Замок Эйвери
Шрифт:
– О-о, нет, не хочу - «вся ты прекрасна…» и как там дальше в Библии?
– Мне уже говорили такое, Блейз, и в переложении на мужчину, но если хочешь: «вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе» Но это, скорее, о тебе - ты, действительно, прекрасен… как мужчина, конечно, но слова Писания менять нельзя - в каждой его букве слишком много смыслов сокрыто.
Так, что же, я теперь противен тебе - весь в рубцах? Просто наложены были все шрамы, которые уж позаросли, да-да, а какими они были, магически, а ты знаешь, чем отличается простой перелом от… Ой, какой же я скот!
– Ты не скот
– Да квиты мы - оба дураки, но любящие.
За столом, утолив первый голод, я рассказываю Блейзу об увлечении ивритом и чтении Писания на нём. Он, выслушав немного, прерывает:
– А ведь ты обрезан, как мусульманин или иудей, но теперь я склоняюсь к последнему. Кем были твои родители?
Я пускаюсь в разговоры о доме Малбион - иудейских чистокровных благороднейших кровей предках моей матери по женской линии, на что тот замечает скептически:
– Так ведь по женской же.
Тогда рассказываю Блейзу, что еврейство передаётся, несмотря на все магические законы, по женской линии, хоть мама и считала себя абсолютной француженкой, но ведь проснулась же и в ней, хоть на миг, необходимость следовать законам иудейской религии, вот и обрезала меня, как и положено, в трёхдневном возрасте, не побоявшись вынести младенца на стылый и влажный воздух начала января, разузнав, где ближайшая маггловская синагога.
– Так ты тоже январский?!
– И ты?!
Я - девятого, уж не буду говорить, какого года.
– И не говори - я всё равно знаю из личных дел профессоров, а точнее, из твоего. Но ты выглядишь лет на пятнадцать моложе.
– Это благодаря здоровому сексу, - отшучиваюсь я, но под слоем шутки - та ночь с Гарри, кажется, вторая.
– А я - пятнадцатого восемь…
– Да знаю, каког`о ты г`ода, - пародирую я манеру Блейза говорить, чуть картавя.
Мы оба хохочем, но тут я вспоминаю нечто о-о-чень важное:
– Линки! Где пельмени?!
– Простите Линки, Хозяин! Линки забыл подать их, но Линки вовсе не хотел их съесть в тёмном уголке, нет!
– Вот ты и попался, пучеглазый выродок!
– на этот раз я не шучу.
– Ох, и отблагодарю же я тебя сейчас!
– Не надо, Сев, я сам спрошу его. Дело в том, что на своём языке эльфы не могут лгать.
– Ну, что ж, послушаю ваше курлыканье, - миролюбиво говорю я, готовясь мысленно к цирку.
Блейз за весь «разговор» произносит только одну фразу, остальное «красноречие» принадлежит Линки, который ещё и отчаянно жестикулирует длиннющими руками.
– Он не виновен.
– выносит «вердикт по делу Линки, домового эльфа графа Снейп» Блейз.
– Действительно забыл.
– Линки! Неси пельмени! Быстро!
Эльф вмиг появляется вновь.
– Линки! Отвечай - почему так долго говорил на своём, - я морщусь, - наречии?! И отчего так руками у Хозяина перед носом размахивал?!
– Я объясню, пожалуй, доступнее, чем он, - мягко произносит Блейз.
– Прочь!
– Ничего интересного - я только выяснил, как ему у тебя живётся, Сев.
Хорошо ему у тебя, Сев, но есть у него одна мечта, которую сам он… ну, боится тебе сказать, стесняется, что ли.
– Что ж я, своему домовику не угожу?
–
Да, вот мечта-то у него такая, знаешь, к этому с разумением подойти надо. В общем, хочет твой Линки жениться.– Что-о?!
– Вот и показывал мне, какую бы эльфиху предпочёл, чтобы по любви всё вышло. И есть у меня молодая эльфиха,желающая себе второго мужа, помоложе - вот твой Линки ей бы подошёл.
– Значит, отдавать мне Линки в дом чужой, а самому нового из Гоустла привозить, так, что ли, выходит?
– Могло бы выйти и так, если бы я не решил подарить тебе ту пару эльфов. Вот он бы и при жене был, и от тебя никуда бы не делся.
– Я посмотрю на Вашу успеваемость, мистер Забини, и вынесу решение после проверочной по Продвинутой Любви!
– Ах, вот ты о чём, Сев, подожди-ка немного в столовой или где захочешь, только в спальню пока не заходи…
– А я и не подумаю, мистер Забини, заходить сегодня в спальню.
– Да? Тогда где?
– В гостиной, Линки там по три раза в день убирается.
– Тогда не заходи в гостиную - это сюрприз!
Прошла пара минут и меня зовёт Блейз:
– Заходите, профессор!
Я вхожу и вижу прекрасного, как античный бог любви, нагого Блейза, лежащего на боку спиной ко мне, и уже собираюсь произносить раздевающее заклинание, как он, неведомо как, поняв моё стремление, говорит мне:
– Я лягу на спину, а ты можешь смотреть на меня и раздеваться. Это моя собственная фантазия - смотреть, как ты расстёгиваешь этот диковинный мужской пеньюар.
– Это шлафрок, Блейз, и он не просвечивает.
– Потому и говорю - мужской.
Я расстёгиваю на ощупь, ставшие вдруг непослушными, пуговицы - от одного созерцания этой прекрасной, правда, уже с сильно выступающими лопатками, спины и зада, этих совершенных даже на вид полушарий, обильно выделяется слюна.
– Крепись, Северус, Блейз ещё не показал тебе грудь и… то, что намного ниже, - думаю я.
Вот только мысль эта плохо помогает от тяжести в паху.
Наконец, он поворачивается так, что видна его грудь, очень тёмные соски и такого же цвета толстый пенис, уже возбуждённый. Я скидываю халат, но даю себе ещё время полюбоваться россыпью родинок по всему телу и конечностям, а ему - посмотреть на свою бледную кожу, в контрасте с его она кажется белоснежной, как у… «Стоп! Запретная зона!», не думать, не вспоминать, главное - не сожалеть… А есть ли, о чём? Равнодушие - это лучшее, что я могу почувствовать, вспоминая о его белоснежной коже, изукрашенной, как и моя, отметинами… «Вы - истинная пара», - глаголет призрак Альбуса… А если он и тогда пошутил? Всё равно - предо мною - прекрасный Блейз, вот о ком я должен, должен… думать сейчас…
– Что стряслось, любимый?
– Блейз садится, представление окончено.
Тебе не понравилось? Ты перевозбудился?
Показываю на опавший член.
– Это я, я, я! Со своей глупой напыщенной фантазией!
– Блейз, прекрати истерить! Ты не виноват ни в чём, это во-о-о-лк!
– К-какой волк?
– Мёртвый.
– Ах, ты о Люпине… И чем же он мешает нам любить друг друга?
– Своим существованием. Я убью тебя, Ремус, слыши-ишь?!
– Успокойся, ради Мерлина и Морганы, прошу тебя. Ну, хочешь, я сделаю всё, что угодно, лишь бы ты улыбнулся?