Зеркало королевы Мирабель

— Совершенно верно, — рассеяно кивнул Адмар и сделал еще одну пометку в углу потемневшего листа. — Я собственноручно их вырвал. Надо, конечно, было вырезать, да ножа под рукой не оказалось. Взгляните сюда, милорд.

Это «милорд» было произнесено без прежнего почтения и вызвало у Джинджер жгучую зависть. Хотела бы и она вот так же вольно разговаривать с доморощенным лордом. Бенжамин нехотя поднял голову и обжег Адмара полным ненависти взглядом.

— Что?

Адмар ответил ему взглядом возмутительно безмятежным. Джинджер невольно поежилась. Если так будет продолжаться, то уже к завтрашнему дню случиться драка, в которую и сама она может быть замешана. Драки Джинджер не любила. Во-первых, никогда драться не умела, не ведьмино это дело, а во-вторых, ее дар предвидения в такие минуты отчего-то сбоил, и ведьма чувствовала себя слепой. Все предзнаменования молчали, и от этого становилось страшно.

— Как эти бумажульки могут помочь Беатрис? — мрачно спросил Бенжамин, отводя взгляд в сторону.

— Возможно, что никак, — Палач пошевелил пальцами раненой руки и поморщился, аккуратно положил ее на колено. — Послушайте лучше одну занимательную историю. У одного сеньора было два сына…

— Причем тут это?! — разозлился Бенжамин.

— Слушайте. Вы не сядете, сударыня? — Адмар поднял глаза на Джинджер. — Вы мне свет загораживаете.

Глаза у него все-таки были неприятные — слишком уж умные. От людей с таким проницательным взглядом добра не жди. Джинджер фыркнула и села.

— Итак, у одного владетельного сеньора было два сына. Они полюбили одну девушку, которую сборник именует «Девой из Рекнойла», что странно, потому что никакого Рекнойла в Озерном крае нет, и не было никогда. Как бы то ни было, оба молодых человека добивались руки девушки, и она согласилась выйти за старшего. Весьма благоразумно, потому как именно ему отец собирался оставить замок и все земли. Состоялся сговор, назначена была свадьба, а накануне нее в покои девушки вполз непрошеный гость из Аннуэрской пещеры — черная змея. Змея нашептала девушке целую прорву гадостей, но, главное, поселила в ее сердце ревность к окрестным красавицам, которыми, к слову, всегда славился Озерный край.

Джинджер уже доводилось слышать сказку о змее из Аннуэрской пещеры, но в исполнении Адмара эта история выглядела не в пример живее и увлекательнее. Каким бы он не был убийцей, рассказчик был прирожденный. Краем глаза — ведьма не отводила взгляда от лица Палача, хранящего легкую ироничную полуулыбку — Джинджер заметила, что и Бенжамин с Филиппом слушают, словно завороженные.

— С самой свадьбы яд змеи принес свои плоды, если можно так выразиться. Девушка, прежде такая нежная, сделалась вдруг подозрительной и злой. Она мужу и шагу не давала ступить. Обеспокоенный переменой в ней младший брат отправился к живущей неподалеку ведьме. «Любезная Дама, — учтиво сказал он, — разрешите мою проблему». На что ведьма ответила, что змея из Аннуэрской пещеры похитила сердце девушки и проглотила его, а в грудь был вложен драгоценный камень, красивый, но холодный и с острыми гранями. Чтобы спасти ее, надо победить змею и вырезать из ее зоба сердце. Младший брат бесстрашно отправился к пещере, вошел в нее, как положено в подобных историях, победил змею и принес сердце девушке. Вновь став прежней, она, преисполнившись благодарности, рассталась с мужем и вышла за своего спасителя. И жили они долго и счастливо в замке, кажется, Ислорн, что несущественно, поскольку он разрушен.

— Чудесная история! — саркастически ухмыльнулся Бенжамин. — Чем она может помочь, Палач?

Адмар склонил голову к плечу, улыбаясь самыми краешками губ.

— Меня зовут Фламиан. Впрочем, с детства предпочитаю сокращение до Фламэ, чего и вам желаю, — он легко сменил тон. — Всего в первоначальном варианте сборника четыре истории, столь же старинные, многословные и витиеватые, до кучи пересказанных одним из искуснейших труверов времен любимого мной Альдасера Доброго — Мартинесом Ольхой. Сказочки куртуазные, липнущие к зубам, как патока. И составляющие важные части головоломки. Я сумел разгадать только две: эту, про пещеру, и еще одну — о мече короля Удальгрима. Она, увы, толком не сохранилась, но есть чудесная баллада на эту тему…

— Не надо баллад, — сухо осадил его Бенжамин. — В чем суть этих басен?

