Детская проза

— Здравствуйте, — раздался звонкий мальчишеский голос, едва дверь растворилась. — Привет! Заходи в дом, — ответил Ингоульвюр. Ветер с оглушительным шумом захлопнул дверь. В прихожую вошел Лейвюр, товарищ Ингоульвюра по классу и его ровесник. Они были такими неразлучными друзьями, что в школе их называли «побратимами». Возможно, этому способствовало и то, что оба мальчика носили имена первооткрывателей Исландии. У Инги отлегло от сердца, и она даже улыбнулась, вспомнив о своих страхах. Улыбнулась…

— А, вот и будущий министр пожаловал, — услышал я голос генерала (он всегда меня звал министром), — милости просим, милости просим. Катенька, — закричал он, повернувшись к противоположной двери, — беги скорей, министр пришел. — Коленька? — послышался из соседней комнаты вопросительный голос Кати, — пусть идет сюда, я с гостями. Звук ее голоса придал мне храбрости, и я уже более развязно обошел по очереди всех гостей и, деликатно шаркая ногой, поздравил всех с праздником Воскресения Христова.…

— Нужна ты ему, — фыркнула тетя Оля. — Нужна. — Маше все труднее было оставаться спокойной. — А где же я тебе его сейчас найду? — Мама почти кричала. — Скажи, где? Или прикажешь письмо написать? Только адрес подскажи, куда писать — в Тулу, Архангельск… — Или на Колыму, — подхватил Гоблин. — Не надо никуда писать. Он сам приедет. Вот увидите. Как-то неожиданно мама стихла. Елена долгим взглядом смотрела на дочь, будто увидев в ней то, о чем раньше и не подозревала. Потом махнула рукой, еле…

Я опускаю голову — мушкетеры пропадают. География, ботаника, арифметика… «Воронцов, иди к доске, — говорит Вера Сергеевна и пристально глядит мне в глаза. — Да, да, с дневником… Расскажи, как ты решил задачу? А класс пусть послушает…» «Садись, два! — холодно бросает Антонина Петровна. — Не мог выучить такой легкий урок — строение капусты!» «Позор! — размахивает указкой Геннадий Николаевич. — Позор, Воронцов! Не знать, где находится Восточно-Сибирская низменность! Восточно-Сибирская низменность,…

Его поминутно тянуло теперь в «уголок», и он не отрываясь смотрел в чужой палисадник, через отверстие между двумя смородинными кустами. К забору, однако, Витик подходить не смел. И не оттого, чтобы боялся. Нет! Витик никогда не был трусом и даже не боялся лягушек, в то время как фрейлейн благим матом кричала, завидя их; а просто Витику запрещено было подходить к забору, а Витик был послушный мальчик. Он приходил в «уголок» в те часы, когда фрейлейн была занята чем-либо, и думал о чудовище, благо…

Кто-то фыркнул. — Правильно. Я тоже, когда стригусь, в школу не хожу. Ребята засмеялись. — Ну хватит, Сенька, пусть он садится, а то скоро звонок. — Конечно. Садись, садись. — А… куда? — Куда хочешь. — Сенька махнул рукой на все три ряда. — Ну вот сюда можно? — Можно. Только тут Капустин сидит. — А-а. А сюда? — Пожалуйста. Тут сижу я, Сеня Гиндин. Шурик совсем растерялся. Весь класс смотрел на него. — Садись, садись, — настаивал Сеня Гиндин. — А как же ты? — А я постою.…

«Очень просто, — думал Антон, пока шел за тапочками. — Папа уже топал в носках на кухню». — Я очень беспокоюсь, — вздыхала мама. — Ведь Лилька же все говорит. — Ну — женщина! — Вот ты все шутишь. — Ничего не шучу. Мы знаем: молчание — золото. Правда, Антон? А Лилька в это время отдавала приказы: — Лилька хочет кис-кис. Дайте бритву жу-жу! Это значит: мамин воротник и папину электрическую бритву. Или запросит блестящий шарик, тот единственный, который поддерживает опрокинутую чашу люстры:…

Варя молчком слушала, и ей хотелось уйти. Колины родители в колхозе не работали, деньги скопили шабашничеством и незаконной рыбалкой сетями. Да и тягостны и непонятны были девочке разговоры про тысячи, от которых пахло заплесневелой землей, и она украдкой взглянула на Колиного отца, скоро ли он перестанет говорить про деньги. Ее поразили две крупные, с горошину, слезы в обоих глазах хозяина. Она заметила, что Женька, открыв рот, с изумлением наблюдает за отцовскими слезами. — Эдак, эдак, — вторила…

— Задумывался, — сказал я. — У некоторых ребят по два дедушки и по две бабушки, а у меня никого… — А почему их нет? — спросил папа. — Они погибли на войне. — Да, — сказал папа. Он достал узенькую полоску бумаги. — «Извещение», — прочитал он, и я увидел, как у папы задрожал подбородок: — «Проявив мужество и героизм в составе морского десанта, пал смертью храбрых…» — это один твой дедушка. Мой отец. А вот это: «Скончался от ран…» — это второй дедушка, мамин папа. — А бабушки? — Они умерли…

По какому праву этот внутренний голос пристает ко мне, постоянно смущает меня? Кто он? Что это за голос? Может, совесть? Чем я взрослее, тем чаще слышу в себе внутренние голоса. Человек, по-моему, как матрешка, состоит из нескольких человек, мал мала меньше. Я иногда представляю, что состою из нескольких Артемов. Если бы вдруг ко мне приехали представители народов Земли и сказали: — Артем, до сих пор на нашей Земле существуют голод, болезни, убийства, войны, людские страдания.…

