Замок Эйвери
Шрифт:
– Поцелуй меня и прижмись всем телом, Блейз, возлюбленный.
Мы целуемся, но поначалу это осторожный поцелуй и, лишь удостоверившись в реальности происходящего, Блейз начинает целовать меня крепче, испугался, наверное, моих криков-то.
Оторвавшись, глядим друг на друга с вожделением, он становится на колени и начинает стимулировать мой, всё ещё неэрегированный, член губами и языком, и, кажется, всё это одновременно.
Я опускаю взгляд - он тотчас вскидывает свой, ярко-зелёный, озорной, я улыбаюсь Блейзу и губами, и глазами - стараюсь поощрить его, беззвучно сказать: «Спасибо за то, что ты есть». Наконец, я ощущаю эрекцию, выхожу из ласкового рта, не хочется, но сегодня - моя очередь, ведь я ни разу не делал минет Блейзу, кичась собственной
– Сев, не надо!
– По… - я облизываю губы, меня прервали в самом начале, - почему не надо, возлюбленный? Тебе не нравится, как я это делаю?
– Мне… слишком нравится, прости. Это я должен делать тебе, а не ты - мне.
– Но почему? Разве наша любовь не равноправна? Мы же овладеваем друг другом, и никто из нас не считает быть снизу - оскорблением.
– Но так повелось только с недавних времён, а до того, вспомни, Сев, я был только снизу.
– Но не жаловался?
– Нет. Я считал, что твоё место - там, где именно ты пожелаешь быть. Кто я такой, чтобы указывать…
– Так тебе претит сама идея, что кто-то делает минет тебе?
– Я… я не знаю. Конечно, мне любопытно, как это, когда минет делают тебе. То есть, мне. Тьфу, запутался.
Мой голос вкрадчив и шелковист:
– То есть, ты не прочь примерить на себе роль, скажем так, объекта желающего? Чёрт! Блейз, я бы уже сделал тебе минет, и преотличный, медленный, за то время, пока мы о нём говорим.
Отвечай: хочешь или нет? Просто - хочешь?
– Да-а, лю-би-мый.
– А ещё некоторые говорят, что слизеринцы понимают друг друга с полунамёка, - шутливо ворчу я, - тебе лучше лечь, малыш, а то возьмут ноги, и подогнутся.
Блейз покорно ложится - его эрекция почти спала во время душещипательной сцены, что мы разыграли, но я берусь за дело, конечно, за член Блейза со всем вниманием, какой столь красивый орган заслуживает.
Думаю ли я при этом? Почти, что и нет! Если я о ком и думаю, так это о Блейзе - как бы доставить юноше действительно незабываемые ощущения - ведь это его первый минет, а… тот не любил это изысканное занятие, да уж теперь и не полюбит, мстительная мысль о Люпине всё же закрадывается куда-то в разум, но здесь - Блейз, полный страсти, уже стонущий и извивающийся от желания. Сделать ему минет побыстрее, чтобы удовлетворить? Не-е-ет, надо - по полной программе, чтобы прочувствовал каждой частичкой тела, как её магглы-то называют, «клеткой»… снова провожу языком по головке, Блейз стонет так, словно я бросил его, неудовлетворённого, аппарировав… Потерпи, родной мой, возлюбленный, будет тебе и Люси в небе с алмазами, как пели магглы-то те известные, даже я их творчество немного… Не всё ж мне-то улетать… Снова вобрать на всю немалую длину… Да, мужское достоинство у Блейза отменное, но и моё не хуже… Вот только у… сквиба теперешнего достоинства превосходили мои, разумеется, мужские… Так, опять я не о том, не о том, не о том… Лизнуть, вобрать плоть, снова выпустить под сладкий аккомпанемент стонов и вздохов, таких прекрасных в своей непосредственности…
… Лизнуть, обвести языком вокруг головки… Скоро, мой милый, скоро, мой родной… Вобрать плоть и посасывать, теперь уже не выпуская до приятного для нас обоих, если не сказать больше, конца… и вот оно - семя Блейза! Такое же сладкое, как и его слюна, и с тем же упоительным привкусом дамасского клинка, извергается в моё горло так обильно, что, кажется, это - небольшой водопад… О, этот привкус! Теперь я готов испивать тебя, мой Блейз, при каждом соитии… Финал, а жаль, я бы мог вечно глотать эту амброзию.
