Детская проза

Они все пришли провожать ее. Джейн Энн усадила игрушки на окне: Лошадь с повозкой, Просто Лошадь, Мячик, Кролика — так, чтобы можно было долго махать им, уходя. Конечно, когда отойдешь далеко, придется свернуть направо, и тогда их уже не будет видно. Тогда-то она и откроет первый раз свою коробку, потому что почувствует себя очень одинокой. Просто удивительно, до чего неодиноким делает вас кусочек шоколада. На следующее утро, выглянув в окно, Кролик увидел, что зарядил дождь. «Может, сегодня…

image l:href="#Krapivin_3.png" > — Он, вроде бы, совсем не злой, — заметил Володька. — В том-то и дело, — вздохнул Женька. — Он всех людей считает своими, потому что настоящего хозяина у него не было. Со щенячьего возраста живет беспризорный… Но он хороший. А ты собак любишь? — Не знаю, — сказал Володька. Он в самом деле не знал. Он жалел собак, если им было плохо. И кошек жалел, и зверей в зоопарке, и птенцов, которые падают из гнезда. Но дядя Витя сказал однажды, что жалость и любовь разные…

Освободив руки, мальчик принялся развязывать мешок, не переставая улыбаться собаке, которая жалась к нему, не отводя выжидающих глаз. — Не волнуйся, Гомо, не волнуйся! — ласково говорил мальчик. — Ты получишь свой завтрак. Я просил мамочку Туанетту положить побольше хлеба. Я знаю, что ты голоден, знаю! Девочка, крепко сжав руки, смотрела на мешок почти так же жадно, как и собака. Мальчик вопросительно посмотрел не нее, и лицо его вспыхнуло до корней волос. — Ела ли ты перед уходом, Деа? Только…

Но Ванчик на это не обижается. Что ж, такая у него пока что доля. Ему всего-навсего семнадцать лет (он всем говорит: восемнадцатый), и приняли его минувшей весной в научный геологический институт кем-то вроде ученика. Вот он и учится всему и всё делает. А выучится, — будет и у него настоящая должность. Другое дело Виталий Трубкин. Он старше Ванчика на три года и уже окончил заочно один курс горного института. И должность у него вполне солидная — коллектор; это значит сотрудник экспедиции,…

Стал однажды Костя на белой-белой бумаге рисовать. Нарисовал он зелёный лес. Синюю речку. Дом. А над домом красный флаг. Красиво получилось. Только чего-то не хватало. Смотрел я, смотрел на его картину, думал, думал. И догадался: солнышка на рисунке нет. Какая картина без солнышка? Хотел я сказать Косте про солнышко. Но он пошёл сменить воду в банке. Я схватил его кисточку, обмакнул в жёлтую краску и нарисовал на синем небе большое жёлтое солнце. Только оно у меня почему-то зелёное получилось.…

Петька тоже рисовал море, но только в разрезе. На дне его лежали морские звезды и рыба-меч, а над ними плыл человек-амфибия. Я вздохнул: «Мне бы сейчас листок из альбома!» Даже у Людки Алешиной на развороте альбома была нарисована арена цирка и на длинном шесте гуттаперчевый мальчик. А у Коли Грачикова белое дерево, черная ворона и внизу оранжевая лиса. Это было красиво. В общем, чего только ни рисовали ребята: и мушкетеров, и Чапаева, и пиратов, и марсиан, и Чука с Геком, и Руслана с Головой,…

Во дворе звякнуло ведро, зазвенели струйки молока: «Дзень-дзень, дзень-дзень!» Это мать принялась доить корову. С другого конца двора донеслось: «Вжинь-вжинь, вжинь-вжинь!» Начало у звуков глухое, а конец звонкий и певучий, будто кто-то от щекотки визжит. Андрей догадался, что отец точит ножи сенокосилки. Он говорил, что трава в этом году густая, оттого ножи быстро тупятся. И вдруг снова будто взыграли серебряные струны: «Динь-динь-бом! Динь-динь-бом!» Как ни старался Андрей, ничего не понял…

Во двор Филипп выходил редко. Хозяйство перестало интересовать его. Оборвалась так хорошо налаженная жизнь: опустели бригадные дворы, где с утра и до поздней ночи звенели голоса. Сейчас все замерло, только ветер поскрипывает створками распахнутых ворот. Тревожило Филиппа Дмитриевича другое… Советские войска отступали, а вслед за ними катились горькие слухи о зверских расправах фашистов над мирным населением хуторов и станиц. Что-то будет с его Аксеном и Тимошкой? Ребята бедовые, горячие, несмотря…

* * * Носить голову на больной шее очень трудно, особенно если совершенно нельзя вертеть ею, что вовсе немыслимо для человека темпераментного, каким был и остается дед Хоботька. Обычно он рассказывает об этой трижды неладной болезни с веселой ухмылкой, ничем не намекая на то, что все могло бы окончиться для него гораздо печальнее. И, надо полагать, тогда ему было не до улыбок. Темными осенними ночами, когда дует холодный ветер, табор полон степных звуков. Шелестят камышовые навесы, под которыми…

Прямо сладу с ним нет! Вот однажды Ника лёг спать, и ему приснилось: идёт он по дорожке. Навстречу ослик бежит. — Кря-кря, — сказал ослик. — Не кря-кря, а иа, — сказал Ника. — Ну и что же? — сказал ослик. Удивился Ника и дальше пошёл. Навстречу курица скачет. — Ау! — сказала курица. — Не ау, а куд-кудах, — сказал Ника. — Ну и что же? — сказала курица. Удивился Ника и дальше пошёл. Навстречу верблюд бежит. — Мяу-мяу! — сказал верблюд. — Не мяу, а по-другому, —…

