Жемчужница

Мужчина откинулся на траву, устремляя взгляд в темное небо, изрешеченное звездами как деревянный забор — огненными стрелами, и облегченно выдохнул.

Все будет в порядке, теперь он знал это точно.

Комментарий к Второй отлив

Дорогие читатели (если читаете), мы подумали и решили озвереть, потому что нам грустно и печально :с

Так очень нехорошо говорить, но нет фидбека — нет глав, потому что вы заливаем работу, чтобы ее оценивали, а если отклика нет — то и смысла нет.

Таким макаром мы прекрасно допишем ее и в стол, уж простите :с

========== Первая буря ==========

Восточная столица их встретила шумом надвигающейся ночи и огнями на улицах: город кипел и шумел несмотря на то, что всё погружалось в сумерки, и из-за высокой стены доносились самые различнейшие ароматы, начиная парком от только что-то испечённых мясных булочек до запашка слегка перележавшей на солнце рыбы. Лави, глубоко вздохнув, прикрыл глаза, прислушиваясь к окружающей природе и шепоткам духов и с удовлетворением уверяясь в том, что никакой опасности поблизости нет. Конечно, если бы рядом был океан, ему было бы подвластно услышать намного больше, чем переговоры водных душков, но чего не было — того не было.

Караван остановился под стеной у западных ворот, не заезжая в город, чтобы не ютиться где-то на узких улочках (Восточная столица вообще была слишком замкнутой и тесной), да и разбираться с разгрузкой товара на ночь глядя после двух дней напряжённого пути на последних силах (несколько оползней буквально скатилось прямо за ними, и Тики торопил людей, всё время нахмуренно оглядываясь назад) никому не хотелось.

А потому Лави был даже рад, что дед решил переночевать здесь: на открытой местности, откуда были видны горы, погружённые в дождливый туман, и одновременно равнинные низины, покрывающие земли южнее от Восточной столицы.

Люди разбивали лагерь, спешили развести костер, носились туда-сюда, и парень устало вздохнул, устраиваясь в тени большого раскидистого кедра и откидываясь головой на его теплый ствол.

Тики стал другим. Они не виделись всего несколько месяцев, но как только Лави встретил его в империи — понял, что ничего как прежде уже не будет. Потому что за руку его друга до тошноты трогательно цеплялась морская ведьма, которую парень ненавидел почти половину жизни. А Микк… Микк смотрел на нее так, словно готов был облизывать.

Поначалу эта блажь друга казалась Лави каким-то приворотом, ворожбой. Ведь всем известно было, что голоса у русалок волшебные, и очаровать ими совсем не сложно. Но если бы все было так просто. Буквально через пару дней после совместного путешествия парень как никогда остро осознал, что влюбленность — а это была именно она — Тики в Алану не является приворотом, а кажется вполне искренней. И что самое страшное — очень сильной.

Тики бросался на защиту этой ведьмы, этой убийцы и слабачки, тигром стерег ее от докучливого внимания посторонних и — о ужас! — постоянно норовил поцеловать ее! А вдруг она ядовитая, неужели он не подумал об этом?! Ведь когда Лави говорил о том, что Алана, дескать, просто молча женила Тики на себе (что отнюдь не было ложью) — он наоборот желал предостеречь друга, а не бросать его в объятия этой мерзкой девки.

Манта её сожри, да друг был настолько влюблён в неё, что даже не видел всей опасности, всей силы, всей мощи, исходящей от этой бешеной ведьмы!

Лави помнил, как когда когда-то давно, лет двести назад, когда он наконец нашёл ту, из-за кого его отец и умер (сдох, он просто сдох — по-другому и не скажешь), она топила корабли одним мановением пальца, и столько радости, столько воодушевления было в её лице, что парень тогда даже испугался — потому что ведьма и правда была ведьмой, убийцей, наслаждающейся чужой кровью, безумной психопаткой, любящей мучить окружающих. Но страх тут же сменился гневом и яростью: она обладала такой силой, такой неизмеримой силой, но не смогла спасти никого! Она лишь забирала жизни — как самая настоящая ведьма!

Лави ненавидел её так сильно, что даже направился к царю (ужасно рискуя, на самом деле), чтобы получить возможность по закону наказать её, чтобы отомстить ей, не мстя в открытую — он решил стать Смотрителем одной из провинций. И ему удалось победить Крори, тритона-платакса, который заведовал тогда Юго-западной провинцией, а вот уже после этого… о, он сразился с Верховной жрицей, у которой не было звания, но которая исполняла её обязанности просто потому, что больше было некому.

Это было бы очень иронично, если бы Алана сама не была бы виновата в смерти своих братьев и сестёр.

Глупая ведьма-идиотка, не пожелавшая воспользоваться своей несусветной силой в самый важный и ответственный момент.

Лави проиграл ей.

Проиграл с треском, потому что ведьма даже не удостоила его вниманием: лишь сжала пальцы в воздухе — и его сковало со всех сторон.

О, как же тогда в нём всколыхнулось пламя ненависти! Эта девка была награждена такой мощью, таким благословением, такой великой силой, но не смогла никого спасти!

А Тики любил ее. Он знал о ней все — и любил ее. Он ее собой заслонил, когда Лави нашел в себе силы и смелости попробовать сжечь ее и навсегда избавиться от этого призрака за своей спиной, от этой опасности, с которой она ассоциировалась всегда. Ренегатка, изгой, Лави ненавидел ее всем сердцем — ненавидел ее усталые умоляющие глаза, ненавидел ее опасливый шепот, твердящий ему, что она хотела умереть вслед за ними, за близкими и родными, ненавидел ее силу, ненавидел ее слабость, ненавидел ее всю без остатка, до последней прядки в серебряных волосах, цвет которых уже сам по себе недвусмысленно предупреждал, что стоит держаться от этой гадины как можно дальше.

Но правда была в том, что такую необходимость осознавал только сам Лави. Тики лобызался с нею у всех на виду, буквально не выпуская их рук — так, словно не понимал, что она не нуждается ни в какой защите и может всех их мановением руки просто-напросто уничтожить. Неа тоже лез непонятно куда — играл с ней в карты, вел задушевные беседы, поил вином с пряностями и рассказывал какие-то свои батальные истории, недоумок. Мана — тот вообще был, кажется, так очарован, будто эта ведьма ему родная мать. И даже дед — дед! — сошелся с ней тотчас же, стоило только заговорить про Элайзу, Рогза, русалочьи слезы и ритуальные молитвы. Старый пень, как можно подвергать себя такой опасности!

Лави сердито сжал губы, с нескрываемым недовольством наблюдая за тем, как Панда, отловив девушку, носящуюся с маленьким Изу по поляне, вручил ей скатанный тугую трубку и перевязанный лентой свиток — и что-то сказал. Ведьма тут же кинулась к нему обниматься, и парень отвернулся, поморщившись. Смотреть на это представление было просто-напросто невозможно.

Лгунья. Мерзкая лгунья, которая очаровала всех вокруг, которая притворяется слабой, которая улыбается так, словно не была убийцей.

Лави заскрипел зубами, чувствуя, как жар исходит от его кожи, как он норовит вспыхнуть в любой момент, и попытался успокоиться. У него никогда не было проблем с контролем такой непостоянной и яркой стихии как огонь, но рядом с этой ведьмой всё его хвалёное самообладание катилось куда-то в тартарары.

Алана была опасна — но это никто не осознавал.

Алана могла утопить их всех, могла вскипятить кровь в их телах, могла управлять каждым из них — но никто не обращал на это внимания.