Злые вихри

Но дверь въ кухню была не заперта. Печь топилась; однако, Платонъ Пирожковъ, превосходный поваръ, никогда не заставлявшій барина дожидаться обда, на этотъ разъ объ обд еще и не подумалъ. По столу была разложена сырая провизія. Тутъ же стоялъ полуштофъ съ водкой, далеко ужъ не полный.

Рядомъ со столомъ, на кухонномъ табурет, сидлъ «дятелъ», совсмъ свсивъ на грудь голову, такъ что виднъ былъ только длинный носъ его на фон желтыхъ громадныхъ усовъ, да растрепанные волосы.

При вход Аникева, онъ поднялъ было голову; но сейчасъ же опять опустилъ ее, и не трогался съ мста.

– - Что-жъ это такое? Ты и вправду напился, разбойникъ: -- крикнулъ Аникевъ.

Тогда Платонъ Пирожковъ поднялся съ табурета, пошатнулся и бокомъ, мотая носомъ, подошелъ къ барину.

– - Нтъ-съ, я еще не пьянъ,-- зашамкалъ онъ не своимъ голосомъ:-- я еще въ своемъ... то есть, ум, а только... тиранства, то есть вашего... терпть больше не намренъ... Обда то-есть нтъ и не будетъ, а пожалуйте мн разсчегъ немедля, потому я человкъ вольный...

Аникеву такая сцена была не въ новость; но онъ всякій разъ смущался духомъ и чувствовалъ большую неловкость, когда его «дятелъ», вообще непьющій, вдругъ напивался и требовалъ разсчета. Онъ хорошо долженъ былъ знать, по прежнимъ примрамъ, что изъ этого ничего не выйдетъ; но все же пугался, какъ передъ нежданной бдою.

– - Ложись сейчасъ спать, протрезвись сначала, а ужъ потомъ и толкуй о разсчет!-- строго сказалъ онъ.

Платонъ Пирожковъ не намренъ былъ сдаться.

– - Это вы только зря лежите да спите,-- тономъ грознаго упрека вдругъ пробасилъ онъ.-- Что мн спать! Съ вами не поспишь... Измочалили вы меня всего, душу изъ меня высосали!.. Не баринъ вы, а... то есть... монстръ... кровопивецъ...

Аникевъ поспшилъ черезъ коридоръ въ переднюю.

Но «дятелъ», держась за стну, не отставалъ отъ него и убдительно басилъ:

– - Жалости въ васъ нту... что я вамъ, каторжникъ что ли достался... мало было здсь, то есть, тиранить... по заграницамъ таскали, таскали! Вдь, тамъ... у этого моря проклятаго... вдь, я, то есть, не разъ топиться собирался... Этакъ-то нельзя-съ... этакого закону нигд не написано... Я, сударь, я завтра же на васъ градоначальнику жалобу подамъ... какъ вамъ, то есть, угодно.... а живого человка... души лишать... это... что-жъ такое!.. за это самое по закону отвтить можно!...

Голосъ его оборвался. Онъ слъ на полъ и зарыдалъ.

Аникевъ поднялъ его, свелъ въ его комнату, повалилъ на постель и заперъ къ нему дверь на ключъ. Потомъ онъ прошелъ въ кухню, заперъ и тамъ дверь на лстницу, машинально переодлся въ спальн и, наконецъ, вышелъ въ свою «музыкальную» комнату, слабо освщенную, изъ-за тяжелыхъ оконныхъ занавсей, послднимъ отблескомъ дневного свта.

Чувство глубокаго унынія и омерзнія засосало ему сердце. Онъ остановился посреди комнаты.

«И это жизнь! и это жизнь!-- повторялось въ его мысляхъ,-- Но разв можно такъ жить! разв можно выносить такую отвратительную, безсмысленную гадость!!.»

Въ передней едва слышно звякнулъ колокольчикъ. Онъ вздрогнулъ, прислушался и ршилъ, что это ему только послышалось.

Но вотъ опять слабое дребезжаніе, а потомъ уже совсмъ ясный звонокъ:

Онъ зажегъ свчу и, держа ее въ рук, прошелъ въ переднюю, отперъ дверь.

Передъ нимъ маленькая, стройная женская фигура. Она подняла съ лица черную вуалетку,-- и онъ попятился, не вря глазамъ своимъ.

