы в бытность твою студентом да и до этого. Четырнадцать лет хождения по ночному Хогвартсу привели к тому, что я знаю все статуи по видам и именам, и все профессорские апартаменты тоже. Конечно, снаружи.

– Ну вот, теперь у тебя появляется великолепный шанс узнать апартаменты декана Гриффидора и преподавателя Высшей Нумерологии, твоего покорного слуги, изнутри.

– И ты думаешь, я подпишу нам обоим смертный приговор от руки профессора ЗОТИ, заместителя Директрисы Школы? Ну, уж если и не смертный, то Круциатусов мы получим порядком, - решаю я напугать Блейза, хотя знаю, что даже во время самой жестокой, третьей Войны, Рем ограничился несколькими Imperio.
– Ты же не представляешь, что Ремус учудил после нашего с тобой вальса! Всего лишь тура вальса!

– И что же он сделал? Бросился душить, как Отелло Дездемону?

– А ты неплохо знаешь маггловскую теологию и литературу, позволь тебе заметить.

– А, пустяки.

Итак, что же натворил твой ревнивый, как и все оборотни, супруг?

– Заперся в кабинете и глушил скотч пинтами, потом я всё же добрался до него, отпоил Антипохмельным зельем, но он собрался бросить меня и аппарировать в свой старый домишко, не подумав даже об Аконитовом зелье для спокойных трансформаций. Я сам подошёл к нему и поцеловал, тогда он, ну… в какой-то степени, обошёлся со мною грубо, взяв меня.

– И это всё? Подумаешь - несколько грубо.

Мы с Клодиусом тоже иногда позволяли себе такое, несколько «зашкаливающее» поведение по его желанию.

– А что ж, не по обоюдному? Я тоже частенько просил Рема раньше быть со мною погрубее, но не настолько же…

– Так я не пойму, он изнасиловал тебя или был просто непривычно груб?

– Нет, он не опускается до насилия, но может ненавидеть чёрной ненавистью, а в тот раз, да, он был впервые за два года груб со мной. Тогда я не придал этому значения, однако стал воздерживаться от супружеской близости. Только к концу июля мы помирились окончательно, так сказать, полюбовно, и сейчас всё у нас прекрасно. Завтра я аппарирую в Хогсмид, остаётся только собрать сундуки.

– Останься, умоляю. Хоть на неделю, но останься, - горячо шепчет Блейз, и я уже почти готов ответить ему кивком, как на всё палаццо раздётся, усиленный Сонорусом, голос Клавдия:

– Жжентльмены, жакушки поданы. Прошим к штолу.

– Так ты останешься у меня, в Забини-Мэноре? Ну хоть на несколько дней?

– Не могу, Блейз, я назвал Рему точную дату возвращения в Школу.

– Но ты ведь можешь передумать, - его горячее дыхание обжигает мне лицо не хуже поленьев в камине.
– Прошу, всего на эту ночь, у тебя или меня, неважно, а потом примешь ванну с травами, это отобьёт мой запах.