Злобный леший, выйди вон!

По мнению самых светлых умов тех времен, устройство Тридевятого Царства близилось к совершенству. Взятое за основу деление людей по происхождению и по достатку приводило к тому, что богатые и знатные богатели и обретали все новые поводы гордиться своей родословной, а нищие и безродные появлялись на свет и помирали в лохмотьях, тихо и незаметно, как первый снег, выпавший ночью. Но все-таки богатым и бедным приходилось сотрудничать, несмотря на огромную яму, что зияла меду ними. Иначе как богатый станет богаче, а бедный еще беднее? Так устроилось все вокруг. Лысовка не была исключением. Наместник, которого назначал князь, следил за тем, чтобы крестьяне занимались каждый своим делом. Дело это, к слову, выбиралось в соответствии с теми дарами матушки-природы, которые можно было обратить в золото. Местность вокруг Лысовки не могла похвастаться плодородной почвой, или же реками кишащими рыбой. Про Глухой Бор крестьяне позабыли, как только выяснилось, что в лесу есть хозяин. Некоторые говорили, что в лесу том ведьма живет, что еще сильнее отбило охоту соваться под темные ветви. Так и вышло, что деревня перебивалась тем, что росло на полях вокруг, да скотом в сто голов. Почти все, что получалось после уборки, обработки, скрутки, варки и рубки отходило наместнику. Он, в свою очередь, отсылал одну пятую князю, а всем остальным распоряжался, как хотел. А хотел он чаще всего побыстрее продать эти товары на ярмарке, или же выменять на предметы роскоши, вино или одежду. Так шел за годом год.

– Ничего не пойму, - сказал Леший, выслушав рассказ Олега, - зачем отдавать все наместнику. Зачем мне столько всего?

– Тебя надо спросить, - посмеялся Олег. – Думаю, что чем больше ты имеешь, тем больше хочешь. Вот наместник имеет власть, да? Ему мало. Он хочет еще и все товары получать вместе с властью. Как только он отобрал почти весь урожай, его вновь гложет лютый голод и он придумывает недельный налог. Налога стало мало? Надо придумать наказание за какой-нибудь проступок! Крестьяне слишком зашуганы, чтобы совершить какой-либо проступок? Значит, надо объявить проступком то, что еще вчера им не было. И так до конца дней, пока наместник не помрет с жиру.

– А что потом?

– Придет новый и все начнется сызнова.

– Значит, я умираю? – спросил Леший и обхватил свой огромный живот. – Умираю с жиру?

– Это так говорят. Не думаю, что ты умрешь от этого. Ты заметно похудел.

– А от чего тогда я умру?

– Не знаю.

– Как интересно, - сказал Леший, повторяя за Теодором Кительсоном.

– Да, интересно.

– А те люди, что каждый день едут в поле, они счастливы?

– Вряд ли, это можно назвать счастьем. Правда и на несчастье это не похоже. Они не знают другой жизни. Когда-то и я не знал. Тео открыл мне глаза на многое. Показал мир через книги.

«И когда-нибудь я увижу его своими глазами», - подумал Олег.

– Значит, наместник следит за людьми, также как я следил за лесом?

– Нечто общее в этом есть, да.

– А раз я наместник, то я должен как-то о них позаботиться?

– Лучше будет сейчас тихонько посидеть в усадьбе, пока мы с Тео не придумаем, как вытащить тебя отсюда и как найти тебе новое тело.

– Но, быть может, я смогу что-то сделать для этих людей, пока я в теле Бокучара. Я бы хотел попробовать, Олег.

Они прошли мимо жилища, в котором во времена детства Олега, жила бабка Чаруха. Кто-то, завидев их, скрылся за дверью избы.

– Какой-то крестьянин не поехал в поле.

– Я хочу поговорить с ним, Олег.