На пути ему попалась старуха с внучкой. Не надо было останавливаться и вступать с ней в разговор. Тогда было бы всё в порядке. Но Мишку подвело любопытство. — У вас дома кто-нибудь ослеп? — спросила старуха, прикрывая собой внучку от свистящей в воздухе палки. — Никто и не думал слепнуть! — пробурчал Мишка и стукнул себя палкой по ботинку. Но он уже попался на этот вопрос, как на крючок, и спросил: — При чём здесь слепые? — С такими палками только слепые ходят. — Ну да, слепые! — выпалил…

Машина свернула. Вася, очевидно, давно не был в Москве, потому что «опель» долго петлял в улицах и переулках, пока не остановился у подъезда трехэтажного дома. Майор вышел из машины. Это был немолодой худощавый человек с чуть заметной сединой на висках. Женя выскочила вслед за ним и сразу же увидела небольшую квадратную вывеску из толстого черного стекла. На ней холодно поблескивали золотом крупные прямые буквы: Московский городской отдел народного образования — Здесь! — сказал…

Глава первая В старину на самых высоких, светлых местах городов Российской империи строили церкви. В шестидесятых годах прошлого века стали строить тюрьмы и остроги. Это после того, как Федор Петрович Гааз попытался усовестить самодержцев всероссийских, доказывая, что не только в средневековой яме можно держать врагов царя и царского порядка. Цари российские послушались немца-филантропа, стали строить тюрьмы на солнцепеке и на ветру, но зато число их утроили. В девяностых годах на лучших,…

В 1934 году была впервые опубликована печатающаяся сейчас в этой книге очень сильная повесть Лебеденко «Первая министерская». В ней писатель вспоминает дореволюционные годы, отрочество и юность того поколения, лучшие представители которого в 1917 году (а иные и до того) связали свою судьбу с судьбой трудового народа, с Октябрьской революцией. Мастерски воссоздано в этой повести то давнее время, когда свирепая и тупая сила царского самодержавия давила Россию, душила все живое. Убедительно и достоверно…

Вода для них — будто воздух. Без нее не проживешь. К морю можно было спускаться по той стародавней лестнице, о которой уже говорилось, но Федор находил более красивые и романтические тропки. Такие, что голова кружится и замирает сердце. Нет, обыкновенный человек по ним вниз не сойдет. Не решится… А если и решится, то полетит с кручи вниз головой на прибрежные камни, вокруг которых всегда пенится коварная волна. С Федором этого не могло случиться. Он был не только изобретателен в играх, но и ловок,…

— Папочка, к тебе гости! Сердце старого учителя радостно встрепенулось. Он встал и вышел навстречу гостям. В передней толпилось несколько бывших учеников Ланина. Теперь это были уже студенты; но он их сразу узнал. — Ах, Сергеев, Леонтьев, Шубин, Сомов! — радостно воскликнул Николай Петрович, пожимая руки посетителям. Из их толпы выделился один и взволнованным голосом заговорил: — Дорогой учитель, от себя и от многих товарищей, ваших бывших учеников, явились мы поздравить вас с Новым Годом…

Елки ему не пришлось увидать, — убранная, покрытая свечами, она стояла в соседней комнате, и каждый раз, проходя мимо неё, старик останавливался и глядел долго-долго на её зеленые ветви, покрытые блестящими украшениями. Стройная, возвышалась она посреди комнаты, и такая праздничная, радостная, точно в доме, где она стояла, ничего не случилось, точно тот, для кого ее убирали, был здоров, и она ждала его, готовая вспыхнуть разноцветными огнями. Она одна, веселая, разукрашенная, помнила о том, что приближается…

Поздним весенним вечером, когда солнце спрячется за верхушки деревьев, неведомо откуда появляется над лесом странная длинноклювая птица. Летит низко над прозрачным ольшаником и внимательно оглядывает все просеки и поляны, будто ищет чего-то. — Хорх... хорх... — доносится сверху хриплый голос — Хорх... Раньше в деревнях говорили, что это не птица вовсе, а вроде бы чертёнок летает над лесом, разыскивает свои рожки, которые потерял. Но это, конечно, не чертёнок. Это летает над лесом вальдшнеп,…

Уже почти полстраницы исписало, вдруг посередине страницы — бац! — противная жирная, чёрная клякса! Вот беда! Прилетела на помощь розовая промокашка: чернила пила, пила, сама вся почернела, а ничем не помогла. Прискакала на помощь резинка-мышка: тёрла, тёрла, свой хвостик стёрла, а ничем не помогла. Клякса как сидела, так и сидит, чёрным глазом на всех глядит, чёрный язык всем показывает и говорит: — Я — чёрная клякса, ничего вам со мной не сделать! Карандаш из пенала выглядывает, радуется:…

— Эй, вы! — говорит Серега. — Не вздумайте обмануть! Как нарисуете, давайте мне ее под дверь. Пока не посмотрю, вас не выпущу! — Ладно, ладно! — говорят. — Уже рисуем. Через час просунули нам газету. Прекрасная газета. Мы ее повесили, потом пошли вниз к нянечке, говорим: — Баба Саня, там на втором этаже кто-то ребят в классе закрыл… И сами бежать. А то ведь ловили мы их по одному, а теперь их много… — Вот она! — говорил но дороге домой Серега. — Организаторская шишечка! — Он шел без шапки,…