Заставь меня остаться

Эгоист в самом худшем смысле слова.

Положила телефон на секретер, вытерла ладони о свободную, мягкую футболку, и хотела идти делать чай, но…

Нет!

Еще раз наберу эту сволочь! Пусть кидает трубку, пусть материт меня, оскорбляет или смеется — пошёл он! Ни разу я не имела возможности высказать ему вслух то, что на сердце! Ни разу в жизни! Вечно боялась, и даже сейчас жалко трушу, хотя Миша за тысячи километров от меня. Не прилетит мне оплеуха сейчас. Он не толкнет, не спустит с лестницы, не уткнет лицом в подушку, чтобы жестко трахнуть… он ничего мне не сделает! А я могу! Могу, да! Выскажу ему, что он не мужчина, и даже не глупый мальчишка, а самая настоящая мразь!

Пальцы подрагивают, в висках стучит. Набираю повторный дозвон. Буду звонить пока не появится связь, пока Миша не ответит мне!

Второй дозвон сорвался.

Я упорная.

Третий — слышу французский рэп. Его Миша поставил вместо гудков.

Я задыхаюсь. Успела передумать раза три за эти секунды — отключить дозвон, вынуть сим-карту, или же поговорить? А вдруг не ответит? Нет уж, пусть ответит… хватит трусить, Алика, хватит, мать твою!!!

Четыре гудка. Пять, шесть, семь… не отвечает. Я жду. Глохну, почти не соображаю. Не от паники, а от омерзения, что услышу его голос, но жду.

А в ответ гудки.

— Ладно, — выдохнула, и отложила телефон.

Потом, как успокоюсь, решусь заново на этот звонок. Гештальты — это важно, а стресса мне и от этого несостоявшегося разговора хватило.

Вошла на кухню, растерялась, забыв зачем зашла, и пошла в ванную, нервно хихикая — от волнения мозги растеряла и в своей же квартире потерялась. Представляю, если меня сейчас впустить в дом или квартиру Марата. Там квадратных метров намного больше. Мне туда нельзя…

— Дура, — покачала головой, открыла воду, и принялась мыть руки.

Заодно и вспомнила, что вообще-то чай хотела. Да и Марат скоро вернется. На него чашку тоже сделаю. Только вернулась на кухню, как услышала хлопок двери, и шаги по коридору.

Я не оборачиваюсь. Стою лицом к гарнитуру, улыбаюсь, и жду. Сама не знаю, чего именно я жду.

Точно, дурочка.

— Соскучилась, надеюсь? — Марат, как всегда, задевает своим низким с хрипотцой голосом какие-то порочные струны во мне. — Купил своей девочке свежих фруктов… ягоды… ммм, аппетит разыгрался?

Его руки притиснули меня к твердому торсу.

— Разыгрался, — прошептала в ответ.

— И мой. Разыгрался, — тихо хохотнул Марат, и прикусил мою кожу между лопаток.

— Ай… ай-ай…

— Тебе — ягоды и фрукты. Мне — ты. Каждому — своё. Ч-ш-ш-ш, — хрипло рассмеялся он, покусывая меня — открытую часть спины, шею, плечо…

Боже! В голове кисель, ноги ватные. Я влажная, даже мокрая. Тряпка и нимфоманка!

— Вечером, Марат. Хорошего помаленьку.

— Ммм… я же не раскладываю тебя на кухонном столе, а просто обедаю. Жалко тебе? — еще один чувственный укус.

И мой стон.

Позорище.

Озабочка.

Мысленно шутливо ругаю себя за такую доступность, но сама довольная как слон. Если между нами всегда всё будет именно так, то всё получится. Всё обязательно получится!

— Так. Всё. Вечером, — строго сказала, выворачиваясь из мужских рук, хотя больше всего мне сейчас хочется быть банально разложенной на этом самом кухонном столе.

Но лучше притормозить, иначе малышу точно навредим.

