Поэзия

        горячо, И на душе         светло... ...Жаль, что все это                  прошло, Дай затянуться             еще.           * * * Много раз был сожжен на костре, Много раз был разорван я львами, Много раз на священной горе На кресте был распят я вами, Много раз был растерзан толпой Я на радость бездумным невеждам... И, подверженный воле слепой, Умирал и терял я надежду. Умирая, я вновь воскресал, Чтоб меня мир жестокий терзал.          …

Мы просим Вас благословить На штурм. И шанс есть неплохой Ваш стяг к обеду водрузить На главной башне городской!" А полководец недвижим, И лишь под глазом дрогнул нерв. "Пошлите, - говорит своим Помощникам, - туда резерв. Облейте маслом ворота И подожгите, пусть огонь Съест древесину. И тогда Штурмуйте с Богом. Где мой конь?" Встает, выходит из шатра, На скакуна садится он. На скулах отблески костра, В который город превращен. "Усильте с запада…

Генерал Малый рост, усы большие, Волос белый и нечастый. Генерал любил Россию, Как предписано начальством. А еще любил дорогу: Тройки пляс в глуши просторов. А еще любил немного Соль солдатских разговоров. Шутки тех, кто ляжет утром Здесь, в Крыму иль на Кавказе. Устоявшуюся мудрость В незатейливом рассказе. Он ведь вырос с ними вместе. Вместе бегал по баштанам… Дворянин мелкопоместный, Сын в отставке капитана. У отца протекций много, Только…

Разумеется, на мелодию Агапкина, ставшую в годы Первой мировой войны поистине народной, исполнялись и многие другие тексты. Спустя столетие сохранилось наверняка лишь очень немногое. Вот, например, какие слова звучали в песне, которая на мелодию «Прощания славянки» была написана, по всей видимости, в 1916 году во время летнего наступления русской армии на Юго-Западном фронте («брусиловский прорыв»): По неровным дорогам Галиции, Поднимая июньскую пыль, Эскадроны идут вереницею, Приминая…

4 Каждый вздох, мир себе отнимая Аннотация: «наши новые души, гудящие как фонарные дуги…» Каждый вздох, мир себе отнимая, превращает в живое тепло, Оно светлым на листьях взошло и на окнах сквозь изморозь тает. Тяжесть вздоха землёю куется в бесконечных лугов аромат, этим запахом светится сад и улыбкой природы зовется. Словно дети в околках березы шумят, словно степи бескрайни дороги, о тоске, одиночестве мне говорят и уходят в счастливые дали. Там пируют…

Скалолазка Я спросил тебя: «Зачем идете в гору вы? — А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой. — Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово…» Рассмеялась ты – и взяла с собой. И с тех пор ты стала близкая и ласковая, Альпинистка моя, скалолазка моя, — Первый раз меня из трещины вытаскивая, Улыбалась ты, скалолазка моя! А потом за эти пр'oклятые трещины, Когда ужин твой я нахваливал, Получил я две короткие затрещины — Но не обиделся, а приговаривал: «Ох, какая же ты близкая и ласковая,…

«Пуститься ли в неведомые страны…» Пуститься ли в неведомые страны, Под звонкий грохот якорных цепей, Избороздить моря и океаны На палубах могучих кораблей; Зарыть ли здесь, у тихого залива, Мою судьбу в садах усталых роз И вспоминать потом неторопливо Победы и удары прошлых гроз; Уйти ли вновь в водоворот событий, Взнести опять едва забытый меч, Начать плести, и рвать, и путать нити, И глупости бессильной жертвой лечь; Иль у ворот спокойного Стамбула,…

И закат этот жёлчный, без искры огня – Ни причин нет, ни следствий… От кружения улиц – глупей и балдей! – Хаос окон, прохожих, витрин и блядей… Разве в Лувр заглянуть? Но от очередей Я отвык ещё в детстве… Никуда не ходить, Ни на ком не скакать, Лучше пусть по странице проскачет строка И уздечку под лавкой не надо искать – (Тоже связано с риском Потерять ни за что ариаднину нить) – Лучше Дилана Томаса переводить И болтать о Багрицком… Вместо этой, к нам не добежавшей…

Хайку * * * Плещет волна. В одном направлении движется Целую жизнь. * * * Тихая грусть. Свил паутину паук Средь невысохших листьев. * * * Женщина, родившая тебя, Украла душу твою — Пустота. * * * Вспыхнул закат. Одинокая пустая беседка — Домик моей души. * * * Солнце закатилось за море, А кажется — Утонуло в нём. Владимир Елистратов Леди Ру 1. Всё кончено Плакать не хотелось. Есть — тоже.…

И тропка к колодцу давно заросла. Так странно — сердце болит всё сильней В исчезнувшем доме вдали от людей, На этой забытой ненужной дороге, Где нет даже пыли, а ночью в тревоге Взлетает рой летучих мышей. Пронзительно козодой закричит, Захлопает крыльями где-то в ночи, Издалека начинает он снова, Пока, наконец найдёт своё слово. И проскрипит, и опять замолчит… Я не знаю, кто они, но они тут кругом, Те немые, что делят со мной этот дом, Живём мы под тусклой…

