Зелёная земля

И – бочком да бочком, в направленьи к пространству,

в котором

три-четыре стены, да замок, да глухой шпингалет -

и где, если огня не зажечь, то по спущенным шторам

ни за что не понять, есть хозяин внутри или нет.

4

Сорокавосьмилетняя жизнь пишет, но не читает,

хоть обложена грудами книг – куда только ни глянь.

Сорокавосьмилетняя жизнь – просвещённый китаец,

разобравший и снова собравший весь мир – в инь и янь.

А опять разобрать – не по возрасту и не по силам…

да и, вроде, эпоха не та и порядки не те!

Сорокавосьмилетняя жизнь – переливчатый символ,

в белизне заблудившийся собственной и в черноте.

Ей из знаков, пожалуй, милее всего запятая -

как бы и остановка, а всё же пока не конец,

хоть и некуда двигаться дальше, в сомненьях плутая,

хоть и послан гонец… да едва ли вернётся гонец!

Кто ж теперь возвращается, экие все вы смешные -

на любом повороте грохочет обвал за спиной,

да и в маленьком прошлом одни лишь обвалы сплошные,

и пустые просторы, и ветер гуляет шальной.

Но ведёт запятая – пути за собой заметая, -

а куда уж ведёт, разберёмся, когда добредём -

под бумажным зонтом, ненадёжным зонтом из Китая,

под бумажным дождём, ненадёжным бумажным дождём…

5

Сорокавосьмилетняя жизнь обожает тот берег,

ту неделю, тот мир – вообще просто… то-что-вдали.

Сорокавосьмилетняя жизнь не выносит истерик,

развлечений, товаров со скидкой, ботинок в пыли.

В ней достаточно стиля и даже немножечко шика,

бездна вкуса – где гибнут стихи, не добравшись до дна,

и такая музыка… такая большая музыка,

будто и не музыка уже, а уже тишина -

укрываемая от случайных вопросов и взглядов

по каким-то своим тайникам… тайникам-чердакам -

посреди отслуживших вещей и таких же нарядов,

достающихся здешним мышам и грядущим векам…

Сорокавосьмилетняя жизнь выйдет в ночь городскую -

посмотреть, мол, какая иная звезда не видна ль.

И вздохнёт, что звезда не видна, – ни о чем не тоскуя,

кроме красного шара, давно унесённого вдаль -

кроме красного шара…

Дай Бог ему мягкой посадки

там, где… там-где-садятся-шары и дороги сошлись,

а тебе… да чего же тебе – у тебя всё в порядке,

сорокавосьмилетняя жизнь, мимолётная жизнь!

* * *

Значит, вот… такая небольшая наука -

физика такого пожилого предмета:

звук передвигается со скоростью звука,

свет передвигается со скоростью света.

Физика и музыка единого маха -

медленно торопится почтенная кляча:

смех передвигается со скоростью смеха,

плач передвигается со скоростью плача.

И повадка толстого хитрющего лиса

не смущает бездны равнодушного глаза:

лес передвигается со скоростью леса,

лаз передвигается со скоростью лаза.

Скоро мне домой, где ничто не знакомо,

на колёсах едет семилетнее лето -

дом передвигается со скоростью дома…

Жизнь передвигается со скоростью света.

БАБОЧКА

1 Небольшая весьма, но весьма глубокая амбразура -

непременная бездна у древних… да, древних греков

(содержавшаяся, как в амфорах, в узкогорлых

долгих строчках гекзаметра) – вдруг на пути возникла

и застигла врасплох, как всегда меня застигала:

не могу предугадывать бездн… да оно и трудно.

Это область числа (притом что все мои числа -

только цены на ярлыках никому не нужных товаров!),

область счёта – слогов или стоп, набегавших валом,

валом медленных волн, под собой хоронивших время,

если только не сделать короткую передышку

в середине третьей стопы… Краткосрочный отпуск

13 для солдата, случайно не павшего смертью храбрых.

14 Значит, как-нибудь так: по дороге с земли на небо,

утомившись от свиста снаряда у самого сердца,

полагалось вздохнуть облегчённым глубоким вздохом,

и забыть обо всём – на целое на мгновенье.

А за целое за мгновенье случались вещи

совершенно невероятные… так, к примеру,

возникала вдруг бабочка, пересекавшая трассу

смертоносного и почти разорвавшего сердце снаряда,

прилетала – с иголочки новая – походная песня,

доносился рожок из соседней оливковой рощи,

и по следу рожка вездесущий божок из местных

прилетал с нехорошим, но долгожданным известьем,

26 что война давно завершилась и все свободны.

27 …я тут, в общем, о бабочке, о вечном её надзоре

за любою паузой в мире – любым свободным пространством,

куда можно вместить – меж одной войной и другою -

что захочешь… и, стало быть, перевести дыханье.

Там считают убитых и раненых, а живых не считают:

слишком много осталось в живых – война неудачна:

остаётся надеяться только, что в новых войнах

все мы ляжем рядком – и тогда будет всё как надо.

Составляются списки – безымянных, понятно, героев:

в этих списках героев содержат под номерами -

например, герой Сто Пятнадцать… чем же не имя?
–

и красиво звучит, и запомнить совсем нетрудно:

39 рассчитайсь по порядку в нестройной шеренге смерти!