Зеркало королевы Мирабель
Шрифт:
— Местная легенда, — пояснил музыкант. — Я только думал, что та ведьма была более… рыжей.
Джинджер презрительно фыркнула.
— Имбирь, к твоему сведению, очень полезное растение. Сам, небось, сорванное горло имбирной настойкой лечишь. И вообще, я слышала о ведьме, которая звалась Анетум. И ничего, жила с таким именем. Поехали, пока снегопад и тут не разразился.
И ведьма первая пришпорила коня.
Метель началась уже после заката. Сначала было и не разобрать: темнеет, или это тучи так сгустились над головами. Повалил крупными хлопьями снег, и сперва это было даже красиво. Затем видимость
— По крайней мере, мы точно едем в сторону Каэлэда, — пробормотал Фламэ, осаживая коня.
Ехать дальше было невозможно. Он едва различал своих спутников, старающихся держаться поближе друг к другу. Лес же казался сплошной непролазной темной стеной. Просеку было и не разглядеть. Снег съедал все звуки, и чудилось, что на лес опустилась могильная тишина.
— Кто-то неудачно пошутил с погодой! — крикнула Фрида.
— Что?!
— Это колдовство! Давайте, найдем укрытие!
Фламэ спешился и поймал под уздцы ближнюю к нему лошадь. Джинджер кулем свалилась ему на руки, стуча зубами. Укрывшись от ветра за лошадиным крупом, она принялась выбирать из волос льдинки дрожащими пальцами.
— Дела все хуже. Через эту метель мы по всем приметам не пройдем.
— Это и без гадалки ясно, — проворчал Фламэ, беря девушку за руку. — Пойдемте.
Надежды встретить еще один такой же удобный ельничек не было. Да и не укрыл бы он от снегопада и все усиливающегося ветра. Снежные хлопья сменились колючей крупкой, температура упала на несколько градусов. Единственная надежда оставалась на лесничью избушку, вроде той, где отдыхали по дороге из Шеллоу-Тона в столицу. Только разглядеть ее было невозможно.
Снегопад и ветер еще усилились, пригибая путников к земле. Сугробы навалило по колено, и в них вязли ноги людей и лошадей. Ведьмы, путаясь в юбках, начали отставать. Фламэ крепче стиснул запястье Джинджер и с усилием потянул ее за собой. Силы у всех были на исходе.
Сложно было сказать, сколько они так прошли. Юная ведьма себя не помнила от холода и усталости, а еще — от страха. Разыгравшаяся буря таила в себе что-то дурное, затаенную злобу. Такое случалось, когда кто-то из Дышащих заходил слишком далеко в своих играх с природой. Земля умела мстить за себя, и, следовало это помнить, была одной из самых могущественных ипостасей Великой Матери.
Вьюга становилась все злее, весь мир запорошило снегом. Гадать было невмоготу. Пальцы Фламэ разжались, и Джинджер повалилась в снег. А в сугробе было тепло. Юная ведьма никогда больше не хотела покидать его. Она свернулась калачиком, подтянув колени к груди, и закрыла глаза. Издали сквозь плотную белую подушку до нее доносились голоса. Они, вроде бы, даже звали ее. Джинджер! Джинджер! Ведьма не желала опять подниматься и раз за разом бороться со стихией. Куда проще и приятнее уснуть здесь.
Голос звал и звал ее, но Джинджер не отозвалась и словом. Вьюга убаюкала ее, и мир вокруг стал теплым и темным, словно под пуховым одеялом. А потом и он исчез, оставив только тишину и покой.
Глава двадцать вторая
— Джинджер! — чьи-то руки принялись выкапывать девушку, не вняв ее молчаливой просьбе оставить, наконец, в покое. — Джинджер! Не смей засыпать, слышишь!
— Фламэ… — пробормотала ведьма потрескавшимися от мороза губами.
— Девочка моя!
Фламэ вытащил ее из-под снеговой толщи,
прижал к себе и укутал своим саржевым плащом. Зачем? Здесь же так холодно, а там, во сне ей было тепло и уютно.— Фламэ… — протестующе пробормотала Джинджер.
Верно. Фламэ. Она не одна. С ней Фламэ, имперец и сестрица Цинаммон. Да и вообще, не рановато ли помирать?
— Надо срочно найти укрытие, — музыкант поднял девушку на ноги. — Сможешь сделать хоть что-то с метелью?
— Как?! — просипела Джинджер. Голос ее не слушался.
— Как землетрясение устроить, так ты первая! — фыркнул Фламэ и стянул перчатки. — Надевай, пока руки не отморозила. И пошли.
Дальше двинулись очень медленно, то и дело перекликаясь с ГэльСиньяком. Метель и не думала ослабнуть, и вскоре Джинджер затосковала по своему сугробу. Уснуть, как сказал один усмахтский поэт, и видеть сны.
Джинджер попыталась прибегнуть к колдовству. Однако она слишком замерзла и почти не могла думать, да и вьюга была ей явно не по зубам. Каждый новый порыв ветра норовил уложить ее в сугроб, на котором начала уже образовываться тонкая корочка наста. Падать будет больно.
Джинджер начала молиться, чтобы только этого не произошло. Хотя, не малейшего представления не имела — кому. Мать никогда к ней не прислушивалась, а Господь за нее не отвечал. Да и услышит в такую погоду только Насмешник, навостривший уши. Тогда Джинджер взмолилась ветрам, схлестнувшимся у нее над головой, впрочем, безо всякой надежды.
Буря улеглась. Только редкие снежинки слетали вниз, плавно паря в воздухе. Небо очистилось, и стала видна почти полная, лишь будто надкушенная с одного края луна. Снежные сугробы заискрились серебром. Легкий ветерок, словно прощаясь, коснулся щеки и улетел прочь, метя поземку, но и она скоро осела.
— Не может быть… — пробормотала Джинджер и обмякла. Из нее словно выжали все силы до последней капли.
Фламэ поднял ее на ноги и усадил в седло, продолжая удерживать за талию.
— Вот, можешь ведь… — непонятно, чего в его голосе было больше: удивления, восхищения или опаски.
— Это не я, — еле слышно шепнула ведьма, голос отказал ей.
— Эй, взгляните сюда! — окрик ГэльСиньяка заставил осыпаться снег с веток. Он выглянул из-за деревьев, размахивая рукой.
Фламэ повел лошадей с просеки, продолжая поддерживать кренящуюся на бок Джинджер. Пройдя два-три руса под деревьями, он увидел искомую лесничью избушку. Низенький грубый сруб с маленькими, закрытыми ставнями окошками, был наполовину занесен снегом. Фрида привязывала лошадей под скатом крыши, спускающейся до земли и защищающей от ветра и снега небольшую коновязь и запас дров, а ГэльСиньяк сражался с заваленной снегом дверью. Вынув Джинджер из седла, Фламэ присоединился к имперцу. Наконец дверь поддалась.
Внутри было холодно, и бревенчатые стены покрылись инеем, но вновь поднявшийся морозный ветер погнал путников в избу. Впрочем, когда в очаге заплясало пламя, стало даже уютно. Джинджер трясущимися руками расстегнула и сняла продубевший плащ и опустилась на колени перед огнем. Фламэ накинул ей на плечи одеяло, прибавленное к поклаже предусмотрительным шутом.
— Ты как?
Ведьма посмотрела на огонь сквозь пальцы, казавшиеся слепленными из воска, и честно призналась:
— Мне страшно. Я не понимаю, что происходит. По всему выходит, что ветер меня послушался. Но такого просто быть не может. Ведьмы не умеют ничего подобного. Это же не просто тучи согнать.