Заяц, жаренный по-берлински

Он подошел к столу, взял в руку чайник, пододвинул к себе жестяную солдатскую кружку и начал наливать в нее чай.

Метрах в двадцати от Ломова, из-за палатки хозчасти, выпорхнули Валентина и еще одна медсестра – Татьяна, лет на пять моложе Валентины. Обе шли мимо кухни, весело о чем-то болтая. Ломов заметил Валентину. Валентина увидела Петра Егоровича. Ломов улыбнулся. Валентина - тоже.

Синдяшкин наклонился к коробке с тушенкой, лежащей на земле у ног Ломова, и начал ее распаковывать.

Девушки продолжали движение, и Ломов, не отрывая от Валентины глаз, повернулся всем корпусом следом за медсестрой. Струя воды из носика чайника в руке Ломова полилась сначала мимо кружки на стол, а затем, минуя стол, попала прямо на голову склонившегося над коробкой Синдяшкина. Отпрянув в сторону, Синдяшкин распрямился.

Увидевшая это Валентина прыснула от смеха. Татьяна удивленно посмотрела на нее, а потом тоже перевела взгляд на поваров.

Синдяшкин, обтирая руками мокрую голову, возмущенно уставился на Ломова.

– Ты что?!

Спохватившись, Ломов поставил чайник на стол.

– Извини.

Синдяшкин обернулся и увидел медсестер. Те, уже не глядя на поваров, уходили от кухни все дальше и дальше. Синдяшкин сразу все понял и расплылся в улыбке.

– А-а-а… Это не та, что в машине была? С ранеными?

Ломов молча кивнул головой. Он продолжает зачарованно смотреть Валентине вслед.

Синдяшкин подошел к Ломову и толкнул его в бок.

– Э! А ты часом не втрескался?

Ломов бросил на друга сердитый взгляд.

– Отстань!

Ломов двинулся обратно к костру. Синдяшкин громко засмеялся…

…Валентина и Татьяна шагали, удаляясь от кухни. Татьяна кивнула в сторону Ломова.

– Знаешь его?

– Видела один раз…

– Мужичок ничего. Только старый он для тебя.

– Ну, какой он старый?

Заулыбавшись, Татьяна приобняла Валентину за талию.

– Что, понравился?

Валентина покраснела.

– Да ну тебя!

…К Ломову, склонившемуся над котлом, подошел Трошкин. Прервав работу, Ломов вытянулся в струнку. Синдяшкин, увидевший командира полка, - тоже. Трошкин махнул рукой.

– Вольно, вольно!

Ломов и Синдяшкин расслабились. Трошкин улыбнулся.

– Слышал, оба работали в «Метрополе»?

– Так точно, - ответил Ломов.

Трошкин восхищенно причмокнул губами.

– Первый ресторан Москвы. Знаменитый. А уж сколько туда захаживало знаменитостей… Многих видели?

– Приходилось.

– Последний раз – кого?

Ломов замялся.

– Графа Шуленбурга. Немецкого посла.

Брови Трошкина удивленно взлетели вверх.

– Во как!

– Кормили за неделю до войны. Чтоб ему…

– Чем кормили-то?

– Его любимым блюдом – зайцем жареным по-берлински.

– Вкусное?

– Хотите, и Вам приготовим?
– Ломов кивнул в сторону.
– Лесок - рядом… Зайцев там полно. Если разрешите – сходим на охоту.

Ломов почесал в затылке.

– Днем на охоту времени нет. А ночью…

Трошкин облизнулся.

– Валяйте! Больно уж хочется попробовать!

***

Ломов и Синдяшкин с автоматами в руках лежали в кустах на краю большой поляны. Поляна была покрыта ровным слоем снега, залитого лунным светом.

Ломов прошептал:

– Сейчас появятся ушастые… Они тут будут, как на ладони.

Большой куст на противоположном краю поляны шевельнулся, и из-за него донесся еле слышный хруст снега. Ломов и Синдяшкин радостно переглянулись. Их глаза загорелись охотничьим блеском. Ломов улыбнулся.

– Вот и первый заяц.

Оба быстро взяли автоматы наизготовку. Из-за куста на поляну вышел… немецкий солдат в белом маскхалате со «шмайсером» в руках. У поваров отвалились челюсти.

– Ну, ни хрена себе заяц! – Синдяшкин кивнул на немецкого солдата.
– Это ж немец! Смотри – со шмайсером!

Следом за первым немецким солдатом на поляну вышел второй, затем – третий, четвертый, пятый… Ломов и Синдяшкин с ужасом переглянулись.

– Откуда они в тылу?! – удивленно протянул Ломов.

На поляну продолжали выходить немецкие солдаты - еще и еще… Когда их оказалось там около двадцати, Ломов, тряхнув головой, вышел из секундного оцепенения и повернулся к Синдяшкину.

– Я останусь здесь. Черт его знает, куда они двинут. Надо проследить… А ты…, - Ломов махнул рукой назад.
– Быстро лети к нашим. Поднимай по тревоге!

Синдяшкин согласно кивнул головой и начал осторожно отползать назад. Оказавшись метрах в двух от Ломова, Синдяшкин случайно задел ногой сухую ветку. Ветка сломалась с громким треском. Синдяшкин испуганно замер, вжав голову в плечи. Услышав треск, все немцы, как один, упали в снег. Они смотрели в ту сторону, где затаились Ломов с Синдяшкиным.

Их старший, обер-лейтенант, махнул двум солдатам, залегшим рядом с ним, рукой вперед: посмотрите, что там. Солдаты поднялись и, пригнувшись, побежали прямо на Ломова.

Ломов понял, что скрывать свое присутствие бессмысленно. Прицелившись, он пустил в сторону немцев длинную очередь. Пули срезали обоих фрицев: они упали в снег.

Остальные немецкие солдаты тут же дали дружный залп по обнаружившему себя Ломову.

Пули крошили кусты, в которых он укрылся, вздымая вокруг повара снег. Ломов всем телом вжался в землю. Развернувшись, Синдяшкин пополз обратно к Ломову. Ломов сердито повернул голову к другу, вновь оказавшемуся рядом.

– Почему вернулся?

– Что наши, глухие? Пальба стоит на всю округу! Сейчас подтянутся!

Оба вели ответный огонь по фрицам - короткими очередями…

***

Дверь землянки командира полка распахнулась.

Из нее выскочил на снег полуодетый Трошкин, застегивая на ходу ширинку галифе.

К нему подбежал лейтенант Могилевец с повязкой дежурного по штабу на рукаве.

Лейтенант козырнул и махнул рукой в сторону леса, откуда гремели автоматные очереди.

– Товарищ подполковник! Стреляют в лесу, километрах в двух!