– Правда, не стоит…

Но Леший уже отворил калитку и шагал к крыльцу. Под тяжёлыми сапогами прогибались гнилые, но выкрашенные доски. Леший по-хозяйски открыл дверь. Он никогда не стучался, считал это странным обрядом. На пороге стоял щуплый, сутулый мужчина. Ноги его покрывали еле-еле утепленные лапти. На голове сидела баранья шапка, изъеденная молью. Он тут же снял ее и принялся скручивать в руках, отчего его вены наполнились, и густой сетью покрыли кисти.

– Батюшка, - начал он и упал на колени. – Прости меня! Не поехал я сегодня в поле. Нездоровится мне. Совсем плохо что-то. Негоден я для работ сегодня, - сказал он и протянул Бокучару свою дырявую шапку.

– Зачем это? – спросил Леший Олега шепотом.

– Это он так кается в том, что пропускает работы.

– И что мне делать с его шапкой?

– Можешь взять.

– А могу простить?

– Это будет непохоже на Бокучара, но один раз, думаю, можно поступить и так.

Леший наклонился к мужику и помог встать.

– Не нужно мне твоей шапки, человек. Расскажи, чем ты болен?

Крестьянин оторопел. Никогда Бокучар не снисходил до того, чтобы пройти через деревню, а в тощих избах его не видели даже старожилы. Мужик что-то промямлил себе под нос, переводя недоумевающий взгляд с Бокучара на Олега и обратно.

– Ну же, - сказал наместник.

– Говори, чего ждешь? – сказал Олег грубо, но это помогло крестьянину начать.

– Чем я болен, батюшка? Изволите узнать, чем мужик болеет? А я вам покажу, чем он болеет, если пройдете ко мне в дом. Если вы соизволите…

– Пошли.

Они прошли сени и оказались в единственной комнате с печью. На самой печи горой лежало какое-то тряпье. На полу лежали три крохотных горшка, таких маленьких, что не хватит, чтобы накормить ребенка. В углу стоял покошенный стол на трех ножках, а на нем лежало нечто, что, судя по следам зубов, было съедобным. Увиденного хватило, чтобы понять, отчего мужик не может больше работать, однако он имел, что еще показать наместнику. Мужик поднял с пола кусок ткани, отодвинул две половицы и достал из-под пола льняной мешок. Достал он его с поистине святым трепетом.

Олег положил руку на эфес меча.

– Вот, батюшка, погляди.

Мужик приоткрыл мешок перед Бокучаром.

– Я не пойму, - признался Леший.
– Морковь и две картофелины?

– Это все его запасы еды, - пояснил Олег.

– Да. Точно так. Больше ничего нет. И месяца не пройдет, как я лягу в землю сырую, - заревел мужик.
– Ведь если у меня нет сил работать в поле, так значит и есть мне будет совсем нечего. Избу отдадут кому-нибудь еще. Кому-нибудь поздоровее. Вон, Керсан уже давно мне подмигивает, пес этакий. Наместник, только не Керсану, молю! Кому угодно, только не этой гадюке!

Леший неожиданно развернулся и пошел прочь. Олег побежал за ним, а мужик так и остался утирать слезы над мешком с морковью да двумя картофелинами, гадая, что теперь с ним будет.

– Я никак не возьму в толк, - сказал Леший, когда Олег догнал его. – Как может с голоду погибать человек, когда у меня живот такой, словно в нем лежит вся еда деревни?

– Ну, отчасти так и есть. Я же сказал, что крестьяне все отдают наместнику. А наместник – это ты.

– Это неправильно.

– Но так повелось.

– Значит, неправильно повелось!

– А что ты кричишь? Я с тобой согласен – это все неправильно, но что мы можем поменять? Это было придумано во дворцах далеко отсюда. Что мы можем сделать?

 - Я покажу тебе.

Они добежали до усадьбы. Леший взял на кухне большой мешок, набитый посудой, и вытряхнул все на пол. С пустым мешком он зашел в кладовую, а вышел с полным.

– Что ты задумал?

– Буду лечить мужика. Пора и мне его кормить, если бывший наместник не кормил.