Выпустив член Блейза и облизав губы, я ложусь на него, такого обмякшего, славного мальчика. Неужели
тебе встречались только скоты и простые… нет, не могу подобрать слов - сюда бы Хоуп, она так мастерски ругалась, но Хоуп нет, как нет и другого матершинника, её неверного супруга Драко, ладно, лучше взгляну в зелёные глаза Блеза - в них да забудусь!Но глаза его закрыты, а сам он дышит всё ещё неровно… неужели быть беде?!
Нет, ресницы трепещут, и стук сердца постепенно возвращается к норме, просто мой Блейз так сильно перевозбудился от первого в жизни минета, который сделали ему по всем правилам весёлой науки любви, как говаривали ваганты, от которых даже праха бренного не осталось - так давно это было!
Но хватит о прошлом - Блейз открывает, затянутые невиданной прежде поволокой, глаза - но ведь он и не знал орального оргазма прежде.
– С тобой всё впорядке?
– я считаю долгом задать этот вопрос.
– О-о, Се-э-в, ты - бо-о-г!
И замолкает надолго. Когда же вновь открывает свои глаза, нет, лучше - очи, так они велики, в них плещется восторг и ещё что-то… преклонение? Да… Да чем же я заслужил твоё преклонение, я - грязный убийца, пред тобой - светлым мучеником во имя любви? Неужели ты до меня знал ещё меньше ласки, хотя бы от твоего этого Клодиуса, который пинками, казавшимися тебе «щекоткой», учил отсасывать ему, а сам ни разу не сделал подобного для тебя? Ты же, кажется, говорил - он любил тебя? Так кнат цена такой любви! Хотя, чем я был лучше того же Клодиуса, покрикивая и лищь овладевая тобой? Изначально ты был нужен мне, - три «ха!», - чтобы добыть рецепт изготовления философского камня для… того, и это после всего, что тот сделал тебе и надругался надо мной! Хватит уже о нём! Но судьба ещё раз показала мне язык, когда обнаружилось (только сегодня!), что философский камень готов, он у тебя, но не спасает болящих, а лишь делает золото из серебра, да ещё дарит бессмертие вошедшим в возраст волшебникам!
– Как ты, Блейз, родной мой?
– Это было… скажи, у всех бывает… так в первый раз?
– А разве с Эрни вы не занимались тем же?
– шучу я - ясно ведь, что у парня этот раз - первый.
– Нет, мы только целовались с ним взасос, вот и всё.
– И… всё?
– я пытаюсь скрыть разочарование, но у меня плохо получается, наверное.
Блейз объяснят:
– Мы оба берегли невинность для наших невест. Эрни тоже был помовлен с колыбели и никогда не видел её. Я разумею, невесту.
– Я понимаю. Понимаю также, что обычай помолвки младенцев дик и не желаю такой судьбы моему наследнику.
– А не желаешь - значит, и не будет. На всё родительские воля и благословение.
– Ты и вправду так считаешь? Я, например, думаю о наследнике лучше - он и без меня со всем справится - и с имуществом, и с невестой.
– Но как? Ты же лишил его человеческого воспитания.
– Давай сейчас не будем о ребёнке - этот разговор становится мне неприятен.
– А вот я, я скучаю по сыновьям, Сев. Не понимаю, как ты не чувствешь подобного?
– Вот разберёмся с переездом и аппарируем на выходных сначала - к твоим, потом, даст Мерлин - к моему, единственному.
– Ты никогда не думал связать жизнь с женщиной? Она родила бы тебе ещё детей…
– Нет, упаси Мерлин, мне и Избранницы хватило досыта.
– И сколько раз ты пробовал зачать с ней наследника?
– Правильно составленный гороскоп на ближайшее подходящее по датам рождения будущих родителей полнолуние - и вот оно, зачатие.
– Но я слышал, Избранница умерла родами, это правда?
– Да, я не успел, хотел, чтобы её родители наняли специалиста по женским проблемам, а он сделал бы ей Кесарево, ведь она была узкобёдра.
– А ты поскупился?
– Я не хотел тратить на неё денег вообще, но этого, конечно, не получилось, а родители оказались всерьёз недовольны такой почётной судьбой для своей дочери, вот и произошло… недоразумение.
– Боги, как же ты горд! Решил, что операцию должны сделать за счёт родни и не пожалел даже жизни Избранницы! Отчего же ты так добр со мной?