Запретный поцелуй. Тайна дебютантки
Шрифт:
Рука чуть дрожала, когда я дотронулась до бумаги, нежно провела подушечками пальцев по акварельным лепесткам незабудок, выписанным с любовью и мастерством потомственной чаровницы. Картина создавалась в подарок дочке одной из подруг, цветы должны были висеть в детской, отпугивая неприятности от малышки. Жаль, что ее так никто и не увидит. Можно было бы попробовать ее закончить самой, но…
Тяжелый вздох вырвался из груди, сердце сжалось тисками скорби. За те месяцы, прошедшие с трагедии, я ни разу даже не помышляла вновь начать колдовать. Нельзя…
Страшные воспоминания невольно уносили меня в тот погожий летний
– Кристель, мы не закончили с благими рунами.
– Мам, ты же знаешь…нельзя…
– Вздор! Ты должна продолжить учебу, профессор Элмерз советует получить теоретические знания в полном объёме.
Родители вели переписку с уважаемым ученым, посвятившим свою жизнь магической науке. Мы даже собирались в столицу по его приглашению, но недавно он неожиданно прекратил отвечать на письма, видимо потерял интерес и нашел более важные дела.
– К тому же я вызубрила все, но у меня все равно не получилось даже простейшее заклятье,- раздраженно буркнула я.- Бесполезно.
– А ну-ка, дай взглянуть.
Я нехотя протянула блокнот, и мама принялась изучать графический рисунок, выполненный карандашом.
– Ничего не получается, обычная картинка,- виновато пробормотала я, стесняясь своего уродства.
Угораздило же меня родиться фрилом! Родители старались не подавать виду, но я же видела отчаянье в глазах мамы каждый раз, когда я вновь и вновь пробовала разбудить свой дар, пока, наконец, все окончательно не поняли - я редкая аномалия, собственная магия отказывается признавать меня хозяйкой, грозясь однажды уничтожить.
– Конечно обычная, ты же допустила простейшую ошибку,- хмыкнула мамуля.- Ты вечно путаешь эти руны, дай-ка я исправлю.
Леди Карина взяла карандаш, а я словно заворожённая наблюдала за тем, как рождается волшебство. Солнечные зайчики, мерцающие от граней длинных золотых серег, вдруг воспарили в воздух, оформились в силуэты бабочек и взлетели ввысь.
– Получилось,- захлопала я в ладоши.
– Я вижу, у моих девочек прекрасное настроение, как на счет прогулки к реке?
– полюбопытствовал папа. Он стоял на дорожке, ведущей к беседке. На лице сияла счастливая улыбка, зеленые глаза лучились гордостью и любовью. Именно таким я его и запомнила, счастливым…
А затем произошло нечто страшное. Жуткий кошмар ворвался в мою жизнь, окрасив дни в багрово-грязные тона. В груди нестерпимо зажгло, словно я глотнула кипятка и потеряла возможность дышать. Из груди вырвался крик, полный боли и отчаянья, отец кинулся ко мне и последнее, что я помню ослепительная вспышка света. Очнулась я только через несколько дней, зеркала особняка были уже завешаны траурной тканью, а в моем сердце навечно поселилась боль утраты и черное колючее чувство вины.
Я видела осуждающие взгляды. Страх, любопытство, снисхождение… Да, меня утишали, пожимали руки, но за спиной нещадно злословили, называя убийцей.
Одинокая слезинка скатилась по щеке, и я ощутила на губах вкус соленой влаги, вперемешку с горькими воспоминаниями. Все что осталось у меня от того дня, это две урны с прахом и белые шрамы витиеватых узоров на теле. Иногда к ним добавлялись новые завитки…
Еще недавно полная решимости, я неловко топталась
у мольберта.А если не получится? Хотя о чем это я, наверняка не получится…
Из задумчивости меня вырвал мышиный писк. Грызуны достигли меня и в мастерской. Последней каплей стала одна настойчивая хвостатая особа, решившая закусить маминой любимой кистью.
Ну, уж нет!
Мстительно сощурила веки, достала из ящика стола белоснежный лист пергамента, и принялась выводить рисунок. Лучше всего мне удавались натюрморты, фрукты, овощи. Вот и сейчас я старательно выводила пупырчатый огурчик, заключая в движения мазков руны. Магические символы сплетались в заклинания, воплощая магию. Я так увлеклась процессом, что не сразу услышала громкий хлопок, а скоро разразился целый калейдоскоп звуков, лопающихся мыльный пузырей. Мышки стали исчезать, оставляя вместо себя россыпь золотистых искр.
Получилось! Я справилось. Внутри у меня все ликовало.
Мама, ты бы мной гордилась. Жаль, что ты не видишь этого…
Рваный вздох. Еще один. От радости становится тяжело дышать. Горло наливается свинцом. Нужно немножко отдохнуть, я славно потрудилась. Я справилась…Ноги подкашиваются от радости… или от слабости? Ох, что-то голова закружилась, надо присесть. Немного передохнуть….
Кожа пылала, в груди пекло, я словно горела изнутри, во рту пересохло, я едва могла двигаться, а попытавшись сделать шаг, тут же рухнула на колени. Тело вновь скрутила судорога невыносимой боли. В глазах потемнело, мастерская попылал перед глазами, очертания мебели растеклись туманом.
Всевышний, как же больно. Как никогда еще не было.
Внезапно дверь открылась, на пороге показался темный силуэт. Кто это? Хейзл? Я хотела крикнуть, чтобы девушка бежала от меня, бежала как можно дальше, пряталась, спасалась от того жара, который вот-вот испепелит мня дота, но потрескавшиеся губы еле двигались.
– Кристель,- встревоженный шепот проник в сознание, отрезвляя.
Я ощутила прикосновение сильных рук, послышался трек рвущейся ткани, острое лезвие кинжала нещадно кромсало платье, оставляя меня в лишь корсете и короткой сорочке.
Эйден, - короткий, судорожный вздох.
– Я здесь…сейчас…все будет хорошо…
Он подхватил меня на руки и относ в ванную комнату. Холодная вода хлынула по мрамору, наполняясь до покатых краев.
– Я умру?- голос звучал слишком жалобно, хотя я изо всех сил старалась казаться равнодушной. Какой смысл бояться неизбежного? Его надо просто принять.
– Нет. Не сегодня, прозвучало хлесткое.
Боль утихла, мутная пелена рассеялась, и я смогла посмотреть в льдисто-серые глаза.
– Почему?- наконец произнесла я.- Почему именно я? За какие прегрешения Всевышний проклял меня, и я родилась фрилом?
– Ты не фрил.
Горькая усмешка. Он старается утешить. Нелепо. Я не ребенок и способна принять правду.
– Разве ты не видел…
– Вот именно, что видел. Ты нейтрализовала чары. Сохранила колдовать, а будучи фрилом…кстати, разве вас не консультировали по этому поводу?
Вместе с облегчением от ушедшего жара, пришла неловкость, тонкая ткань сорочки намокла и обтягивала тело, словно вторая кожа.