Это была княжна Хрепелева, хорошенькая Ninette.

XXVIII.

– - Какъ вы сюда попали, княжна? Кого вы ищете на этой лстниц?-- спросилъ онъ, соображая, что ршительно не иметъ никакого понятія о томъ, кто живетъ въ этомъ дом.

Княжна глядла ему прямо въ глаза своими большими синими глазами, и онъ читалъ въ нихъ дтское смущеніе и въ то же время не дтскую ршимость.

– - Я никого не ищу,-- тяжело переводя дыханіе, медленно проговорила она: -- я къ вамъ, Михаилъ Александровичъ, мн очень надо васъ видть... можете вы принять меня?..

– - Ко мн?

Онъ совсмъ растерялся, почтительно пропустилъ ее въ переднюю, заперъ дверь и не зналъ -- снимать ли съ нея шубку.

Но прежде чмъ онъ ршилъ этотъ вопросъ, она сама быстро сняла ее съ себя, такъ что онъ едва усплъ подхватить ее и повсить на вшалку.

– - Пожалуйте!-- говорилъ онъ все съ возраставшимъ смущеніемъ, вводя ее въ «музыкальную» комнату.

Княжна шла за нимъ робко, опустивъ глаза, и даже невольно прижала руку къ груди, такъ у нея, очевидно, билось сердце.

Онъ увидлъ, что въ комнат значительно стемнло. Онъ зажегъ лампу и придвинулъ къ столу мягкое, удобное кресло.

– - Садитесь, княжна, вотъ сюда, здсь вамъ будетъ хорошо, а -- я весь къ вашимъ услугамъ...

Маленькая княжна сла, все не поднимая глазъ, и нсколько секундъ продолжалось неловкое молчаніе. Наконецъ, она взглянула на Аникева и улыбнулась. Но это была не вызывающая улыбка бойкой шалуньи, а жалкая улыбка, просящая о снисхожденіи и, въ то же время, полная настоящей грусти.

– - Боже мой, что вы должны обо мн думать!-- вырвалось у нея, и онъ хорошо видлъ, что еще мгновеніе, какое-нибудь недолжное съ его стороны слово, невольное, не такъ понятое ею движеніе; и она зарыдаетъ.

– - Я ничего о васъ не думаю,-- тихо и почтительно сказалъ онъ:-- то есть, я думаю: врно, съ вами случилось очень дурное, большая бда... и вамъ кажется, что я могу помочь вамъ... Если бы только я дйствительно могъ... располагайте мною... Я одинъ, намъ никто не помшаетъ, успокойтесь, скажите мн все.

Онъ протянулъ ей руку, и въ глазахъ его засвтился отблескъ той нжности, съ какою онъ глядлъ на свою Соню. Она сжала его руку и вглядывалась въ его лицо.

– - Вотъ вы меня успокоили! Какъ я вамъ благодарна!-- уже новымъ голосомъ, оживляясь, воскликнула она.-- Когда мн принесли сегодня утромъ вашъ адресъ изъ адреснаго стола, и я ршилась къ вамъ хать, мн это казалось очень легко... Но я едва не убжала дойдя до вашей двери... А когда вы мн отворили... Боже мой, почему же я думала, почему я была уврена, что вы мн именно сами отворите?!.. Когда вы мн отворили, у меня голова закружилась, я едва не упала... Если бы вы иначе меня встртили... но не могла же я въ васъ ошибиться!.. теперь я вамъ скажу все, все... затмъ и пришла... ничего не стану утаивать... Знаете... Я въ прошломъ году... j'ai commis un grand p'ech'e... я утаила на духу... но отъ васъ ничего не могу утаить, иначе, вдь, и нельзя, не стоитъ...

Онъ внимательно слушалъ ея тихій лепетъ и все больше успокаивалъ ее своимъ взглядомъ...

Она продолжала:

– - Вы угадали... конечно, со мною большая бда... Впрочемъ и угадывать было нечего, бда, вдь, случилось тогда вечеромъ, на вашихъ глазахъ... вдь, я помню все, до той самой минуты, какъ мн стало дурно... Потомъ я ужъ ничего не помню, я пришла въ себя только въ карет, когда мы возвращались домой...

– - Хорошо, что не случилось самаго худшаго,-- перебилъ Аникевъ:-- я боялся, что вы очень какъ-нибудь заболете.