Детская проза

Все ходят не спеша, разговаривают и после каждого слова делают глубокие вдохи, чтобы унести домой в лёгких немного свежего воздуха, — ведь за него не нужно платить. Стремительно проносятся автомобили, выпуская клубы бензиновой гари. Время от времени появляются пролётки; они тащатся медленно, шаг за шагом, оставляя за собой здоровый запах конюшни. В общем, в летние вечера в Риме даже те, у кого нет денег поехать в горы или на море, чувствуют себя, как на даче. Прогулки по центральным улицам совершаются…

Кто-то быстро и нетерпеливо поднялся наверх. Зиновьев узнал шаги своей дочери Киры. Ее звали Кирой (она была глубоко огорчена, что Кирой и вдруг — Ивановной!). Ей пошел восемнадцатый год. Она была взбалмошна, как батя, и скрыто высокомерна. «Кем ты хочешь быть, Кира?» — дознавались у нее взрослые. Чуть расширив глаза, она, не задумываясь, отвечала: «Стервой». Отец ее баловал (тайно от матери), любовался броской ее красотой, значительностью лица и великолепной формой всегда чуть откинутой…

Он стал пристально смотреть в окно, и я тоже замолчал, не желая вторгаться в его, по-видимому, тягостные воспоминания. — И что же произошло потом? — не удержался я наконец. Мой вопрос вывел его из задумчивости. — Ах, — сказал он, — ничего особенного. Она должна была на несколько дней уехать из Лондона и на время отъезда поручила мне свою любимую канарейку. — Но ведь остальное случилось не по вашей вине! — воскликнул я, побуждая его к рассказу. — Может быть, и нет, — согласился он, — но…

Сначала Серёжа не поверил своим глазам. Как же бабушка могла уйти без очков? Может быть, со вчерашнего дня она стала лучше видеть? Может быть, ей больше очки не нужны? Но нет, только сегодня утром — Серёжа отлично помнил — бабушка их надевала, чтобы пришить к его курточке пуговицу. Ясно — бабушка забыла очки! Серёжа не стал долго раздумывать. Уйти далеко бабушка не могла. Он догонит её! Во дворе бабушки не оказалось. Серёжа кинулся за ворота. По тротуару шли люди, но и среди них бабушки тоже…

— Да нет, так, забавляюсь просто. — А выглядит очень сложно. — Да, — Клаузнер казался встревоженным. — Что это? — спросил доктор. — Посмотреть, так прямо страх берет. — Просто одна затея. — Вот как? — Да, со звуком связанная, вот и все. — Боже праведный, дружище! Вам не хватает всяких звуков на вашей работе? — Я интересуюсь звуком. — Да уж вижу, — доктор отошел к двери, затем обернулся. — Что ж, не буду вас беспокоить. Рад, что с горлом у вас все в порядке. — Однако он медлил, продолжая…

Он бежал берегом, пока речка текла прямо на полдень, потом круто поворачивала на восток. Тогда Антошка перебежал её и вышел на проторённую дорожку. Теперь журавли были уже недалеко от него. Они ходили по полю и клевали что-то на земле. Антошке захотелось так подкрасться к ним, чтобы они этого не заметили. Кругом была открытая местность, и только налево тянулся молодой лесок. Антошка бросился туда. Долго шёл он за кустами, пока не подкрался к журавлям поближе. Потом он опустился на четвереньки…

"Придираются", -- думал Макарка, и слезы текли из его глаз. Эта несправедливость казалась ему невыразимо обидной. Он не понимал, отчего к нему так неласковы девки. Ведь он еще маленький, ему всего одиннадцать годов; может быть, он выйдет лучше всякого, когда вырастет. И он начинал грезить, как он пойдет в Москву, будет стараться и покроет всю домашнюю нужду, что лезла из всякой щели, и они увидят, что он, хотя и похож на отца, да не такой. У того все из рук валилось, а у него и зубами не вырвешь.…

Сняв с себя верхнюю одежду, охотник положил её на земле, а сам вышел из храма. Подождав немного, пока жена та наденет его одежду, он снова вошел и увидел её стоящею на том же месте, на котором была и прежде. Вид её был очень страшен, так как она имела только подобие человеческое. Не было в ней видно живого человека, но вся она была как бы мертвец: кости покрыты только кожею, волосы - белые, лицо - черное, очи - глубоко впавшие. И вообще весь вид её был, как вид лежащего во гробе мертвеца; она едва…

А мама стояла руки в карманы и тоже смотрела на Петю своими чёрными ласковыми глазами… Мама! — Дедушка, — спросил Петя, — а мы с тобой пойдём к Белому барану? — Ну что ж, можно будет и пойти. Комар Под ушко — подушку. Под спинку — простынку. Сверху — одеяло, чтоб не поддувало. Пете хорошо на простынке, мягко на подушке, тепло под одеялом. Петя далеко от папы с мамой, в лесном домике под Москвой. Вокруг него — бревенчатые стены, наверху — потолок из досок. А у папы с мамой? У них…

Хороший доменщик должен много знать и уметь. Он должен быть сильным, выносливым, не бояться ни жары, ни холода. По утрам Валерий усердно занимается гимнастикой. Подымает руки, приседает — раз-два! раз-два! — потом ложится на коврик, выгибается мостиком, а потом шагает по комнате, глубоко дышит. У него есть сыновья: старший — Витяшка и младший — Лёка. Мальчики любят смотреть, как папа делает зарядку, только это не всегда им удастся. Вот и сейчас они ещё спят. Да так разбросались…

