Злобный леший, выйди вон!

– Надо бы еще обойти всех фокусников.

– Займись этим сейчас, мне нужно уединиться.

– Ты ведь хочешь написать одно из своих тайных писем?

– И не забудь проверить конюха во дворце, - сказал девушка на прощание брату.

Часть III - Глава 25

Через неделю друзья вернулись в деревню. По пути им пришлось дать крюк, чтобы оторваться от преследователей. Они проехали через Полпути и Прибрежное, - ничем не примечательные, едва дышащие деревни. Мокроус знал об успехе предприятия, еще до приезда. Теодор Кительсон отправил советнику письмо из постоялого двора «Гусь и сойка», где была очень грязная постель, но очень приветливая хозяйка.

Как только друзья отобедали в усадьбе наместника, и Бокучар отправился в кровать, чтобы отдохнуть с дороги, Мокроус обратился к лекарям:

– Спасибо вам большое, дорогие целители души и тела, - сказал он в полупоклоне. – Вы оказали поистине великую услугу Бокучару и всей деревне. Но теперь, когда все невзгоды остались позади, я бы хотел…

Оборвал он сам себя на полуслове и жестом подозвал сына кухарки, который положил на стол перед знахарями крохотный мешок, в котором, что-то жалобно зазвенело.

– Что это? – спросил Олег.

– Ваша награда, конечно же. Я не смею вас больше задерживать. Думаю, что вы и сами рветесь в путь-дорогу, в поисках нуждающихся.

– Сколько здесь? – поинтересовался Теодор Кительсон.

– Шесть златцев. По три на каждого, если делить поровну. Но тут я вам не советник. Как делить - решайте сами.

– Знаешь ли ты, советник, что князь Златолюб, предложил Захару звание княжеского знахаря, три сотни златцев в год, да еще усадьбу в довесок?

– Этого в письме не было, - сказал Мокроус.

– Не люблю хвастаться, - сказал Теодор Кительсон.

– Что ж, почести великие, нет слов, но я вам не могу предложить большего, чем уже предложил. Так что, либо берите, либо уходите с пустыми руками.

– Послушай, советник, я как знахарь не могу поступиться своим долгом и покинуть человека, который все еще пляшет на грани болезни.

– Он здоров.

– Откуда тебе знать?

– Честно. Он сам сказал мне. Да, что вы так смотрите? Неужели наместник не расскажет того, что творится у него на душе своему советнику? Да что же смешного я вам сказал? Чего смеетесь?

– Когда же он успел тебе это сказать? – спросил сквозь улыбку Олег.

– Он сказал об этом в письме.

– Можно взглянуть?

– Конечно, нет! – запротестовал Мокроус.

– А написано оно было когда?

– Это не важно.

– Захар, я предлагаю побеспокоить наместника, и выяснить так ли это все. Что-то мне не больно-то верится в эту историю.

– Поддерживаю, – сказал Теодор Кительсон.

– Я не позволю вам побеспокоить сон Бокучара! – сказал Мокроус и потрусил к лестнице, ведущей в покои наместника. – Не вынуждайте звать мечников.

Дверь позади Мокроуса открылась, в проеме показался Бокучар. Глаза его были раскрыты от испуга.

– Знахари, - позвал Бокучар.

– Да? – одновременно откликнулись целители и вскочили со своих мест.

– Мне нужна ваша помощь, - сказал наместник и скрылся в глубине комнаты.

Мокроус с кислым лицом посторонился и пропустил их.

– Я сделаю вид, что этого разговора не было, - сказал Теодор Кительсон и поднялся наверх.

– Еще неизвестно, кто теперь имеет больший вес при наместнике, да, советник? – сказал Олег и с довольной улыбкой проследовал за ученым.

– Что случилось? – спросил Теодор Кительсон, когда Олег закрыл дверь.

– Я не знаю, - сказал Леший. – Я раздевался и тут это.

Он скинул одежду. Старая и дряблая кожа наместника покрылась наростами бурого цвета. Большие и малые пятна поясом окружили живот Лешего. Теодор Кительсон повернул наместника на свет, и провел пальцем по неизвестным образованиям.

– Больно?

– Ничего не чувствую.

– Похоже на кору, - сказал Олег.

– Отруби мне голову, если это не кора! – воскликнул Теодор Кительсон.

– Как кора? Откуда она здесь? Это болезнь, Тео? Новая хворь?

– Возможно, твоя душа меняет тело под привычный для нее облик. Но я не уверен. Черт, да разве можно хоть в чем-то быть уверенным, когда дело касается переселенной души!

– А как ты себя чувствуешь? – спросил Олег.

– Никак. Я все еще не ощущаю этого тела. Ни тепла, ни холода, ни даже боли. Вот, смотри.

Леший взял нож и уже хотел порезать себе предплечье, но Теодор Кительсон успел предотвратить кровавую демонстрацию.

– Спокойно. Сейчас мы что-нибудь придумаем.

Некоторое время Теодор Кительсон походил кругами по комнате. Олег молча сидел на дубовом сундуке, а Леший разглядывал наросты в утренних лучах, что заливали комнату сквозь окно.

– Так, ничего дельного в моей голове нет. А у вас?

Олег помотал головой. Леший, даже не стал отвечать.

– Значит, сделаем так. Я поеду в нашу хижину, и привезу оттуда все книги, что у меня есть. Придется выжимать новые знания из старых. А вы пока останетесь здесь. Делать нечего. Олег, приглядишь за нашим другом?

– Само собой, Тео.

Какое-то время после отъезда Олег и Леший провели в комнате наместника. Так как полноценный человеческий сон для Лешего все еще был недосягаем, – почти все ночи он проводил за тяжелыми думами, - Олег улегся на кровать наместника и проспал до обеда.

 - Олег, - Леший сел возле Олега и осторожно толкнул его в плечо.

– А? Да?

– Олег, расскажи мне, как тут все утроено.

– Ну, видишь ли, это кровать и на ней спят.

– Да нет, - перебил Леший, - в деревне. Как тут люди живут. Что делают. И что я, как наместник, должен делать.

– Ого. Это хороший вопрос.

Олег выглянул на улицу - никого. Крестьяне разъехались по работам.

– Пошли, пройдемся.

– Пошли.

Мокроус, как ни старался увязаться за наместником, придумывая предлоги на ходу, но ничего путного так и не сообразил, а потому дальше крыльца не вышел.

– Так что ты хочешь знать? – сказал Олег и сам удивился тем ноткам, что прозвучали в его голосе. Точно такие же интонации сквозили в речи Теодора Кительсона, когда он готовился показать всю глубину знаний.