В веселой речке дед Захар ловит налимов. Налимы живут под камнями, и дед Захар гуляет по реке в закатанных по колено портках и шарит под камнями. — Бог в помощь! — кричит Семеновна. — Бу–бу–бу… — отвечает дед Захар. — А кого у меня есть… — интригующе сообщает Семеновна. Дед Захар смотрит на зайца. — Никак косой? Кто дал? — Павлюниха поймала. Дед Захар выходит на берег и садится на траву рядом с Семеновной. — Ишь ты какой… — Добрый заяц? — Только жалко его, — говорит дед Захар,…

Катя вышла, проскользнула мимо спящего швейцара, отперла наружную дверь, так как ключ был в замке, и очутилась на улице. Было морозно, но ясно. Свет фонарей искрился на чистом, чуть-чуть заледеневшем снеге. Шаги раздавались в тишине четко. На улице никого не было. Катя прошла ее до угла и наудачу повернула направо. Она не знала, куда идти. Надо было спросить. Но первый встретившийся ей господин был так угрюм, так торопился, что она не посмела. Господин посмотрел на нее из своего поднятого мехового…

— Ну что! А ты — «снежный человек… говорили… говорили…» Будешь делать опыты? — А уроки? — сказала Ленча. — Завтра география, русский, история. У меня по ним двойки! Я же две недели собрание сочинений Чехова читала. Ну и… вот. — Ха! — меня осенило. — Самый опыт! Ты и не учи уроков. Совсем. А завтра, только начнётся урок, поднимай руку. Они же любят, когда мы сами вызываемся. Только не бойся. Выходи к доске и смотри на меня. Я сегодня всё выучу назубок, отцовскую книжку почитаю и передам тебе на…

После уроков я так и сделал. Петька ждал меня у булочной. Он дал мне пирожок с повидлом и сказал: — Ты, как я, перехитри пирожок. Сначала съешь тесто, а потом повидло. Кажется, что его много-много. Я разозлился: — Что ты мне «пирожок». Давай рассказывай! — Тс-с. Так вот: я тайный корреспондент. У нас всё зашифровано. Читал на днях в «Пионерке» вопрос? Большие такие зелёные буквы: «Что ты сделал для украшения родного города?» Читал? — Чи… читал… — Так вот. Это они меня спрашивают! …

Бабушка приоткрыла дверь. — Не уехал он. В больницу слёг. С давлением. Я звонила. Говорят, не ест ничего. Всё думает и грустный. Холостяцкая его жизнь. Может, поправится. Бабушка, заохав, закрыла дверь. Мы с Петькой сели на ступеньки и задумались. У меня как-то тяжело-тяжело стало на сердце. — Что же он? — сказал Петька. — Мы же друзья. Мог бы сказать перед уходом. Сообразили бы чего-нибудь. Скучно там лежать. По себе знаю. — Давай сходим, и всё, — предложил я. — «Сходим, и всё»!…

Я уже не девчонка видная, Я давно уже дама солидная. Пеликан перевернул страницу и помешал ложечкой кофе. Кофе ему явно не нравился. Похоже, он совсем остыл. Чтобы сделать глоток, птице приходилось запрокидывать голову. Горловой мешок при этом растягивался, и слышалось легкое урчание. Допив кофе, пеликан махнул официантке длинным рукавом и попросил счет. У него был низкий гортанный голос. Официантка протянула ему сдачу и не обратила никакого внимания на его необычную внешность и странный…

— Ка-кие пирожки! — сказал Игорь. — От таких пирожков у фашистов земля под ногами горела. Неужели не догадываешься, какую реликвию Фёдор Захарович нам подарил? Игорёк развернул свёрток, и Петя увидел… старую медную гильзу от артиллерийского снаряда. — Тоже мне реликвию нашёл, — разочаровался. — Она у нас, сколько помню, стояла на столе вместо вазочки — туда всякую мелочь бросали, — а когда папе подарили хрустальную, я гильзу в кладовку убрал. Хотел выбросить, а потом думаю, как металлолом сгодится.…

Справедливо это, да? Правда, обычно мне его переносят. На следующее воскресенье. Мама говорит: «Ничего, Костя, мы тебе в следующее воскресенье праздник устроим. Позовёшь ребят, бабушка пирог испечёт». Но, во-первых, это всё-таки не настоящий день рождения. А во-вторых, почему-то как раз в это воскресенье что-нибудь случается. И тогда всё переносят ещё на следующее воскресенье... А взять, например, Вовку Макарычева. Он живёт со мной в одном доме и учится вместе со мной в одном классе. Так он…

image l:href="#i_007.png" > Пластилин Тихо в комнате. Дети сидят за столом и лепят фигурки из пластилина. Ферко — улитку, Мирко — куклу, Аничка — бабу, Евичка — колыбельку, а Мишко — самые обыкновенные шарики. Слепит и катает по столу. Очень красивые шарики!.. Совсем будто в магазине куплены!.. Сделает шарик, покатает и положит в кучку. Покатает другой и тоже положит в кучку. Посмотрел вдруг Мишко на стол… А шариков-то и нет!.. — Где мои шарики? — крикнул он сердито. — Кто взял…

empty-line > — Что это ты делаешь, стрекоза? — удивилась она. — Неужели ты собираешься спать здесь одна? И, взяв Чинару за руку, бабушка повела её в столовую. На полу Чинара увидела расстеленные одеяла, на одеялах, ближе к стене, лежали подушки — всё было так, как будто бабушка и не уезжала из своего родного аила. — Я постелила нам с тобой здесь, — сказала бабушка, — нельзя тебе спать одной. — Не буду я спать на полу, — сказала Чинара. — Я всегда сплю одна, в своей кровати. Бабушка огорчилась:…