Зови меня перед смертью
Шрифт:
— Ты пришёл, дитя. Всё будет хорошо… Всё будет так, как должно.
Я опустился на колени перед ней, чувствуя, как моё тело тяжелеет от усталости, которая тянулась не просто со вчерашнего дня — с самого начала жизни.
— Я не знаю, что мне делать, — сорвался с моих губ шепот, похожий на шелест песка. Голос дрогнул, словно я был слепцом, потерявшимся среди разрушенного бурей чужого города. — Я запутался. Я устал.
Она наклонилась, протянула руку и коснулась моего
— Выбор всегда за тобой, — тихо произнесла женщина. — Но помни одно, мальчик мой, тебе нельзя останавливаться. Никогда. Даже если больно. Даже если страшно. Даже если кажется, что всё потеряно… вставай и иди дальше. Только вперёд.
Я прикрыл глаза, сделал глубокий вдох.
— Но, если я ошибусь? Если сделаю только хуже? — Сейчас было сложно узнать даже собственный голос. Он стал ветром.
Она снова улыбнулась, и в этой улыбке было столько сострадания, что не описать словами.
— Ошибаются все. Но ты не одинок. Путь будет страшен лишь тогда, когда ты повернёшь назад.
Эти слова эхом расходились над барханами, словно круги по воде.
Костёр потрескивал, искры поднимались в небо и растворялись среди звёзд.
Я опустил взгляд в песок, коснулся его. Золотистые крупицы просыпались сквозь пальцы. Я хотел спросить у женщины её имя…
Внезапно что-то изменилось. Прямо за моей спиной.
Я замер.
Ветра больше не было. Песок больше не шуршал. Даже костёр не потрескивал, будто пламя застыло.
Я медленно поднял голову. Женщина больше не улыбалась. В её взгляде появилась странная задумчивость. Она чуть наклонилась вперёд и едва слышно сказала:
— Ты не один, дитя.
Я почувствовал, как чей-то взгляд обжигает спину, но пока какой-то причине не мог обернуться.
Сердце застучало в груди, тяжело и гулко.
Там кто-то был. Приблизился. Едва ощутимое дыхание скользнуло по моим волосам, задело мочку. Жар коснулся моей шеи. Но мышцы свело — не шевельнуться.
Я безумно хотел повернуться, но тело не слушалось.
Костёр передо мной снова вспыхнул, заплясал в безумном танце. Пламя окрасилось в алый цвет, потекло, как шелка брачных ханьфу.
Женщина смотрела на меня, её глаза почернели, превратились в бездну без края.
— Не оборачивайся, — прошептала она.
Моё дыхание сбилось, я услышал, как за моей спиной раздался странный звук — то ли шелест, то ли тихий вздох. Песок зашелестел.
Неожиданно на её губах вдруг появилась улыбка:
— Если только сам не поймешь, что тебе больше нечего бояться.
А потом пламя охватило меня с ног до головы.
И в этот миг я проснулся, захлёбываясь собственным дыханием. Было так тяжело, как будто на меня давили сотни камней.
Потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Сначала был только темно-серый сумрак, запах сырости и старого дерева. Потрескавшийся камень под рукой был холодным и шершавым. Я долго не мог понять, где нахожусь. Сердце ещё стучало в висках, а дыхание никак не хотело выравниваться.
С трудом я приподнялся на локтях и огляделся.
Толстые стены из тёсаного камня, местами покрытые пятнами плесени, с разводами от постоянной сырости. Высокое и узкое окно под самым потолком с решёткой, криво вделанной в проём. Дверь была тяжёлой, кажется, дубовой, окованной железом, с маленьким окошком, закрытым с той стороны.
Я… уже бывал здесь. Но тогда — по другую сторону этой двери в сопровождении стражи, дяди или отца, когда нужно было встретиться с управляющим. Мне всегда казалось, что здесь пахнет тоской и страхом. Теперь я знал: не казалось.
Я попытался встать, но ноги дрожали. Отвратительно.
Сел обратно на грубую циновку, расстеленную прямо на каменном полу. Головная боль накатывала волнами. В горле пересохло. Казалось, что само время здесь замерло похожее на отравленную вязкую смолу.
Я провёл ладонями по лицу, словно пытаясь стереть туман в голове. Вспомнить. Надо просто вспомнить.
Брачная ночь. Я вхожу в покои…
Тёплый аромат благовоний, вино в кувшине. Ланьси на постели. Красная вуаль. Я приподнял вуаль…
Ссохшаяся кожа, окровавленные губы, чудовищный оскал. Тёмные глаза, прекрасные и заставляющие замереть от ужаса.
Её нежный голос, от которого замирает всё внутри:
— Ты ведь будешь любить меня такой?
Ужас. Дрожь. Шаг назад.
Она снимает вуаль. Вытаскивает шпильки из волос. Кидается на меня. Я защищаюсь, как могу… Разломанный подсвечник. Кровь. Смех. Кровь. Кровь.
Я зажмурился, тяжело выдохнув. Дышать. Думать о дыхании. Держать эмоции.
Потому что потом… Потом ещё хуже.
Белоснежная кожа рассыпается в звёздную пыль, под ней прячется… хуапигуй.
Бой, паника, отчаяние. Я срываю печати, выплескивая силу ядра, рискуя получить отражённый удар.
Она падает бездыханной, так и не в состоянии поверить, что её убили.
Мой взгляд упал на камни стены напротив, но не видя их. Потому что перед внутренним взором были бледные лица вломившихся в брачные покои. Лицо Шаокин… белое, как рисовая бумага. Нет, белее.