— Ты что это на мое дерево влез? — задрав голову кверху, приступил к делу Алик. Гарик затерялся в листьях и ветвях. Виднелись только его длинные ноги, обутые в аккуратно вычищенные ботинки. Это осложняло дело. Алик не знал, какое сейчас выражение лица у противника. Если испуганное, победить его будет что раз плюнуть. Если возмущенное, — драка может получиться основательная. Алик пнул ствол дерева и крикнул: — Глухой, да? А ну, слезай с моего дерева! Сверху послышались шорох, возня, и мальчик…

— Ты знаешь? — удивился Таави. — Да, я сам выдумал, — прошептал Няссу. — Если ты поднимешься на цыпочки — сразу станешь выше. Таави спрыгнул с кровати и прошёлся на цыпочках по комнате от стула к столу, от стола к шкафу. Посмотрел на себя в зеркало: он и вправду сделался выше. Таави радостно засмеялся. Опустился на пятки и сразу стал таким, как раньше. — Ты глупый пёс, Няссу, — сказал Таави и опять лёг в кровать. — Я глупый пёс, — обиделся Няссу. — Я твой друг. Я обязательно что-нибудь придумаю.…

– Он весь выпарился, Лялька! Любой алкоголь в выпечке испаряется! – Ну вот, – надула губы Ляля, – хотя ладно, все равно ты – самый классный кулинар из всех, кого я знаю. Пойду руки мыть. – Саш, и ты иди, – с тревогой сказала Ира, – ты замерзшая какая-то. Все-таки март – это еще не весна. – Ага, моя мама говорит – пришел марток, надевай сто порток! – крикнула Ляля из ванной комнаты. Ира хихикнула, а Сашенька потянулась к ее уху и прошептала: – А дай мне кусок брауни, пока она руки моет……

— Отык… кык… куим… — считает она. — Раз… два… три… А всего в чуме одиннадцать чайников. Окся наливает чайники, а мама ставит их на печку. Всегда надо, чтобы в чуме было много горячего чая. Каждый, кто заедет к ним с мороза, выпьет чая и сразу согреется. Сильные морозы, долгая снежная пурга бывают в этом далёком краю. Живут здесь оленеводы — пастухи народа коми. Оксин отец тоже оленевод. В тундре ходят огромные колхозные стада, в тысячу и больше оленей. Олени переходят с места на место в поисках…

Норка с лаем помчалась за волком. В чуме мальчик снял с себя малицу, пояс с медными застёжками и охотничьим ножом, как у взрослого. Потом стянул с ног меховые тобоки. — Я хочу есть! — закричал он. И добавил: — Мама, я прогнал волка! — Ай! — всплеснула руками мать. — Он мог тебя загрызть… — Ин пов! Не бойся! — ответил мальчик, смеясь и усаживаясь на олений мех у маленького столика. Он всей пятернёй расчесал свои чёрные густые волосы и взял к себе на колени маленького братишку Николяя. …

Ух — священная река манси. По преданию, здесь издавна поселился какой-то лесной дух. Дух не любит, когда его беспокоят люди, кто бы ни были они. Рассказывают также, что где-то в этом районе мансийские шаманы запрятали свой знаменитый идол — «Золотую бабу». Тогда — это было в 1936 году — я работал в Кондо-Сосьвинском боброво-соболином заповеднике. Короткие и неясные разговоры о реке Ух заинтересовали меня. К тому же, по слухам, она была очень богата бобрами, и бобры там были самого лучшего качества.…

Генерал-майор Геннин был хитёр как лиса. Он быстро разобрался, кто прав, а кто виноват, и обо всём сообщил в Петербург. Демидову, писал он, не очень мило, что государевы заводы начнут здесь цвесть. Так Геннин, а вслед за ним и Высший суд во всём оправдали Татищева, доказали его честность перед царём. С тем и уехал Татищев. А Геннин остался на Урале начальником горной канцелярии. Он и завершил строительство города на Исети: возвёл плотину, завод, достроил дома и поставил во имя святой великомученицы…

Бейл крикнул Тораку, чтоб догонял, и налег на весло. Пройдя мимо Утеса, они поняли, насколько проголодались, и высадились в маленьком заливе, где развели костер из прибитых к берегу деревьев и водорослей. Прежде чем приступить к еде, Бейл бросил кусочек сушеной трески на мелководье для Матери-Моря и хранителя племени, а Торак, у которого хранителя не было, положил кусок кровяной колбасы на веточку куста можжевельника в качестве подношения Лесу. Ему это было странно, ведь Лес был на расстоянии дня…

Женя ничего не ответил. Он только пощупал в кармане гривенник и посмотрел куда-то мимо Саввы: что поделаешь, везет человеку! — Если хочешь, могу и тебя провести. — Ты всерьез? — Глухарев не любит трепаться, запомни. — А когда? — не особенно веря, спросил Женя. — Сегодня? — Завтра. — А где встретимся? Возле цирка? Савва ничего не сказал, взял Женю под руку, привел в небольшой скверик и усадил на скамейку. — Завтра в пять утра придешь на Двину. В кустах возле домика бакенщика. Ясно?…

Сохранился, к примеру, «удивительный» рассказ о том, как Твардовский вверх по течению Вислы плыл. А может быть, он попросту сумел пользоваться парусом? Говорят также, что Твардовского, изрубленного в бою, вылечил его слуга Пайонк, то есть Паук. А может быть, речь идёт о лечебных свойствах паутины, плесени или какой-то разновидности пенициллина? Известно ещё, что Твардовский строил плотины и серебряные рудники — иначе говоря, был дельным и умным человеком. Когда мы играли на берегу Мазурского…