Застава на Аргуни

— Передайте Вану, что я на некоторое время вынужден буду уйти в консервацию. Постараюсь переменить место работы и жительство. Пусть ко мне пока никого не посылают. За сторожкой наверняка установлено наблюдение. Не знаю, как сейчас, но недели полторы назад слежка определенно велась. Я это чувствовал по некоторым признакам.

Хорьков вышел на улицу, обошел вокруг сторожки, прислушался. Не отметив ничего подозрительного, он возвратился и продолжал:

— Пусть Накамура посадит нового резидента или, если бог помилует, свяжется со мной не раньше, чем через месяц-полтора. Буду уходить — под километровым столбом… — агент назвал номер, — закопаю консервную банку. В ней найдут записку, в которой будет сказано, где меня искать. А пока пусть ждут. Здесь делать нечего…

В ту же ночь Кулунтай двинулся обратно…

Кулунтай пренебрег указанием Накамуры о месте переправы через границу и направился не на юго-восток, а на юго-запад. Пока не миновал полосы населенных пунктов, днем хоронился от глаза людского в кустах, ночью шел. Так продолжалось двое суток. Впереди еще лежало километров сто пути по горам, таежным дебрям, вброд через бурные речушки, по бездорожью.

На пятые сутки после того, как он покинул Маньчжурию, Кулунтай спустился в верховья длинной пади, сверил свой маршрут по компасу, определил азимут движения. Убедившись в том, что по этой пади можно безошибочно выйти на Аргунь, бойко зашагал дальше. Вскоре он остановился перед заросшим осокой зыбуном, с интересом стал приглядываться к давно уже нехоженой тропинке. Места показались знакомыми. Да, он бывал здесь еще во времена скитаний по тайге с контрабандистскими шайками.

Как ни безлюдно и глухо в тайге, Кулунтай был настороже. Больше всего манегр боялся встречи с какими-нибудь бродячими охотниками. Кто их знает, где они в это время промышляют? Напорешься, доказывай потом, кто ты и откуда. Хорошо, если на одного налетишь, а вдруг — на бригаду?

Спустившись километров на десять вниз по водоразделу, Кулунтай понемногу успокоился. Дремучая тайга томилась от безмолвия. Нигде ни малейшего признака человеческого жилья.

«Пусть начальство злится, а я нежданно-негаданно заявлюсь с этой стороны, — думал разведчик. — В конце концов, можно сказать, что обстановка вынудила. А я тем временем еще одно «дельце» обтяпаю. Придется вам, Накамура, дополнительно раскошелиться. Получу деньги, соберу барахлишко — и на отдых. Возраст большой, глядишь, в покое оставят».

Последнее время он часто задумывался над опасностями шпионского ремесла, не раз собирался бросить его, но то начальство не соглашалось, советовало повременить с уходом, то самому хотелось попытать еще разок-другой счастья, пополнить свои сбережения.

Удача сопутствовала этому старому волку. Смерть ходила за ним по пятам, но он ловко ускользал от нее. То спасали смекалка и сила, то выручала оплошность врагов.

Последние годы Кулунтай стал по-стариковски осторожным, трусоватым. По ночам иногда просыпался в холодном поту. Между заданиями много пил. Надеялся, что ханшин отвлечет от мрачных дум.

С этими мыслями он остановился у родника, снял заплечную сумку, сел на траву. Оглядевшись по сторонам, вынул краюху черного хлеба, кусок вареной изюбрины, жестяную кружку. С жадностью глотал большие куски мяса, запивая студеной ключевой водой. Он никогда не брал с собой ничего, кроме простой еды, плотно насыщавшей голодный желудок.

Наевшись, Кулунтай уложил остатки пищи в сумку, прилег под кустом вздремнуть, сунув за пазуху пистолет. Часа через три он проснулся, ополоснул водой лицо, обтерся рукавом брезентовой куртки и двинулся дальше.

