Замок Эйвери

– Э-эй, - Блейз проводит красивой, тонкоперстной рукой у меня перед глазами, - очнитесь, сиятельный Сев, что-то не так? Или ты устал?

Я прихожу в себя мгновенно, но, приподнимаясь, чтобы начать ласкать тело Блейза, вдруг чувствую, что руки не держат меня, и я падаю головой на грудь Блейза, едва поросшую редкими курчавыми волосками.

Глава 7.

На этот раз я даже не успеваю попасть в мир Немёртвых, как оказываюсь в иной, ещё более странной, реальности или бреде. Здесь, как и в нашем с Ремом лондонском доме, отсутствуют какие бы то ни было углы - одна плоскость, которую и плоскостью-то назвать трудно, настолько она искажена, плавно перетекает в другую, такую же искажённую, и таков весь этот мир, состоящий из обрывков плоскостей, за которыми - беспроглядная тьма, заполненная не воздухом, но эфиром, отчего дышится с трудом, постепенно совсем перестаёшь дышать и, кажется, что умираешь, как вдруг на шее под подбородком прорезаются какие-то дыхальца, приспособленные для потребления эфира, нет, это не жабры - я ощупываю их, это - короткие ряды крошечных отверстий, расположенные под углом от подбородка и расходящиеся по бокам шеи. Мне становится страшно - кем я стал и на что похож? Но порывом воздуха, именно воздуха, который теперь - отрава, меня, как пушинку, начинает носить по непознанной траектории в этом, оказывается, бесконечном, но имеющем местами стены, мире. Я пугаюсь, как бы не выдуло меня во тьму, но ничего, меня просто болтает и поворачивает с боку на бок, и вниз головой, и закручивает то в одну, то в другую сторону, однако голова не кружится, и я вижу свои ноги - значит, скорее всего, человеская форма у меня осталась, и я не превратился в монстра, вдруг меня подносит к разрыву между искорёженными остатками плоскостей и порывом ядовитого воздуха выдувает в эту крохотную щель во внешнюю темноту, заполненную благодатным эфиром…

… Я был глупцом, когда боялся этой прекрасной тьмы с многочисленными звёздами повсюду вокруг меня, внизу. Под ногами - бездна, но она мне не кажется страшной или неприятной, просто она есть, и это факт, а звёзды всё ближе, одна из них вдруг загорается изжелта-красным ярким светом, и она манит меня, я направляюсь к ней, но… сильно ударяюсь головой обо что-то жёсткое, больно, как же болит голова, да и дышать нечем - опять этот ядовитый воздух.

– Эй!
– кричу я.
– Дайте мне эфира!

И чей-то знакомый до щемящей боли в сердце женский голос говорит:

– Профессор Забини, немедленно левитируйте Северуса в Больничное крыло.

– Mobilicorpus!

– Да нет же, сотворите ему носилки! Впрочем, сходите за профессором Люпином, пусть придёт туда, к Поппи, да не пугайтесь Вы так, он же не зверь. Просто скажите ему, что Северусу плохо и быстро возвращайтесь в свои апартаменты. И ещё - наложите на дверь, кроме сильных Запирающих, ещё и Сигнальные чары, как во время войны, да погромче.

Идите же!

Я просто и банально теряю сознание, а когда прихожу в себя, чувствую, что меня держит за руку Рем.

– Поппи! Мадам Помфри, где Вы?! Северус приходит в себя.

– Вот и отлично! Сейчас подойду - косметические заклинания нельзя прерывать.

И я слышу бормотание Поппи за ширмой. Внезапно меня охватывает тревога - я вспоминаю слова, сказанные, судя по всему, Минервой, о громких Сигнальных чарах на двери Блейза и думаю, что именно его сейчас мадам Помфри и залечивает.

– Sparclaeum!

Точно, заклинание «сияния», то есть довольно распространённое среди студентов, многие из которых даже умеют накладывать его на самих себя, необходимое для придания пострадавшему в драке лицу естественный цвет, но сначала они бегут к Поппи, чтобы она залечила им синяки и ссадины, разбитые губы, сломанные носы, болезненные вздутия кожи от проклятий и тому подобное.

Но я только смирно улыбаюсь Рему:

– Ну, здравствуй, человек-мой-волк.