Сентябрь 1881 * Полураздетая дуброва, * Полураздетая дуброва, Полуувядшие цветы, Вы навеваете мне снова Меланхоличные мечты. И так идут они к туманам, Так дружны с сумраком небес, Как крест — с кладбищенским курганом, Как сказка — с прелестью чудес! 10 октября 1881 * В кругу бездушном тьмы и зла, * В кругу бездушном тьмы и зла, Где все — ханжи и лицемеры, Где нет ни искры теплой веры, Ты родилася и взросла. Но ложь коснуться…

И молвил он, сверкнув очами: «Ребята! не Москва ль за нами? Умремте ж под Москвой, Как наши братья умирали!» И умереть мы обещали, И клятву верности сдержали Мы в Бородинский бой. Ну ж был денек! Сквозь дым летучий Французы двинулись, как тучи, И всё на наш редут. Уланы с пестрыми значками, Драгуны с конскими -хвостами, Все промелькнули перед нами, Все побывали тут. Вам не видать таких сражений!.. Носились знамена, как тени,…

Теперь               довольно смеющихся глав нам. В уме            Америку                             ясно рисуете Мы переходим                              к событиям главным. К невероятной,                               к гигантской сути. День          этот                  был                         огнеупорный. В разливе зноя земли тихли. Ветров иззубренные бороны вотще старались воздух взрыхлить. В Чикаго                 жара непомерная:…

Гадать по старой карте мира, по лоскуткам морей и стран. Пока дождем ликует сырость, даря отравленный туман. Гадать по карте… Океаны хранят безмолвие глубин. И мне вдруг кажется так странно, что в прошлой жизни я любил. Любил, дышал в твои ладони, Хотел твоими снами стать. К чему гадать? Мой остров тонет. А я устал его спасать. Глазам уже не больно Глазам уже не больно Смотреть на странный свет. Я прошлое на бойню Веду — спасенья нет. …

Тогда Он устремился вперед, прикоснулся к многоцветным одеждам женщины и спросил ее: «Неужели нет иного пути, по которому можно следовать, кроме греховного пути?» И обернулась женщина, и узнала Его, и со смехом ответила: «Но ты же простил мои грехи, а мой путь — это путь наслаждения». Тогда Он покинул город. И когда Он выходил из ворот, то увидел юношу, который сидел на обочине и горько плакал. И подошел Он к юноше, и прикоснулся к его локонам, и спросил: «Почему ты плачешь?» И обернулся…

* * * вот соседка и сажает несколько белых лилий ковыряя землю ложкой чтоб осенью съесть ведь каждый деревенский танцует с умершим немножко в палисаде на поминках глаза как на крючке приманки ждут вот гроб несут увидят даже если те свернут с дороги а коробочки адамовых свечей сами разнимаются и в грунт подошли те значит к ней * * * травка для настойки торгует скудным часом на блестящих ножках зелёных отец не был себе господином тянул тонкие пальцы…

II Земля забинтована ватой, Совсем израненный Герой. Мое согласие! права ты, — Зима, упавшая горой!..   И это, следовательно, надо,   Штоб бубенцы и лет саней,   И блеск, и скрежет рафинада,   И лес, зеркально, без теней!.. Вошед привычку, став натурой, Лишение зеленых крас И кочек пашни темнобурой   Не удивляет больше нас, —   Внезапу вверженных белизны   Сугробы североотчизны. …

Песнь Мирязя (продолжение) (См. «Пощечину общественному вкусу») Написано 1907 году Синатое небо. Синючие воды. Краснючие сосны, нагие…чьи локтероги тела. Зеленохвостый переддевичий змей. Морезыбейная чешуя. Нагавый кудрявый ребенок. Чья ладонь — телокудря на заре. Пронизающие материнский дом во взорах девушки, чье рядно и одеймо небесаты голубевом, тихомирят ребенка. И умнядь толпоногая. И утроликая, ночетелая телом, днерукая девушка. И на гудно зова летит умиральный злодей…

Соседи Ей же В сиреневом лете, в сиреневом дыме — Я вижу! я вижу! — соседи (В просвете прошедшая леди Была в диадиме) Возносят бокалы. Но я ли, усталый От этой расплаты, Приму их увядшие крылья И каждый горбатый Язык воскового вина? Я знаю, что каждая леди Уже в диадиме; Ей снится: в сиреневом дыме Она возноситься должна. И мне ли — сухие копытца По лестнице? Мальчик глядится В таблицу из меди, Коричневый, широкоскулый, В измятом венке бересклета:…

14. Он поднимает руку на ребенка своего; он взалкал, и отнимает кусок от жены своей; с ней связан ради своего инстинкта — связан навеки. Связан ревностью по закону: жить для вечности. 15. О, этот великий закон, он во всем. — Ради него живут люди, ради него закон самохранения. Вникните в это. Здесь мудрость. И брак навеки связал его, и ревность — охраной брака и их навеки. 16. Но, посмотрите, нет жалости в нем, нет сострадания к другим; он эгоист. Эгоист. 17. Вот проходят века и стоит перед…