Так он шел еще почти двое суток. Километрах в десяти от цели он остановился на последний привал. Подкрепившись, Кулунтай выбрал укромное местечко и завалился спать…

Проснулся манегр, дрожа от сырости и прохлады. На небе зажглись первые звезды. Где-то на отроге хребта зловеще горланила сова. Из-за кустов огоньками блеснули глаза зверя. Кулунтай взвалил на плечи мешок.

Он шел быстро. Несколько раз спотыкался. Увидев в этом нехорошую примету, злобно выругался. Вдали в кромешной темноте мелькнул огонек. Кулунтай замедлил шаги. Огонек то исчезал за деревьями, то загорался вновь.

Гулко застучало сердце. Приближалась долгожданная минута встречи. Огонек, мелькающий за деревьями, — это свет в окошке моисеевского выселка. Ошибиться невозможно. Места знакомы издавна.

Сейчас Кулунтай предстанет перед лицом перепуганного насмерть врага. За все отомстит. И за собственные раны и за гибель друзей. За все, за все получит эта старая росомаха!

Кулунтай хорошо знал, что скажет Моисею Потапову, как поступит с ним и с его выводком. Каждое слово продумано, каждое движение рассчитано. По пути к выселку он наслаждался предвкушением близкой расплаты. Если и боялся чего в эту минуту манегр, так это отсутствия старого охотника.

«А вдруг старина бродит где-нибудь по тайге? Не дай бог, если на охоте! — думал он. — Упустить такой случай нельзя. Не будет старика, перестреляю его родню. Все равно. Пусть знает, что за Кулунтаем еще никогда долги не пропадали!»

Моисей был дома. Дома была его жена и сын, дома была его внучка Зойка. Ничего не подозревая, они сидели, коротая вечер, каждый за своим делом. Моисей чинил конскую сбрую и чадил, как всегда, самокруткой. Степка, расставив на столе патроны, вырезал пыжи. Фекла латала обносившуюся одежонку. Лишь Зойка ничего не делала. Подперев щеку рукой, она мечтательно глядела в угол и, казалось, была чем-то опечалена.

Кулунтай, неслышно ступая на носки, подкрался к окну. Прямо перед собой он увидел кудлатую голову старика, склонившуюся над хомутом. Манегр обрадованно вздохнул. Можно сейчас же вскинуть пистолет, и упадет голова Моисея на хомут. Бандит медленно поднял пистолет, поймал в прорезь прицела морщинистый лоб своего врага. Нет, он хочет насладиться местью, он хочет, чтобы Моисей ползал в его ногах, он хочет посмотреть в его глаза.

Словно почуяв опасность, Моисей поднял голову, прислушался, отодвинул ногой хомут. Кулунтай опустил маузер и направился к двери. Помедлив, он взялся за скобу. Дверь оказалась запертой. Держа оружие наготове, Кулунтай уверенно постучал. В сенях басом залаял пес. Послышались шаркающие шаги.

— Кто по ночам бродит?

Это был голос Моисея. Кулунтай узнал бы его среди тысячи других голосов…

— Свои, пограничники… — как можно спокойнее ответил бандит.

— Открывай! Не заперто…

Кулунтай дернул за скобу.

— Заперто! Открывай! — проговорил он настойчиво.

— Обожди минутку, портки только надену, — ответил старик.

Манегр понял, что Моисей хитрит. Поняв свою ошибку, Кулунтай выругался и выстрелил.

Моисей вихрем влетел в избу, схватил с кровати подушку, запустил в лампу.

— Ложись! — крикнул он домочадцам.

В ту же секунду над головой старика просвистели и глухо шлепнулись в стену две пули. Кулунтай стрелял по окнам. Спрятавшись за огромную лиственницу, он решил ждать хоть до рассвета, но не уходить с заимки, пока не перестреляет обитателей моисеевского гнезда.

Тем временем Моисей и Степка, вооружившись винтовками, приготовились к осаде. Они еще не знали, сколько врагов пришло на заимку и кто они.

— Батя, давай-ка я через лаз выберусь, посмотрю, что там делается, — предложил Степка.