– Здравствуй, Северус, с возвращением, - надломленным голосом отвечает Рем.
– А обо мне ты подумал? А о нашей, Мерлин её раздери, тинктуре, думал?!

– Ну, что ты, Рем, почему ты говоришь со мной так, будто я сделал что-то непоправимое?

– А ты ведь сделал. Ну ничего, я его так разукрасил, что ему уже никогда не быть прежним красавчиком!

– О ком ты говоришь?
– «недоумённо» спрашиваю я, держа свою линию - не признаваться в измене, иначе Рем и меня «разукрасит», и Блейза прикончит, не побоявшись Азкабана. Поддерживать вид оскорблённой невинности - только это может спасти нас с Блейзом сейчас, мне - внешний вид, а Блейзу -…

– Можете перевернуться на живот, профессор Забини? Вот так, да Вы молодец! Позвольте, нет уж, позвольте осмотреть Ваш анус - у Вас же кровь на внутренней стороне бёдер, это же неспроста! Я этого так не оставлю… Боги!

Рассерженная как гарпия, Поппи влетает к нам с криком:

– Профессор Снейп, мне искренне жаль сообщить Вам, что Вы живёте с настоящим чудовищем!

У меня сердце практически перестаёт биться, но я… должен быть в… этом уверен!

– Если бы я мог подняться с кровати, я сам осмотрел бы мистера Забини, но у меня общая слабость, головокружение и тошнота, поэтому мне придётся потерпеть, пока Вы не освободитесь. Так что, я слушаю Вас внимательно, на большее нет сил, - говорю я, как можно более спокойным, «профессорским» голосом.

А внутри у меня настоящая буря эмоций и чувств - как он, Блейз, и неужели Рем опустился до… этого?

Но Поппи уже убегает и возвращается, принеся большой флакон Укрепляющего, да, судя по запаху, зелья.

– Пейте, Северус! И вставайте - я очень хочу (она делает ударение на «очень»), чтобы Вы увидели, на что способен Ваш возлюбленный супруг.

– Не надо, мадам Помфри, профессор Снейп не должен видеть меня… таким.

Но я уже допиваю Зелье, а она уходит плакать в свой маленький кабинетик, отгороженный ширмами от остального помещения.

– Ох, уж эти женщины, - вздыхаю я, произнося слова про себя и гляжу на Рема.

На его лице застыла маска отчуждённости и холодности, он сидит неестественно прямо, сцепив руки в замок на коленях, и молчит. Я призываю стихию Воздуха и мысленно произношу:

– Enervate!

Стихия окутывает меня тёплым, как когда-то давно, в прошлой жизни, объятием Рема - коконом, тело теряет вес, ломота в теле, головокружение и тошнота пропадают без следа, и я, лёгкий, как пёрышко, как мне сейчас кажется, встаю с койки. Рем встаёт со стула одновременно со мной и говорит тихо:

– Не надо, Север, не ходи, не уходи от меня.

– Я должен посмотреть, что ты сделал с профессором Забини и только.

– Не надо. Север, прошу тебя, ради нашей любви.

Рем подходит ближе и настойчиво, но нежно, как умеет только он один, целует меня, и я, забыв обо всём, с жадностью, словно «умирающий над родником от жажды», углубляю поцелуй.

Где-то далеко слышится мучительный стон:

– Мадам Помфри, Северус не придёт. Лучше поскорее подлечите меня, а потом, когда я смогу ходить, через каминную сеть попаду в Святого Мунго - там меня окончательно приведут в порядок, Вы не против? Мне нужен целитель душ.

… А мы целуемся. И Рем стонет протяжно. А я только всхлипываю:

– Любовь моя, мой Король, мой Лев, моё золото, брат мой близнец, люблю, как же я люблю тебя… Прости меня, если я… чем-то тебя обидел. Я твой, только твой, тинктура связала нас на всю жизнь.

Я сажусь на кровать и жестом приглашаю Рема сесть рядом, потом начинаю рассказывать ему о своём видении, реальности чувств, которые я испытывал там, в эфирном мире, о пылающей звезде и сильном ударе головой.

– Прости, - шепчет Рем, целуя мои веки, о, как же я люблю эту ласку!
– это я ударил тебя по голове, увидев, каким принёс тебя на руках этот долбанный подонок, эта грёбанная мразь, ублюдок, Мордред его раздери, чёрт, не знаю, как и назвать - как ни скажи, всё равно больно вспоминать.