Поэзия

На даче в Васкелово Километров на двадцать окрест Поселковая старая баня. На шестнадцать помывочных мест — По четыре на каждом диване. На неделе три дня без забот Отмокает посёлок на лавках, На полке греет душу народ — Это вам не на пляже и в плавках. Душа нет, тесновато, темно, Да и пар не доходит до марки, Не «Европа» конечно же, но… Хоть сейчас за неё выпью чарку. «Суббота, баня, прорубь, пиво, сыр…» Суббота, баня, прорубь, пиво, сыр. Баня, прорубь, пиво, сыр,…

Нашим герметикам [1] все хотелось найти себе предтечу, да непременно чтобы был свой, а не француз или англичанин. Италия, которая имела поэтов великих, но не имела «проклятого поэта», может быть довольна, что теперь есть под рукой здешний уроженец — слепок с Гёльдерлина по одержимости манией преследования, с Рембо — по исступленному бродяжничеству. Но когда схлынет волна моды, в истории поэзии для Кампаны останется уголок куда более скромный, чем то место, которое хотели бы ему присвоить эти герои…

Сваю першую кнігу паэт прысвяціў французскаму пісьменніку Элеміру Буржу, аўтару рамана «Птушкі адлятаюць, кветкі вянуць». Герой рамана, рускі па паходжанні, змагаецца на баку парыжскіх камунараў. Гэта прысвячэнне паказальна для разумення палітычных ідэалаў Апалінэра. Другая паэтычная кніга «Алкаголі» адкрываецца паэмай «Зона». Паэт нібы размаўляе сам з сабой: ён малюе шырокія карціны жыцця беднякоў, горкага лёсу эмігрантаў. Зона Парыжа — рабочае прадмесце, кварталы, якія паэт супрацьстаўляе шыкоўным…

Однажды я во время нашей помывки заигрался с мальчишками в озере, прибежал в баню с посиневшими от холода губами. Тут-то и попало от деда. Он сильно рассердился, кинул меня на банный полок и стал нещадно хвостать веником с крапивой. Я вытерпел эту экзекуцию. Но потом дома всю ночь не мог заснуть, спина свербела, как у чесоточного. Дед, любивший по утрам потереться своей спиной о косяк двери, посмеивался надо мной: «Чешись, Вова, шкура будет нова!» Чирей, порез и разбитый нос Как-то…

№ 12 Что за фокусы, Марруцин Азиний? Ты зачем на пиру, среди веселья, У беспечных гостей платки воруешь? Ты находишь, что это остроумно? Это, дурень, и низко, и безвкусно! Что, не веришь мне? Ну поверь хоть брату, Поллиону, — чего бы он не отдал, Чтоб твои безобразия загладить! Он моложе, но смыслит и в остротах, И в приличьях, не то что ты, невежа! В общем, либо готовься триста ямбов Получить, либо живо отдавай мне Мой платок. Не ценою он мне дорог, Но как память…

* * * Злуюся, бо не разумею... Загадкі мяне бянтэжаць. Мой розум нямее, я трачу надзею... Сумненні мой гонар карэжуць. Я ад усіх у сабе замыкаюся, бо на пытанні не знаю адказаў... З дурасцю ўласнай паціху звыкаюся. Перажываю спакойна паразу. Страчаны рай Было з прыродаю адзінства... Дзе ты, чароўны край? Не вернемся ніколі мы ў дзяцінства, у блаславёны рай. * * * Сыпаўся зорны дождж чэрвеньскай ночкай з неба. Шаптала…

Не ревнуй меня к августу Ты не ревнуй меня к августу И не ревнуй к сентябрю. Просто люби, пожалуйста, Так же, как любишь зарю! Так же, как синее небо В бархатных облаках, Так же, как яблоки Мельбу С искрами на боках! Ты не ревнуй меня к ветру Или к колдунье Луне. Только с тобой буду, верь мне, Жизнь подарю лишь тебе! 31.01.2011 Я оставлю тебя на осень Я оставлю тебя на осень… Когда листья зардеют на клёнах, Когда ляжет туманов проседь На озимых полях зелёных.…

14.03.2009 Путь Матушки — России горек, труден… Путь Матушки — России горек, труден. Кто сможет повернуть движенье вспять? Но среди серых и тяжелых буден Головку дочери поглажу я опять. Гоню предчувствия и все гоню печали!.. Тоскою черною мы все заражены. Для счастья мы детей своих рожали! Для мира и добра, не для войны! 07.04.1994 Я верю Я верю                   в будущее России! Растите дочь,                   растите сына! Я верю…

Таинственное происхождение бросило отсвет на всю жизнь поэта. Пока юный Вильгельм Костровицкий ходит в школу — сначала в коллеж в Монако и в Каннах, а затем в лицей в Ницце, — его мать играет в казино и приобретает репутацию «красивой авантюристки». И когда в Ницце семнадцатилетний начинающий поэт и его товарищ по лицею Анж Туссен-Аюка приступают к изданию рукописного журнала, сразу же приходится думать о первой мистификации — о псевдониме. Как сообщает друг и биограф поэта Андре Бийи, в журнале…

Я не люблю дома Утро и вечер – серость, но согревает тепло, то, что имела смелость лето любить одно. Губ розовый куст, небритой щеки горизонт, вряд ли когда вернусь в объятий уютный дом. Вряд ли ещё смогу встретить чище слова иду… Под ногами рагу зимней простуды, слюна смешана с серым дождём, с тем, что рыдал вчера. Я не вернусь в твой дом. Я не люблю дома. Стоит ли звонить бывшим? Нет ничего хуже маринованных поцелуев. Они у меня в холодильнике. Открыл их…