— Чай? Кофе? — спросила привычно, разглядывая бумажные свертки с фруктами и ягодами.

— Садись. Я сам. И тебе и себе налью, и даже фрукты помою.

— Даже? — ахнула я артистично.

— Цени!

— Такие нагрузки, Марат! — прицокнула я шутливо. — Можно даже в спортзал не ходить, м?

Он, посмеиваясь, наполнил наши чашки, и отошел к раковине, взяв пакеты с покупками. Аппетит разыгрался с новой силой, стоило лишь представить сладость и сочность манго, вкус детства малины… мммм…

Вода шумит. Чай настаивается. Мне непривычно вот так праздно сидеть на стуле. Но приятно, что уж скрывать! Раньше Марат не пренебрегал работой ради меня. И как должное принимал мою заботу — готовку, сервировку стола. Не всегда благодарил даже, что несколько обижало. А сейчас… ох, вроде и мелочь — чай налил, фрукты моет, не Бог весть какой труд, но глаза пощипывает.

Сентиментальной я становлюсь.

Телефон тихо завибрировал. Привычно взглянула на экран, и побледнела.

Миша.

Глава 27

— Я в ванную, — выпалила и, схватив телефон, почти бегом унеслась с кухни.

Закрылась в ванной, и телефон замолчал.

Мне, правда, не страшно. Мне мерзко! Ну что я за дура? Какие к черту гештальты? Говорить с Мишей — разве это не насилие над собой? Или это моя трусость мне нашептывает? Однако, все равно противно. От того противно, что Миша набрал мой номер. Что подумал обо мне, звоня. Не хочу ничего общего с ним иметь, даже мелькать в его голове не хочу воспоминаниями. Вот бы их кто-то стер… вот бы самого Мишу кто-то стёр, заставил его ответить за его отношение ко мне! За то, что видел, как я с ума сходила из-за пропажи папы, знал всё, обещал помочь мне, и, уверена, посмеивался!

Сволочь!

Зря я ему названивала. Или…

— Аааа, — раздраженно дернула рукой и, не тратя время на споры с самой собой, решила перезвонить ему.

Но снова раздался звонок.

От Миши. Это не галлюцинация была.

Прокашлялась. Не хочу пищать в трубку, показывать страх, которого не осталось.

Не осталось же?

— Алло, — сказала я голосом робота-автоответчика.

— Здравствуй, Паулина, — услышала я женский голос, и свое забытое «имя».

Мише я рассказывала кое-что про себя. Дурой была. Доверяла сначала, хоть и не всё.

— Здравствуйте, — ответила осторожно.

Как же непривычно говорить по-польски! А именно это мне сейчас и предстоит. Либо мама Миши мне перезвонила, либо старшая сестра — кто-то из них.

— Узнала? Это Богуслава, дорогая.

Его мать. Почему не сам Миша? Снова арестовали?

Хоть бы…

— Здравствуйте, — повторила я. — Надеюсь, у вас все хорошо?

— Ох, милая, — надрывный, хриплый вздох, — горе у нас! Такое горюшко! Миша наш… нет его больше. Нет! — всхлипнула Богуслава. — Такой молодой, такой красивый, сильный. Мальчик мой! До сих пор смириться не могу! Как же так? Как?

Миша наш… нет его больше. Нет!

Нет?

Сглотнула вязкую слюну, слушая причитания Богуславы. Пытаюсь с мыслями собраться, в чувствах разобраться. Рада? Нет, я не рада. Огорчена? Тоже нет. Но мне и не все равно. Странно. И просто не верится. Миша и правда молод, ненамного старше меня. И умер?

— Соболезную, — прохрипела я, невежливо перебивая Богуславу. — А Миша… его убили?

— У него инфаркт случился, представляешь? Я требовала повторной экспертизы, потому что ну какой инфаркт в его годы? Ребёнок совсем! Но мне отказали… думаю, его убили… уверена в этом!