Завещание с простыми условиями

Я подняла на него измученные глаза. Голос отца внутри превращался в рев, дробящий голову на части.

МАРТА! МАРТА! МАРТА! — Мое имя резко звенело, стучало, долбило в висок.

Да, что-то происходит… не знаю, что… не помню… Вроде я, и вроде не я…

Какие-то видения, сны — что-то жуткое случилось в спальне, в гостиной… Запахи, вода… Страх… И еще что-то в салоне-магазине; какие-то кусочки памяти вырезаны, как ножницами…

— Но ведь больше никто не заметил моих глаз… — умоляюще прошептала я.

— Это заметно не каждому. Господи, если она ЭТО подписала… — последнюю фразу он произнес вполголоса.

Я сжалась под каракулевым пальто. Он обдал меня обжигающим взором.

— Пани Ида Крупиньска умерла почти двадцать лет назад. Ее салона не существует.

Сквозь возникшую дрожь я неожиданно поняла, что опять испытываю человеческий страх, и опять прозреваю и вижу гибельную истину, глядящую мне прямо в лицо.

— Марта. Я мало знаю об этом. Не знаю, что точно это такое… Но если им не помешать, твои глаза станут серой неживой пустотой. Однажды я уже видел это… Это смерть, но не просто смерть…

Он помолчал, нервно покусывая нижнюю губу.

Дикий холод объял меня с головы до пят. Я еще сильнее закуталась в пальто.

— Я должен сегодня же уехать по очень важному делу в Варшаву. Может быть, не более важному, чем твоя жизнь, но тем не менее… Ничего не говори, — сказал он, видя, что я пытаюсь что-то объяснить, — ты ничего не сможешь рассказать… ведь это уже не ты…

Во мне вдруг будто резко разлилось содержимое инъекции с огромной опасностью.

— Постарайся сохранить душу. До самого последнего мгновения. Насколько это будет возможно… Я попробую узнать, что можно сделать.

Пауза.

— А если…

Не договорив, он посмотрел на часы.

— Марта, держись.

И опять в сторону, чуть слышно:

— Надеюсь, не все еще потеряно…

— Да… — Я не узнала свой голос. Он подернулся какой-то голосовой пылью. Что он хотел сказать? Что мне угрожает какая-то опасность… А в чем она?.. Откуда она надвигается?..

У глаз коротко вспыхнул огонек его зажигалки, и я, глядя в пространство, снова закурила.

Сохрани душу…

Из-за поворота показалась высокая фигура и медленно направилась по аллее в нашу сторону.

Размышляя о нечаянном разговоре, я бегло скользнула по ней глазами. Однако что-то едва уловимое привлекло мое внимание, и я невольно остановила взгляд и всмотрелась в нее. Не может быть! Неужели это он?..

Габриэль перехватил мой взгляд.

— Это твой друг?

— Да, — медленно подтвердила я, не отрывая взгляда от фигуры, постепенно приобретающей знакомые очертания. И все еще не веря.

— Саша Дуганов. — Я произнесла его имя, чтобы понять, что это все-таки он. И добавила для Потоцкого, которому имя, наверно, мало что говорило. — Он художник.

Потоцкий внимательно посмотрел на приближающегося Дуганова, словно прощупал каждую его клеточку.

Потом тихо произнес:

— Скорее да.

И, после секундного размышления:

— Да.

Я не поняла, что он хотел этим сказать, но переспрашивать не стала. Милый, долгожданный, желанный Дуганов шел мне навстречу, и закат золотил, а осенний ветер трепал его светлые волосы.

Заметив, как засветилось мое лицо, Габриэль улыбнулся и, взяв мою руку, приложил ее к губам.

Изумрудный браслет скользнул вниз, и я увидела на запястье след от ожога.

На том самом месте, которое опалила сигара моего отца.

Во сне.

— Надеюсь, до свидания. К сожалению, мне пора, скоро мой поезд.

И он, кивнув, повернулся и пошел вдоль по желтой кленовой аллее. Поравнявшись с Дугановым, он чуть замедлил шаг и еще раз пристально взглянул на него, но Дуганов, двигаясь широкими шагами, быстро прошел мимо.

А я, стоя на ветру, продолжала курить вторую сигарету.

ГЛАВА 20

Он подошел совсем близко, и наши глаза встретились. И, как всегда при встрече с ним, будто молния прошлась по всему моему телу. Дуганов держался как будто спокойно, но глаза выдавали бушующие внутри чувства — он не мог погасить страстные и ревнивые искры.

— Привет, — произнес он спокойно, а в глазах плясали черти.

— Привет, — звонким эхом отозвалась я, сминая пальцами подол платья. Сердце отчаянно забилось, колыхая легкую ткань на груди.

И мы замолчали.

— Закончилось ваше мероприятие? — опять вроде бы беспечно спросил он и послал мне огненный импульс прямо в сердце.

— Нет еще, — ответила я как бы равнодушно, замечая, что в голос помимо воли просочилась хрипотца.

Он вынул сигарету, повертел ее в руках, потом похлопал себя по карманам и уставился на меня.

— У меня нет зажигалки, — едва дыша, сообщила я.

Он наклонился к моей дымящейся сигарете, и его светлая прядь защекотала щеку.

В этот момент время остановилось, и никто, кроме двоих людей на свете, не заметил, как качнулась и на мгновение замедлила свой плавный ход Земля.

Прикурив, он посмотрел вдаль, на темнеющие в вечернем свете деревья и их удлиняющиеся тени, а его горячая сухая ладонь коснулась моего обнаженного прохладного локтя, вызвав волну мурашек.

— Может, пойдем?.. — спросил он, обернувшись и искупав меня сразу в двух синих озерах.

— Пойдем, — согласилась я почти беззвучно, забыв обо всем на свете — об отце, поляке-фотографе Габриэле и юбилее газеты…

Наши руки неловко встретились и крепко переплелись пальцами.

Чувствуя, что мы стали неразрывным целым, я повертела головой. Как же мы поедем?..

И тут же, будто из-под земли, неторопливо объехав мигуновские «Жигули», к крыльцу подъехало такси. Очень напоминающее то, на котором я сюда приехала. Не выпуская моей руки, Дуганов устремился к нему. Предчувствуя что-то, я, не сопротивляясь, пошла за ним.

Дуганов приоткрыл переднюю дверцу и что-то сказал шоферу.

— Садись, — приказал он мне, высунувшись назад.

Я послушалась.

— Только не уезжай одна, как в прошлый раз!..

«Только не покидай меня…» — шепнула я про себя.

Он сел рядом, и я почувствовала тепло его колена.

Это тепло блаженной рекой разлилось по всему моему слегка замерзшему телу.

Такси лениво развернулось, и мы отправились в путь.

Устроившись поудобнее, я подняла голову и неожиданно увидела перед собой маленькую царапину, которую прочертила утром на спинке водительского сиденья.