Злые вихри

– - Не могу знать.

– - Отвори дверь, я буду дожидаться,-- произнесъ Аникевъ упавшимъ голосомъ.

Горничная замялась; но все же не осмлилась захлопнуть двери, отворила ее и, видимо, смущенная, пропустила Аникева.

Онъ убдился, что дома нтъ не только Лидіи Андреевны съ Соней, но и француженки. Тишина квартиры нарушалась однимъ лишь однообразнымъ звукомъ большого маятника старинныхъ часовъ въ столовой.

Аникевъ почувствовалъ себя очень нехорошо. Онъ не спалъ почти всю ночь. Съ утра, кром чашки чаю безъ хлба, у него ничего во рту не было, Ощущеніе томительной усталости разливалось по всему тлу.

Онъ прилегъ на диванъ въ гостиной и ждалъ, то и дло вынимая часы, слдя за секундною стрлкой. На столик возл дивана лежала французская книга. Онъ взялъ ее и сталъ перелистывать.

Это былъ романъ Поля Буржэ, «Mensonges». Аникевъ умлъ про себя читать необыкновенно быстро, мгновенно охватывая страницу и ничего существеннаго въ ней не пропуская. Чтеніе заняло его, пока онъ не добрался до сути романа. Но эта суть заставила его только взглянуть въ конецъ, а затмъ онъ бросилъ книгу на столъ и закрылъ глаза, утомленные тысячами промелькнувшихъ передъ ними строкъ.

Онъ зналъ наврное, что не читалъ этого романа, а между тмъ въ этой книг, прекрасно написанной, не оказалось ровно ничего для него новаго, оригинальнаго, неожиданнаго. Вчная, на вс лады уже повторенная тема: свтская парижанка, имющая видъ порядочной женщины и живущая холоднымъ, разсчитаннымъ развратомъ,-- мужъ, для положенія въ свт, одинъ любовникъ для денегъ и подарковъ, другой для сладострастія. А затмъ -- подробности и сцены, гд вся разница съ тайными порнографическими книжками заключается въ маленькомъ виноградномъ листик, да въ какомъ-то прозрачномъ кисейномъ трико дымчатаго цвта...

«И, вдь, такъ языкъ свой отшлифовали, такъ устроили, что все это сходитъ за художественное творчество и за дозволенное женское чтеніе!-- думалъ Аникевъ.-- Ни поэзіи, ни огня, ни страсти, ни красоты -- ничего!... Съ разршенія полиціи школа ежедневнаго, приходо-расходнаго разврата для двицъ, женъ и матерей!...»

Мысль о томъ, что эта современная французская порнографія всегда составляла и, очевидно, продолжаетъ составлять единственную умственную пищу Лидіи Андреевны, что эти книжки вчно валяются вокругъ нея и могутъ попадаться на глаза Сони, могутъ читаться ею,-- усилила раздраженіе Аникева. А минуты тянулись медленно, и тишина ничмъ не нарушалась.

Наконецъ, въ передней раздался звонокъ. Кровь ударила въ голову Аникева. Его жадный слухъ ловилъ малйшій шорохъ. [Іо это была не Лидія Андреевна съ Соней. Въ гостиную вошла француженка, изящно поклонилась и объяснила, что monsieur напрасно дожидается, что madame и Sophie ухали въ Царское Село, гд и будутъ ночевать. Француженка назвала неизвстную Аникеву фамилію дамы, къ которой он ухали, и добавила:

– - Sophie est en graude amiti'e avec les enfants de cette dame... Oh! elle 'etait hien heureuse de son petit voyagel..

Онъ хотлъ крикнуть ей, что она лжетъ, что его Соня не могла быть счастлива хать куда бы то ни было сегодня, когда она знала, что онъ долженъ придти къ ней. Ее увезли насильно или она такъ ужъ боится матери, что не смла выказать своего горя... Во всякомъ случа, она теперь несчастна...

Француженка опять поклонилась и съ любезною улыбкой выпорхнула изъ гостиной.

Безсильное бшенство охватило Аникева. Лидія Андреевна, какъ и всегда, побдила его, оскорбила, одурачила, и онъ уходилъ, подавляемый старымъ, вернувшимся кошмаромъ.

Но, вдь, этому будетъ конецъ; завтра он вернутся изъ Царскаго, и онъ добьется своего, увидитъ Соню, возьметъ ее... Возьметъ себ навсегда!...

XXVII.

Онъ прізжалъ нсколько дней подрядъ,-- по два, по три раза на дню,-- Лидія Андреевна и Соня не возвращались изъ Царскаго. Прошло шесть дней, онъ не видлъ Сони. Онъ просто съ ума сходилъ, не могъ ни о чемъ думать, не могъ никого видть, цлыми часами бродилъ по улицамъ, а возвращаясь къ себ, запирался и лежалъ, какъ мертвый.

Піанино не издавало ни одного звука, обдъ уносился ночи нетронутымъ.

Платонъ Пирожковъ сначала повсилъ носъ, шевелилъ усамъ и вздыхалъ. Потомъ онъ озлобился и, отпирая Аникеву двери, глядлъ на него съ ненавистью. Наконецъ, на шестой день, онъ не выдержалъ. Когда Аникевъ приготовился утромъ выйти изъ дому, онъ сталъ «собирать» его по обычаю, практиковавшемуся имъ съ незапамятныхъ временъ, благодаря чрезмрной разсянности Михаила Александровича.

– - Портфель съ деньгами взяли?-- спросилъ онъ глухимъ и унылымъ голосомъ.

Аникевъ ощупалъ карманъ.

– - Портсигаръ взяли?-- продолжалъ «дятелъ», еще уныле и глуше, неизмнные вопросы.

Портсигаръ оказался на своемъ мст.

– - Платокъ взяли?

Платка, какъ и всегда почти въ такихъ случаяхъ, не было.

«Дятелъ» принесъ платокъ; но при этомъ лицо его ясно выражало, что онъ вовсе не успокоился исполненіемъ своихъ обязанностей. Брови его поднялись, усы ощетинились. Подавая барину пальто въ передней, онъ многозначительно произнесъ:

– - Михаилъ Александровичъ!

– - Чего теб?

– - Что-жъ будетъ этому конецъ, сударь? Поглядите на себя... вдь, на васъ лица нту... вдь, вонъ на стол письма дожидаются... два письма ужъ пятый день дожидаются, а вы ихъ и не читали... Вчерась братецъ, Николай Александровичъ, прізжалъ, просилъ, чтобы вы безпремнно къ нимъ захали, а, вдь, вы то у нихъ, знаю я это, не были... Пора бы кончить, сударь... Христосъ съ вами... пожалйте себя... да и меня до грха не доводите.!.

Аникевъ разсердился.

– - Что ты тамъ мелешь!-- крикнулъ онъ.-- Оставь меня въ поко!

Онъ отворилъ дверь и сталъ спускаться съ лстницы.

– - Я запью-съ!-- мрачно и ршительно проговорилъ ему во слдъ «дятелъ», запирая дверь.

Аникевъ вернулся домой только въ обденное время, сталъ звонить и не могъ дозвониться. Пришлось ему сойти съ лстницы и искать со двора чернаго хода въ свою квартиру, о которомъ онъ до сихъ поръ не имлъ понятія. Наконецъ, онъ нашелъ его.

«Если этотъ болванъ заперъ дверь и ушелъ, что я буду длать?» -- съ новымъ ужъ волненіемъ подумалъ Аникевъ, отрываясь отъ своихъ мрачныхъ и спутанныхъ мыслей.