Я всё время себя за свою приземлённость казню, За свою неспособность, шутя, одолеть притяженье Этой грустной земли. Вот и листья, терпя пораженье, Опадают на землю. И, падая, нашу возню, И обыденность нашу, и нашу земную тщету Потихоньку возносят на сказочную высоту. «Ну что ж, будем вёсла сушить…» Ну что ж, будем вёсла сушить. Нам некуда больше спешить. Хоть путь, слава Богу, не весь, Давай остановимся здесь. Пусть лодочка тихо стоит, Пусть что-то ещё предстоит. «Мне время…

Р. Ваше Величество, сегодня ночью ко мне явился Архангел. Он показал мне, что случится в эти сто лет, если мы начнем войну. Н. Что случится? С кем? Мимо, прямо по клумбе, пробегает одна из великих княжон. Н. Анастасия, смотри под ноги! P. С англичанами, с французами, с австрийцами, с немцами — в общем, со всеми, и с нами тоже. Вот что дано мне было увидеть минувшей ночью. И что случится с итальянцами, турками, немцами… H. С немцами? Говори же скорее, с ними-то что случится?…

Комиссованный с фронта по ранению, он с головой провалился в нужду прифронтового края — растерзанной немцам Брянщины. И мыло это, да шапка сухарей были сказочным подарком подгулявших аэродромников за починенную им проволочную ограду вокруг склада. Растерялся тогда мужик, ошарашенный таким подарком редкостным, и глаза его доброй радостью засветились. — В город бы теперь, да продать! — невольно вырвалось у него. — Куча грошей! И видя, с какой безоглядностью принял мужик этот обман, как он…

Привидение Привидение в доме напротив, Каждый вечер стоит у окна, И молчаньем с ума меня сводит, Смотрит долго и прямо в глаза. Зажигается свет, пропадает, В темноте силуэт как живой, Это девочка тихо страдает За того, кто с подзорной трубой. Пеной морской… Пеной морской освежаешь ладони, Моешь лицо, ощущение боли… Соль на ресницах застыла слезами, Ты вся искришься, кристаллы сияли. Вся хрусталем как бы ты приоделась, Кожа хрустальная, хрустальное тело, Вся в невесомость…

Архивариус живо вскакивает и кланяется не без достоинства. (Насмешливо.) Мы с вами из одного теста — бессребреники… (Вновь становясь серьезным.) Одно меня угнетает. А что, если я ошибаюсь? И как раз Пушкин, Гоголь, Грибоедов и иже с ними строят Россию, а не политики и полководцы? Но нет, этому отказывается верить разум. Бумагомаратели, чего они стоят? А Радищев? Екатерина ополчилась на него, как на Пугачева, а эта государыня была великим политиком. И почему столько шума вокруг маленького курчавого…

* * * Если поедете в Бухару, То возьмите меня в Бухару. Я так люблю большую жару, Люблю большую жару. А в той Бухаре будет там базар Базар будет благоухать, И будет там проходить Бальтазар. И бедрами колыхать, Станет там белых верблюдов строй, А на одном из них Я буду сидеть с молодой женой Между горбов двоих. И будет там проходить Гаспар, А с ним идти Мельхиор Такой у них в Бухаре базар Заведен с античных пор. Там будут пахнуть чеснок с хурмой, Цвести на холмах кизил.…

– Ну уж! Вопросом на вопрос… Или – личное? – Да шучу я! Месяца через полтора, наверное. – Будет у меня тоже племянничек… Как назовёте? – В честь деда. Никифором. – Славно! Сейчас запишем тебя ко мне временно… ты в Москве до какого? – Так вот, насчёт работы… представляешь, батя тут рассказал: были времена в его молодость, когда «Закон о постоянной всеобщей занятости» ещё не существовал, а только витал где-то в воздухе и шатались по улицам просто толпы людей постоянно, представляешь? А сейчас,…

Точно. Т р е т и й Вот-те раз! Так что же делать? П е р в ы й Надо солью запасаться. Ч е т в е р т ы й Спичками! П е р в ы й Мукой! В т о р о й Дрожжами! П е р в ы й Краской! Т р е т и й Нитками! Ч е т в е р т ы й Гвоздями! В т о р о й Кто последний? Т р е т и й Я последний. В т о р о й Вы последний – я за вами. (Выстраиваются в очередь.) Сцена 2 На ступенях дворца.…

Любский Изволь их ждать! Да что за важные особы? Уж им опаздывать! Бирюлькин, например, Ведь барин небольшой — в отставке землемер, Актер весьма плохой и человек прескучный. По милости моей имеет хлеб насущный, И если б только я хотел его прижать... Любская Вот то-то, батюшка, всех хочешь одолжать, Готов хоть всё отдать за пару комплиментов. Он год по векселю не платит и процентов, А ты, сударь, молчишь. Любский                       …

Ничего, ничего, спасибо. Это просто сон. Такая пьеса, комедия, знаете? Сон… в летнюю ночь! Второй актер Шекспира-то? Как же, знаю. Трудная вещь. В семьдесят третьем я там Основу играл…. (с ностальгической блаженной улыбкой) С треском провалился! Третий актер Какой Шекспир, ребята! Весь вышел наш Шекспир! Теперь у нас только вечный сон в перспективе… И в летнюю ночь, и в зимнюю… Глубокий сон без сновидений среди червей, в сырой земле… Вторая актриса Не хочу в земле!…