Заяц, жаренный по-берлински

Их взгляды встретились.

Ломов закончил петь куплет. Бойцы заржали. Баянист продолжал играть, но Ломов не торопился заводить новый куплет. Вытянув шею, он смотрел на Валентину. Все бойцы следом за Ломовым повернули головы в сторону машины. Заметив медсестру, заулыбались. Баянист прекратил играть.

Машина с ранеными унеслась по дороге вдаль.

Синдяшкин, заметив, какЛомов смотрел на медсестру, повернулся к другу и подмигнул ему.

– Что, Егорыч, понравилась?

Ломов, слегка покраснев, смущенно крякнул и отвел взгляд от дороги.

– Красивая…

Синдяшкин вздохнул.

– Хороша Маша, да не наша.

Все бойцы тоже грустно вздохнули. Один из бойцов повернулся к Ломову.

– А ну, Егорыч, спой-ка нам про любовь!

Ломов усмехнулся.

– Про любовь? Это можно.

Гармонист снова заиграл на двухрядке, а Ломов, приосанившись, запел:

Самоходку танк любил,

В лес гулять её водил.

От такого рОмана

Вся роща переломана!

Бойцы громко засмеялись…

…Пока Ломов пел, у обочины дороги остановилась эмка, из которой вылез командир полка подполковник Трошкин. Увидев Трошкина, к нему тут же направился командир остановившейся на привал пехотной роты старший лейтенант Провозин…

…Один из бойцов, поморщившись, махнул Ломову рукой.

– Да не про танк с самоходкой! Знаешь, про какую любовь…

Ломов утвердительно кивнул – мол, сейчас. И тут же затянул следующую частушку:

Положила в трусики

Два кольца и бусики.

Хоть бы кто-то подошел,

Поскорее их нашел!

…Провозин подлетел к Трошкину. Вытянувшись в струнку, козырнул.

– Товарищ подполковник…

Трошкин махнул рукой.

– Вольно!

Опустив руку, Провозин расслабился. Трошкин кивнул на поющего Ломова.

– Веселый мужик!

Провозин повернулся в сторону Ломова.

– А-а-а… Ломов. Он и частушки поет, и байки любит травить. Да все из жизни. Про один «Метрополь» уже столько их рассказал…

– Про какой «Метрополь»?

– Ресторан, московский. Он работал там, поваром.

Лицо Трошкина радостно расцвело.

– Что ж ты не доложил, что у тебя есть повар? Да еще и из «Метрополя»? Он же нужен нам. Позарез!
– Трошкин вздохнул.
– Утром упала бомба. Рядом с полковой кухней. Двоих поваров – наповал…

– Так у меня их как раз двое, товарищ подполковник!
– полуобернувшись, Провозин кивнул на Синдяшкина.
– Вон тот, щупленький, - тоже.

– Немедленно отправить обоих в распоряжение моего заместителя по тылу! – приказал Трошкин.

Провозин козырнул.

– Есть!

Трошкин развернулся и направился к своей эмке. Забрался в машину. Эмка тронулась с места. Провозин сделал несколько шагов в сторону бойцов. Остановился и посмотрел на Ломова с Синдяшкиным.

– Ломов!

Ломов оборвал песню на полуслове. Гармонист прекратил играть. Петр Егорович нехотя поднялся.

– Я!

– Синдяшкин!

Синдяшкин тоже встал.

– Я!

Провозин махнул рукой.

– Ко мне!

Ломов и Синдяшкин, переглянувшись, пожали плечами и направились к командиру роты.

***

Метрах в десяти от палатки хозчасти стояла передвижная кухня - повозка с огромным баком для пищи. Сразу за передвижной кухней находился разделочный стол, а еще дальше горел костер. Пламя костра лизало висящий над ним большой котел.

Над разделочным столом склонился Синдяшкин. Сбоку от Синдяшкина на земле лежала коробка с банками тушенки. Синдяшкин открывал банку тушенки ножом. В котле над костром помешивал что-то черпаком Ломов. На обоих поварах поверх солдатских шинелей белели фартуки. Синдяшкин ухмыльнулся себе под нос.

– Вот мы и повоевали! Шли на передовую… А попали - в тыловой обоз. Видно, такая у нас судьба – всю жизнь торчать на кухне. Даже на войне.

Ломов пожал плечами.

– Ну, судьба так судьба.