— В том, что нужно войти в Аннуэрскую пещеру, победить змею и вырезать нечто у нее из тела, — спокойно ответил Адмар. — Во второй сказке говорится о кинжале, который Мирабель не снимает с пояса, даже когда спит. Без него все попытки спасти вашу сестру бессмысленны, поэтому говорю это, пока мы еще возле столицы. Да, милорд, у нас не так-то много времени. Кое-какие колдовские уловки могут поддерживать леди Беатрис, например дым сухой полыни… вот, кстати, и она…

Адмар вытащил из сумки несколько тонких связок травы и кинул ее Джинджер.

— Подожгите, сударыня ведьма, и дайте миледи подышать дымом. Но это временная мера, все равно, что лечить проказу мёдом. Нам надо торопиться.

После секундных колебаний Джинджер отдала полынь Филиппу и вытащила из складок юбки тряпицу с кинжалом.

— Я забрала это… случайно…

Несколько секунд Адмар смотрел на черный клинок, на котором даже блики от костра тускнели и затухали, после чего, позабыв про рану, зааплодировал.

* * *

Судьба была, по наблюдениям Фламэ, дамочка с характером. Ей случалось выкидывать такие фортели, что оставалось только диву даваться. Вот, к примеру, встреча с обиженным лордом, его околдованной сестрой и вороватой ведьмой — это цветочки. А когда лорд оказывается сыном давно с твоего попущения убитого человека, сестрица попадается на зуб Мирабель, а ведьма крадет черный клинок с пояса королевы — вот это судьба. Даже Рок, а не просто судьба. С размахом. Порадоваться этому мешали два обстоятельства: холод, пробирающийся под легкий кожаный дублет, не защищающий ни от непогоды, ни от оружия; и боль в руке. Баюкая израненную кисть, Фламэ рассматривал безразличное ко всему пламя крошечного костерка. Против большего огня он сам протестовал: его легко могли увидеть местные жители, а то и королевские патрули. Рядом, нахохлившись, сидела ведьма. Лорд и его секретарь склонились над постелью леди Беатрисы, которая, кажется, начала приходить в себя. Полынь могла принести только кратковременное облегчение, исцелением тут и не пахло, но Фламэ счел за лучшее об этом не напоминать. Тем более что, стоило Беатрисе открыть глаза, и ее братец — самозваный предводитель маленького отряда — вспомнил об ужине. В седельных сумках нашлись хлеб, немного вареного мяса, уже остывшего (да и прежде едва ли вкусного) и две фляги — с вином и с пивом. Расщедрившись на радостях, Бенжамин кинул своему то ли пленнику, то ли проводнику краюшку и кусок волокнистой говядины. Лениво это пережевывая, Фламэ продолжил смотреть в огонь.

Впервые за десять лет он был так близко к цели, о которой всегда имел самое смутное представление. Чтобы добраться до Аннуэрской пещеры, надо было ехать от столицы на юг почти до границ с Империей. Она располагалась на самой окраине давным-давно заболоченных Озерных графств и официально входила то в Кэр, то в Моффлер — обоим графствам от нее было немного толка. Что делать в самой пещере, Фламэ не знал. Легенды говорили разное, и в половине из них храбрый, но безрассудный юноша погибал.

Леди Беатриса села, опираясь на руку своего брата, и посмотрела через костер на музыканта.

— А, это вы?

Это были первые слова, сказанные ею за долгое время. Бенжамин, кажется, оскорбился, что сестра не заговорила сперва с ним. Фламэ усмехнулся. Ничего, юнцу полезно.

— Я, миледи, — тихо ответил музыкант.

— А где я? — Беатриса завертела головой, но не слишком удивилась или испугалось из-за увиденного. Разбудив ее, дым полыни вернул в тело лишь кусочек ее души, как принято говорить у поэтов. — Что мы здесь делаем?

— Путешествуем, миледи, — спокойно ответил Фламэ, жестом останавливая Бенжамина.

Девушка захлопала в ладоши, как маленький ребенок, радующийся какой-то восхитительной шутке. Потом, склонив голову на бок, она попросила.

— Спойте мне. Мне понравилась ваша песня.

Фламэ поднял руку, демонстрируя бинты, но леди Беатрис не обратила на них внимания. А может, позабыла, что это такое. Она смотрела глазищами, такими огромными на исхудавшем лице, и Фламе не мог сейчас отказать ей. Как знать, может музыка вернет еще один кусочек души пленнице, попавшейся Мирабель на зуб. Стряхнув с коленей крошки, Фламэ поднялся.