Детская проза

image l:href="#_1.jpg" > — Задача ясна, — сказал Илья Петрович. Интересно, её не пытались решить без Машины? — Пытались. Двадцать математиков про сидели месяц и бросили. Здесь им работы на год. Вот на бумажке несколько цифр — всё, что они успели сосчитать. Илья Петрович вставил ленту в Машину, сел за стол и записал задачу в журнал. Машина тихо гудела. Перемигивались лампочки, вздыхал вентилятор, стучал пишущий аппарат. Каждый час Илья Петрович подходил к Машине и сравнивал цифры, которые…

— Мишка, айда! — крикнул Сева и, сбежав с крыльца, помчался за околицу, в берёзовый лесок. Миша бросился за братом. Вприпрыжку, обгоняя друг друга и беспричинно смеясь, бежали они по дороге, ещё крепкой, но сплошь покрытой тонким слоем струящейся воды. Но вот лесок кончился, и они выскочили на широкий, весь сверкающий, залитый солнцем луг. Странная картина открылась перед ними. Прямая, как стрела, дорога шла по отлогому склону и делила его пополам, выпирая высоким горбом, точно опрокинутое вверх…

— Гм! — Глупый! — крикнула Таффи и даже топнула ножкой. По реке как раз плыла стая больших карпов, которых папа без багра не мог поймать. — Не мешай взрослым, — сказал Тегумай. Он так был занят своей починкой, что даже не оборачивался. — Я хочу, чтобы он сделал то, что я хочу, — ответила Таффи, — а он не хочет понять. — Не мешай мне, — сказал Тегумай, обкручивая и затягивая оленьи жилы и придерживая их кончики зубами. Чужой человек (из племени тевара) сел на траву, и Таффи показала ему,…

Впрочем, пятно в воде около берега вовсе не обломок корабля, а носорог Строркс, купающийся без кожи. Под кожей он оказался таким же черным, как и сверху. На вашем месте я все-таки не стал бы спрашивать, где жаровня. Парс увидел, что кожа носорога лежит на берегу, и засмеялся от радости. Он три раза проплясал вокруг нее, потирая руки. Затем он вернулся на свой бивуак и наполнил шляпу до краев крошками пирога — парсы едят только пироги и никогда не подметают своего жилья. Он взял кожу носорога,…

В следующие два дня выяснилось, что не один Ванёк заскучал по солёной воде — из отпуска прибыли ещё двое: Вася и Костик. Первый, как и Ванёк, — будущий капитан, второй — механик. А на третий день прикатил Сергей Комаревцев. Его приезду Ванёк не очень обрадовался: не ладили они с Сергеем. Уж больно Сергей кичился и тем, что вырос на берегу моря (он был из Туапсе), и тем, что плавал кролем, и даже тем, что был правофланговым. А Ванёк замыкал строй на левом фланге, и Сергей всегда подтрунивал над ним.…

«Вот я какой счастливый! Билет я взял! Не простой билет, а туда и обратно. Уф! Уф!» Петька все время молчал. Я со злостью сказал ему: — Нечего выбирать вагон. Теперь все равно. Пошли в этот. Петька остановился и промямлил: — Может, возьмем?.. А? На лице его уже не было выражения храбрости и презрения. Оно стало беспомощным и очень честным. Но тут я не удержался. Я мстительно захохотал, я заплясал на платформе и сказал сквозь зубы: — О! Теперь-то мы не возьмем. Я тебе покажу акул и лоцманов.…

empty-line > У меня не было никакого выхода, и пришлось рассказать всю правду. Мама потребовала немедленно отнести щенка Томеку. К счастью, папа ответил, что уже поздно и можно подождать с этим до утра. Выпущенный на свободу Кляпек сразу успокоился. Когда мама уснула, я взял его к себе в постель. Он прижался ко мне и уснул. Спал ну прямо как ангел. Правда, правда! Он очень умный песик. Наверно, будет вполне породистый, только жаль, что не такса: ведь у Томека нет шкафа, настоящего шкафа…

— Здесь! — кричит Соболь, энергично проталкиваясь вперед. Раскрасневшийся мальчуган останавливается перед воспитателем, улыбаясь и вопросительно заглядывая ему в глаза. — Молодец, Соболь! А ну-ка, скажи: ты озорник? — Озорник, — отвечает Соболь со смехом и, обращаясь к провожающей его сестре, командует: — Все в порядке, можешь идти домой. Восьмилетний мальчик, который в первый раз едет один в колонию и вот так сумел пробиться сквозь толпу взрослых, а сейчас стоит передо мной вымытый, улыбающийся,…

«Не знаю». Для науки это туманность, из которой возникают, из которой рождаются новые мысли, все более и более приближающиеся к истине. «Не знаю»-для ума, не приученного к аналитическому мышлению, это пугающая пустота. Я хочу, чтоб поняли и полюбили чудесное, полное жизни и ошеломляющих неожиданностей творческое «не знаю» современной науки о ребенке. Я хочу, чтоб поняли: никакая книга, никакой врач не заменят собственной живой мысли, собственного внимательного взгляда. Часто можно слышать,…

— Но, уважаемые господа, — сказал министр просвещения, — это ведь невозможно, чтобы король не умел ни писать, ни считать, чтобы он не знал ни географии, ни грамматики. — Я тоже так думаю, — сказал министр финансов. — Как же король сможет делать подсчеты, как сможет приказывать, сколько нужно напечатать новых денег, если не знает таблицы умножения? — Хуже всего, господа, — сказал военный министр, — что такого маленького короля никто не будет бояться. Как он справится с солдатами и генералами?…

