Жало белого города

– О, знаменитый Кракен, – проговорил кто-то у меня за спиной. Голос был неприятный, как карканье ворона.

– Знаменитый Эгускилор, – откликнулся я, оборачиваясь.

– Сейчас меня уже так не зовут, ни малейшего сходства не осталось. – Он пожал плечами, раскуривая трубку с гашишем.

Действительно. Рыжие дреды, которые когда-то носил Энеко, остались в лучшей жизни. Их унесла прогрессирующая лысина, и теперь передо мной была бритая голова, обнажающая татуированный череп и изображение эгускилора на затылке.

Энеко, как и я, был высокого роста и довольно плотного телосложения. На нем были фиолетовые льняные штаны, лицо с выраженными скулами имело красноватый оттенок, как у всех тех, кто за свою жизнь выкурил слишком много специфических веществ. Карие глаза смотрели настороженно. Энеко всегда был настороже.

– Проходи; не хочу, чтобы мои клиенты видели, что ко мне заявился легавый.

Я осмотрелся в поисках хотя бы одного из упомянутых клиентов, но в магазине было пусто.

– Ты пришел за мандрагорой?

– За чем? – не понял я.

– За заказом.

– О чем ты, чувак?

Энеко смотрел на меня пару секунд, нахмурив брови.

– Ничего, легавый. Расслабься.

Он откинул золотистую занавеску, и мы вошли в странное помещение, еще более заваленное всяким хламом, чем лавка внизу. Двуспальная кровать со сбитыми простынями, тысячи развешанных на стенах фотографий с изображением паранормальных явлений, деревянный стол со счетами, разбросанными по его поверхности, руны, меноры с семью рожками и семью зажженными свечами, единственным освещением в комнате. Похоже, в голове типа уживались самые различные вероисповедания.

– Это мой кабинет. Здесь мы можем спокойно поговорить. Зачем ты пришел, Кракен? Поблагодарить за помощь в установлении личности последних жертв? – Он уселся на стол и последний раз затянулся.

– Не совсем, – ответил я, расхаживая по плохо освещенному кабинету и стараясь отыскать хоть что-нибудь стоящее среди мишуры, которой он был набит. – Одна из действующих линий расследования привела к треугольнику Сан-Висентехо, церковь Бурбондо и Очате. Ты неплохо подкован в этих темах, да и Очате тебе не чужд.

– Как и всем нам. Он является частью культурного наследия многих поколений алавцев.

– И как это повлияло на тебя лично?

– Уверен, что вся эта зона – место силы. Я входил в состав нескольких групп, которые записывали психофонию, то есть паранормальные звуки. Получили несколько довольно приличных записей. Потом народ потерял интерес, и группы распались, – ответил Энеко, как мне показалось, слишком расплывчато, как будто нарочно уходя от темы.

– Скажи, ты работал на реставрации в часовне Сан-Висентехо?

– О чем ты, чувак? – раздраженно ответил он. – Почему бы сразу не перейти к делу? Я все еще не понял, что ты здесь делаешь.

«Ясно, значит, вытащить из тебя историю с Сан-Висентехо не так просто», – с досадой подумал я.

– Скажем, я нашел некую связь между тобой, Тасио Ортисом де Сарате и Сугаррамурди, – сказал я, внезапно меняя тему.

Он отвел взгляд и покачал своей бритой головой, словно стараясь отогнать воспоминание.

– Я был мальчишкой. Не знаю, что рассказал тебе этот придурок, но уверен, что он сильно преувеличил.

– Мне показалось, забыть такое непросто.

– Он никогда не понимал моего стремления возродить древние верования. Раньше мы были колдунами и магами, а сейчас я всего лишь обычный торговец травами. Меня расстраивает, что люди, похожие на меня, утратили силу. И все-таки не пойму, с какой стати я должен делиться с тобой этими откровениями. Если вопросов больше нет, позволь вежливо отправить тебя туда, откуда ты явился. Если я и мирюсь с твоим присутствием здесь, то исключительно из уважения к сестре.

– Из уважения? Если ты ее уважал, не стал бы втягивать в свои авантюры.

– Прекрати говорить о том, чего не понимаешь. – Он вскочил с кресла и стоял теперь прямо передо мной.

– О чем ты говоришь, дебил? Я забочусь об Эсти; а ты забиваешь ей голову всякой ерундой и тянешь за собой на дно колодца.

– Заткни пасть! Тебя не было рядом, когда папаша забивал нас до полусмерти. А я, как мог, ее защищал.

– Защищал? Поэтому предлагал ей наркотики?

– Они заглушали боль, они делали ее сильнее. Не будь дураком; ты – профан и способен видеть лишь то, что нарушает закон.

– Это ты превратил ее в профессионала по саморазрушению.

Тут я почувствовал, что у меня за спиной кто-то есть, повернул голову и увидел Эстибалис.

Она гневно смотрела на меня, прикусив губы так сильно, что они побелели.

– Так вот что ты думаешь обо мне, Кракен? Как же вы оба ошибаетесь. Как ошибаетесь!

Я повернулся и увидел, как Эсти сбежала вниз по лестнице и исчезла. Я помчался за ней, но она выскочила из магазина быстрее, чем я, и когда оказался на улице, озираясь во всех направлениях, ее уже и след простыл. Я миновал перекресток Мясников, заглянул на улицу Кузнецов, минутой позже – Обувщиков, но повсюду мне встречалась лишь праздная публика или блузы, которые готовились к параду.

– Эстибалис, подожди! – крикнул я, недоумевая, где ее теперь искать.

Набрал ее номер. Один гудок, два, три.

Никто не отзывался. Я знал, что она не столько злится, сколько разочарована.

Наконец я вернулся к башне доньи Очанды, намереваясь закончить разговор с Энеко.

Когда я вошел, стеклянная дверь была приоткрыта, как я оставил ее, покидая магазин и устремившись вслед за напарницей.

– Энеко, – крикнул я, оказавшись внутри. – Не знаешь, куда отправилась твоя сестра?

Никто не ответил.

Удивившись, я поднялся по лестнице и откинул тяжелую занавеску, отгораживающую кабинет Эгускилора.

Однако Энеко Руиса де Гауны нигде не было.

Он исчез, оставив открытую настежь лавку и совершенно растерянного полицейского.

32. Исарра

Витория,

февраль 1971-го

Альваро Урбина испуганно посмотрел на дверь спальни. Вопли Хавьера вывели его из ступора.