Жало белого города
Шрифт:
– Не подскажете, где здесь туалет? – выдавил я из себя, почувствовав, что больше не выдержу.
В желудке лежала свинцовая тяжесть, заставившая меня согнуться – казалось, тяжелый булыжник давит на стенки моих внутренностей.
– Вверх по лестнице и налево. Может, вас проводить?
Я бегом понесся к лестнице, так и не ответив. Меня мутило.
Вбежал в туалет, бросился к унитазу с поднятой крышкой, но рвота не последовала, при том что единственным моим желанием было хорошенько проблеваться, а затем уснуть и проспать лет сто подряд, забыв о том, что испоганил жизнь собственному брату.
О пребывании в туалете в памяти осталось
Все происходящее было проделками дьявола, разве нет?
Только он уничтожает все, что встает у него на пути.
Я был чертовым Поцелуем Смерти: все, что оказывалось рядом со мной, в конце концов гибло. Родители, жена, дети, девушка моего брата и даже брат моей лучшей подруги, погибший по моей вине…
Не помню, заметил ли я, как кто-то вошел. Расцепил мои руки, обхватившие колени, взял за подбородок и не отпускал, пока я не поднял глаза.
– Унаи, – прошептала Альба, присев на корточки рядом со мной. – Пойдем. Ты уже больше двух часов сидишь в женском туалете. Доктор Гевара предупредила, что твои крики слышались по всему Дворцу правосудия. Ты пережил сильнейший нервный срыв, снаружи тебя ждет «скорая помощь», чтобы отвезти в больницу.
– Я не хочу, чтобы меня куда-либо отвозили, Альба. – Зачем это, – ответила часть меня, моя автоматическая часть.
– Это необходимо, поверь. Тебе дадут успокоительное и последят за динамикой. Не осложняй дело еще больше. – Ее голос звучал мягко, необычайно мягко; так мать разговаривает с ребенком, который еще ничего не понимает.
– Успокоительное мне не нужно. Я должен… – пробормотал я, постепенно возвращаясь в реальный мир, – должен сделать один звонок. Рассказать брату прежде, чем он узнает из других источников.
– Унаи, ты пока не готов делать звонки. Парамедики ждут тебя снаружи, возле входа. Пойдем потихоньку. Если хочешь, я поеду с тобой. – В ее словах слышалась мольба, немое «доверься мне, я сейчас сильнее», которому я не хотел подчиняться.
– Ладно, Альба. – Я неуклюже поднялся с пола, уязвляя собственное эго. – Ты права, пора приходить в себя. Думаю, мне действительно нужна посторонняя помощь.
Мы вошли в один из двух панорамных лифтов, пронзавших здание суда по внутренней оси. Стеклянная капсула из научно-фантастической книжки медленно опустила нас на два этажа, пока дежурные сотрудники в коридорах смотрели на нас со сдержанным любопытством.
– Вам лучше, инспектор Айяла? – повторила Альба, когда лифт остановился. До этого момента она обращалась ко мне на «ты», но сейчас вокруг были люди, и Альба вновь превратилась в заместителя комиссара.
Я повернулся в ее сторону и посмотрел в глаза. Это был не первый раз, когда она мне солгала, и за время нашего короткого пути не последний.
– Думаю… мне все-таки нужно успокоительное. Большое спасибо, заместитель комиссара, что позаботились обо мне лично. Я очень оценил ваше внимание.
– К сожалению, не смогу проводить вас в больницу, инспектор. С этим новым поворотом дела комиссар требует меня к себе на срочное совещание и уже давно дожидается в офисе.
На самом деле смысл ее слов был таков: «Я не могу так подставляться и лезть вслед за тобой в машину “скорой помощи”».
– Не беспокойтесь; надеюсь, я сяду туда сам. Еще раз спасибо за помощь – там, наверху, в туалете, – сказал я и направился к санитарам Осакидецы [53] ,
ждавшим меня на палящем солнце, задыхаясь под своими светоотражающими жилетами.53
Osakidetza – учреждение, созданное в 1984 году и отвечающее за систему общественного здравоохранения в автономном сообществе Страны Басков, принадлежащее Национальной системе здравоохранения.
Я украдкой оглянулся: Альба все еще следила за мной из-за стеклянной двери Дворца справедливости. Но тут у нее зазвонил мобильный, и она повернулась, машинально стараясь укрыться от чужого внимания.
– Вы ждете инспектора Айялу? – спросил я одного из парней, сидящих в задней части машины «скорой помощи».
– Да. Он уже идет?
– По-моему, он чувствует себя лучше. Я его коллега, инспектор Ахурия. Если не появится через десять минут, возвращайтесь без него.
– Хорошо, подождем, – ответил парень, пожав плечами.
Я еще не пришел в себя после потрясения и с трудом держался прямо, но мне удалось пройти так, чтобы Альба меня не заметила, и пересечь проспект в направлении парка Прадо.
Я встречал семьи, направлявшиеся к аттракционам, толкая перед собой детские коляски, детей, которые возвращались из парка, неся в руках розовую сахарную вату и подбрасывая в воздух светящиеся волчки.
Яркий солнечный свет меня раздражал. В душе у меня было гораздо темнее, и, если б тьма вырвалась на свободу, она погасила бы половину внешнего мира. Мира тех, кто был мне очень важен. Тех, кто и был моим собственным миром.
Я отыскал самую дальнюю скамейку, стоявшую в тени деревьев, и набрал телефон брата.
– Унаи, ты как? Как Эстибалис? – спросил он.
– Герман, ты где сейчас? Я бы хотел срочно увидеться… Мне нужно… мне нужно с тобой поговорить, – только и сказал я.
Но брат знал меня слишком хорошо – ему были известны все оттенки моих самых черных дней.
– Унаи… Что случилось, что происходит? – Голос его был встревожен.
– Держись, Герман. Держись, – пробормотал я. – Мы должны встретиться и поговорить с глазу на глаз. Я не могу сейчас говорить по телефону. Ты где?
Мощному уму Германа потребовалась лишь пара секунд, чтобы понять меня без слов.
– Скажи, что это не так, Унаи! – Его голос дрожал. – Скажи, что это не Мартина – та женщина, которую нашли мертвой.
Я в отчаянии вскочил со скамейки, стараясь хоть как-то его успокоить.
– Герман, скажи, где ты. Я немедленно к тебе приеду. Не хочу, чтобы ты был один.
– Нет! Нет! – закричал он в трубку: в голосе слышалась паника. – Скажи, что это не она, Унаи! Скажи, ради бога!
Я покорно вздохнул.
– Я не хотел сообщать тебе вот так, Герман. Мне очень жаль, мне очень-очень жаль. И все равно ты должен сказать, где ты сейчас.
На другом конце линии послышались рыдания. Я зажмурил глаза, сжал зубы. Больше всего сейчас я боялся за него, за моего брата. Нужно непременно оставаться сильным в том случае, если он сломается.
Это был единственный правильный шаг. Он тоже так себя вел, когда я потерял семью.
Многочисленные формальности, окружавшие смерть моей дорогой Мартины, занимали всю мою голову в течение первых часов после ее убийства. Чтобы сэкономить на звонках, я набрал номер Нереи: это означало, что вся тусовка и большая часть Витории будут в курсе всех новостей.