Если бы он мог читать газеты, если бы знал, что о нем говорят и пишут, было бы легче, чем так; сидеть и думать, что все о нем забыли. Бум-Друму очень хотелось повидаться с Матиушем, но он боялся себя выдать и даже притворялся рассерженным. — Матиуш выманил у меня столько золота, — жаловался Бум-Друм, — обещал научить черных детей всему. И что? Часть погибла на войне, часть сидит в лагере для военнопленных. Бедная Клю-Клю в тюрьме. И Бум-Друм хотел было перекувырнуться в знак траура, но вспомнил,…

— Сколько лет ей стукнуло? — деловито спросил Шурик, пощелкав пальцем по срубу. — Двести с лишком!.. Сыра… Сыра, — сказал дед Антон. — Это… э… это значит?.. — прошептал пораженный Шурик. — Со второй половины восемнадцатого века! — быстро подсчитал я. — Еще крепостные здесь жили… А сколько царей она пережила. А войн? И всего-всего! Странно как-то было смотреть на избушку, такую древнюю свидетельницу истории. Птицы, когда вили гнезда, повыщипали из сруба шпаклевку, и она торчала, как вата из…

Завершали процессию две пухленькие Нэнни: Нэнни Кухарка в белоснежном наряде и Нэнни Горничная в черном брючном костюме с оригинальным кружевным передником. – Я навсегда запомню эту чудесную прогулку, – произнес мистер Дорогуша. И в этот момент тихое спокойствие вечера прорезал визг автомобильного клаксона: прямо на людей и собак мчался огромный автомобиль! Машина резко остановилась около одного из домов, прямо перед испуганным семейством. Из дверей этого дома вышла высокая женщина и стала спускаться…

По улице, закрутив клубы песку, дребезжит запыленный автобус. Райцентровский. Оттуда — в двенадцать тридцать. Клюя передком, пробегает двухдиферный газик. За баранкой директор овощного совхоза. Ясно, на молочную поехал. Потом, воя так, что дрожит весь дом, проползает грузовик с двумя прицепами. Везет белые кирпичи. Тоже дело привычное. Их возят целый день. Почти всех, кто ни проходит по улице, Ромка знает. Это вот — соседская бабка Фрося. Тащится с базара. Ого! Набрала в корзину! Пенсионер Вавилин…

— Давай, можно! — заглядывая в комнату, свирепым шепотом приказал Сева. Ощутив вдруг, как гулко забилось сердце, я огляделся, помедлил и, стараясь ни за что не задеть планером, шагнул за дверь. Вообще-то, конечно, нужно было бы навести после себя в комнате порядок: вымести бумажки, стружки, проволочки, убрать со стола молоток, гвозди, клещи и прочий инструмент, чтобы мать потом не ругалась, но уж очень не терпелось поскорее убедиться, что время потрачено не зря, что сделано все правильно и модель…

— Я! — сказала Кайса. Я уже говорила, что это была бойкая малышка. — Ах-ах-ах! — сказала бабушка, лежа в постели. — Ты не сможешь это сделать, детка. Придется просить фру Ларссон, чтобы она взяла тебя к себе на Рождество. И узнаем, нельзя ли положить меня в больницу. Тут Бойкая Кайса вовсе расхрабрилась. Неужто она будет жить у Ларссонов? А бабушка ляжет в больницу? И они не будут праздновать Рождество вместе, как всегда? Нет уж, ни за что, решила Кайса, почти семи лет от роду, с самыми красивыми…

— Тут? — Да. Найдут тебя примерно через час. Покамест можешь почитать книгу. — А можно мне написать записку? — Кому? — Тем, кто меня будет искать… Чтоб поторопились… Леня подумал и сказал: — Пиши. Это даже будет интересно. Вот тебе карандаш и бумага. Люся присела и стала выводить карандашом: «Спасите меня! Я умираю… В этот день мы проводили в пионерском лагере санитарную игру. Нам надо было продемонстрировать свое умение не только оказывать первую медицинскую помощь и переносить пострадавшего…

— Это что еще такое! — говорит она. — Неужели ты не знаешь хороших песен, чтобы спеть по-людски? — По-моему, это хорошая песня, — говорит Мадикен. Но Идины песни лучше! — Идочка, миленькая! Спой, пожалуйста, про железную дорогу Иисуса Христа, по которой едут в рай. Но Линус Ида отказывается петь, когда полощет. Не хочет — и ладно! Потому что, как ни любит Мадикен песню про железную дорогу Иисуса, она никогда не может слушать ее без слез. Вот и сейчас — только Мадикен о ней подумала, как притихла…

Конечно, не час, но всё же довольно долго пришлось ждать ребятам, пока наконец на крыльцо вышел заспанный Серёжа. — Ты пойдёшь с нами? — нетерпеливо спросил Миша. — Конечно! Вот только бабушка найдёт вторую тапку, — ответил Серёжа. — Эх ты, друг! — сказал Валерка. — А по боевому сигналу тоже будешь ждать, пока бабушка найдёт твой сапог? — Так то по боевому! — ответил Серёжа. Но, видно чувствуя, что он неправ, добавил: — Если вы так спешите, я могу пойти совсем без тапок… Подумаешь, дело какое!…